Елизавета Дворецкая - Корни гор, кн.1: Железная голова
– Он и сейчас здесь, – пискнул чей-то слабый голос. – Он где-то здесь… Спрятался…
Возле самой двери на полу сидели две бедно одетые женщины, худые, изможденные, похожие на бродяжек. Одна из них была старухой, а вторая – молодой, но ее измученное лицо, казалось, не имело возраста. Сейчас она суетливо озиралась, делала непонятные знаки дрожащими пальцами, точно обирала паутину перед собой.
– Он здесь… Опять здесь… Тролль, рябой тролль… – бормотала она. Вдруг лицо ее исказилось мучительной тоской, и она пронзительно закричала: – Убейте его, убейте! Вон он, вон он!
Ее вытянутый тонкий палец указывал на Гудлейва Дрозда, одного из соседей Эйвинда, приглашенного на пир. Гудлейв изумленно смотрел на бродяжку и даже приоткрыл рот, ткнул себя в грудь, точно хотел спросить: она имеет в виду меня? Домочадцы и гости ошарашенно переглядывались.
– Помолчи! – Старуха дернула девушку за руку, и та мигом умолкла. – Хродмара Рябого тебе не поймать. Нету его здесь, нету. Сиди смирно, пока не выгнали.
Девушка послушно замолчала, съёжилась и спрятала лицо в коленях. Гудлейв Дрозд облегченно вздохнул, покрутил пальцем возле лба. Кое-кто засмеялся.
– Не слушай, Гудлейв! – утешила его Фрейдис хозяйка. – Она помешанная. Ее так и зовут – Гальни. У нее, бедняжки, даже имени не осталось. Не выгнать же ее в лес среди зимы. Не слушайте ее, ей теперь везде мерещатся фьялли. Она никого не сглазит.
– Должно быть, она их повидала немало? – спросил Гельд. – Этих фьяллей?
– Она с Запада, – коротко пояснила хозяйка. Гости понимающе закивали.
Долгими зимними вечерами обитателям любой усадьбы найдется о чем поговорить. В этой рано или поздно все разговоры сводились к войне. Селедка резво прыгала с языка на язык и незаметно превращалась в кита: Гельд услышал и старые саги о том, как Хродмар сын Кари сражался с великаном (чего не было), как Эрнольв Одноглазый котлами черпал золото из озера в Медном Лесу (чего тоже не было). Не остались без внимания и подвиги Асвальда ярла: по побережью, как оказалось, вовсю гуляла повесть о том, как квиттинская ведьма превратила всех убитых квиттов в железных великанов и они наголову разбили огромное войско фьяллей.
– Ну уж это неправда! – не выдержал Гельд, который покатывался со смеху, слушая все это. – Не всех убитых, а только одну отрубленную голову. И Асвальд Сутулый увел оттуда целой почти всю свою дружину.
– А ты откуда знаешь? – оживились гости. – Разве ты это видел?
Бьёрн Точило насупился: похоже, этот парень собрался сам себя погубить.
– Я слышал, как об этом рассказывали сами фьялли, – не смущаясь, ответил Гельд. – И даже видел эту железную голову.
– Ты был в Аскефьорде?!
– Был. – Гельд гордо приосанился, будто рассказывал о великом подвиге. – Мы подумывали, нельзя ли купить у них железа, раз они собирают дань с Квиттингского Запада и Юга. У граннов и тиммеров на железе сейчас можно очень хорошо заработать! Кто бы стал отказываться! Но только у фьяллей железа нет, кроме одной железной головы.
– И та на плечах у конунга! – вставил молодой парень, сын Эйвинда, и все расхохотались.
– И как тебе у них понравилось? – полюбопытствовала Фрейдис хозяйка. – Небось у каждого на руке по золотому обручью? Хотя бы у себя дома они похожи на людей?
– Как сказать… – Гельд помедлил.
На самом деле он отлично знал, что у себя дома фьялли похожи на людей не меньше других. Но как сказать это при бедной дурочке Гальни, что из-за них лишилась рассудка?
– Моя дружба с ними не очень-то получилась, – наконец сознался Гельд как бы нехотя. – Я там убил одного человека, да еще и из дружины конунга. Мы с ним повздорили… и теперь о нашей встрече только я один и могу рассказать. Он умолк навсегда.
– Ну, и правильно! – Эйвинд хёльд одобрительно похлопал его по плечу. – Так с ними и надо. Вот когда мы в той битве захватили Поросячью Радость…
Похоже, что расположение хозяина к Гельду укрепилось после того, как тот «вполне правдиво» рассказал о своих фьялленландских подвигах. Говорят, что неполная правда есть та же самая ложь. Гельд старался не думать об этом: было слишком неприятно ощущать себя лжецом. А сказать всей правды никак нельзя: ведь сейчас он старается раздобыть у квиттов железа, из которого будут выкованы мечи на квиттов же. Собравшись с силами, Торбранд конунг попытается подчинить себе и Квиттингский Восток. Это будет уже не его дело. Но все же Гельд, сидя у очага Эйвинда Гуся, не мог избавиться от мерзкого ощущения, будто явился сюда убить хозяина и разорить его дом.
Но что он мог поделать? За прошедшее время душа его не успокоилась. Не только Бьёрну, но и самому себе Гельд каждый день заново твердил, что ему не оставалось другого выхода, кроме как взяться за поручение Торбранда конунга. Но неприятное чувство не проходило, и назавтра он твердил свои оправдания снова, с настойчивостью и какой-то злобой, но спокойнее ему не становилось. Это злосчастное убийство… хм, этот злосчастный случай с Ормом – даже в мыслях Гельду было гадко повторять слово «убийство» – сбил его с прямой и ясной дороги и теперь заставлял лгать. Ему, всю жизнь открытому для мира и людей, теперь приходилось прятать от них комок грязи в самой глубине души. Да, Орм оскорбил его, но Гельд действительно дал тому повод усомниться в своем благородстве. Разве достойный человек обнимает тайком невесту конунга, с которым хочет быть в дружбе? А зачем он это делал…
Об Эренгерде Гельд старался не вспоминать. При мысли о ней в его душе вспыхивал целый пожар надежд и тревог. Если она его любит… но об этом еще рано думать. А если все же не любит… тогда к чему все это, весь этот поход за железом? Зачем он вообще живет? А задавать такие вопросы опасно, иначе жить не захочется, и Гельд гнал от себя образ Эренгерды. Она так прекрасна, такая светлая и живая, как сама богиня Фрейя, так почему же воспоминание о ней наводит на мысль о смерти? Или дух Орма Великана тянет убийцу за собой?
Ночью Гельда мучили тяжелые мысли: он просыпался ни с того ни с сего и принимался ворочаться. Но днем, среди людей, он забывал о неприятном и сам верил, что ничего особенного с ним не случилось. В нем теперь образовалось как бы два человека, и он сам не знал, который из них настоящий.
– Знаешь, у меня тут есть кое-какой товар! – сказал ему Эйвинд хёльд через несколько дней после приезда. – Пойдем-ка посмотрим, если ты ничем не занят.
Гельд насторожился. Пока что он не заводил определенных разговоров о торговле, выжидая, как требует вежливость. Но если хозяин сам заговорит о делах, кто же станет отказываться?
– У меня есть хороший лён, для своей хозяйки купил, – рассказывал ему Эйвинд, ведя за собой через двор. – Вот тут. – Он отпер дверь клети, выстроенной отдельно от дома. – Тут у меня лён, есть готовое полотно, локтей двести простого и полсотни крашеного. Есть хорошие оленьи шкуры…
Войдя вслед за хозяином, Гельд оставил дверь открытой, чтобы в клеть проникал дневной свет. Эйвинд деловито гремел ключами, отпирая лари, для крепости окованные железными полосами с рунами «одаль», охраняющими имущество.
– Ты хочешь это продать? – Гельд внимательно оглядывал полотно и шкуры, хотя они были ему не нужны. – Товар, конечно, неплохой. А замки, скажу честно, еще лучше. Только не разберу откуда.
– Это наш Рам ковал. Моей хозяйке, видишь ли, приглянулось твое обручье. – Эйвинд вытянул шею и кивнул вниз, на опущенную руку Гельда.
Гельд приподнял руку с золотым обручьем и негромко засмеялся: оно нравилось и ему самому.
– Видишь ли, моя Фрейдис – очень знатного рода! – стал объяснять хозяин. Он сам себя уважал за то, что сумел сосватать такую родовитую невесту. – Она в родстве с самим Гудмодом Горячим из усадьбы Плоский Камень, знаешь, возле поля тинга? Ее бабка Асвейг была сводной сестрой его деда Гудварда Глухаря. Жить кое-как ей не пристало, и мне немало приходится трудиться, чтобы ей угодить. А такое славное обручье ей бы очень подошло. Как ты смотришь на то, чтобы уступить его мне?
– Я сам получил его за тысячу локтей крашеного сукна, – ответил Гельд, всем видом показывая, что готов торговаться. Разговоры о товарах следовало всемерно поддерживать. – Конечно, твоя жена достойна иметь все самое лучшее, но ведь каждый сам себе товарищ. За полотном не стоило так далеко ездить. Мне нужно кое-что другое.
Он выразительно посмотрел на Эйвинда и мысленно усмехнулся: давно ли о простом железе начали говорить обиняками, точно о какой-то священной тайне или даже о чем-то непристойном?
Эйвинд хёльд отвел глаза и многозначительно повертел шеей.
– Кое-что другое забрали слэтты! – ответил он. – Хильмир конунг… вернее, его сын Хеймир ярл, который женат на дочке нашего хёвдинга, сам объезжал все побережье и с каждого хозяина брал клятву, что все железо мы будем продавать только ему. Все, понимаешь?
