Фрэнк Херберт - Бог-Император Дюны
— Я создаю это человеческое общество, формируя его более трех тысяч лет, открывая двери из незрелости для целых народов, — сказал тогда Лито.
— Ничто из сказанного тобой не объясняет армии из женщин! — запротестовал Айдахо.
— Изнасилование противоположно женщинам, Данкан. Ты спрашиваешь о различиях поведения коренящихся в различии полов? Вот одно из них.
— Перестань менять тему!
— Я не меняю тему. Изнасилование — это всегда плата за победу военной мужской силы. Мужчины не должны были отказываться от любых своих незрелых юношеских фантазий, занимаясь насилиями.
Айдахо припомнил, как при этом уколе его начал одолевать нарастающий гнев.
— Мои Гурии укрощают мужчин, — сказал Лито. — Это одомашнивание, то, что женщины узнали из эпох необходимости.
Лишившись слов, Айдахо воззрился на укрытое как в рясе лицо Лито.
— Укрощать, — сказал Лито, — означает приводить к упорядоченной модели, обеспечивающей выживание. Женщины научились этому в руках мужчин — теперь мужчины учатся этому в руках женщин.
— Но ты говорил…
— Мои Гурии часто подвергаются первоначальной форме насилия только для того, чтобы обратить это в глубокую и связывающую взаимозависимость.
— Черт побери! Ты…
— Связующее, Данкан! Связующее.
— Я не чувствую себя связанным…
— Образование требует времени. Ты — тот древний эталон, который может быть мерилом нового.
После этих слов Лито Айдахо на мгновение перестал что-либо ощущать, кроме глубокого чувства потери.
— Мои Гурии учат зрелости, — сказал Лито. — Они понимают, как должно им надзирать за созреванием мужчин. Через это они приходят к собственной зрелости. В итоге, мои Гурии превращаются в жен и матерей, избавленными от той тяги к насилию, которая весьма свойственна юности.
— Чтобы в это поверить, я должен увидеть!
— Ты увидишь это на Великом Причащении.
Стоя рядом с Лито в зале Сиайнока, Айдахо признался, что он увидел явление огромной силы, вполне способное сотворить тот вид человеческого мироздания, о проекте которого говорил Лито.
Лито опять убрал криснож в шкатулку, а шкатулку в отделение своей королевской тележки. Женщины наблюдали в молчании, даже малые дети притихли — всех подавила сила, наполнившая этот огромный зал.
Айдахо поглядел на детей, зная из объяснений Лито, что этим детям будут пожалованы должности, дарующие власть — и мужчинам, и женщинам, каждый будет помещен в нишу своего могущества. Дети мужского пола будут подчиняться женщинам на протяжении своей жизни, совершая по словам Лито «легкий переход от незрелой юности к воспроизводящим самцам».
Рыбословши и их потомство живет жизнью, «наделенной неким возбуждением, недоступным для многих остальных».
«Что произойдет с детьми Ирти?» — задумался Айдахо. — «Стоял ли здесь мой предшественник, наблюдая за тем, как его одетая в белое жена причащается в этом ритуале? Что мне здесь предложит Лито?»
С этой женской армией амбициозный командующий мог бы захватить Империю Лито. Мог ли на самом деле? Нет… Пока еще Лито жив. Лито говорит, что женщины «по природе» не воинственно агрессивны.
Лито сказал:
— Я этого в них не взращиваю. Они знакомы с цикличностью королевского фестиваля, повторяющегося каждые десять лет, со сменой гвардии, с благословением нового поколения, с молчаливыми помыслами о павших сестрах и любимых, о тех, кто ушел навсегда. Сиайнок за Сиайноком следуют как предсказуемые мерила. Сама перемена становится отсутствием перемен.
Айдахо поднял взгляд от женщин в белом и их младенцев. Он оглядел огромную толпу молчаливых лиц, говоря себе, что это лишь небольшое ядрышко огромной женской силы, раскинувшей свою феминистскую сеть на всю Империю. Он вполне мог поверить в слова Лито:
— Эта сила не слабеет. Она с каждым десятилетием становится все сильнее.
«До какого предела?» — спросил себя Айдахо.
Он поглядел на Лито, благословляюще поднявшего руки над залом, заполненным его гуриями.
— Сейчас мы пройдемся между вами, — сказал Лито.
Женщины под выступом освободили дорогу, подавшись вспять. Освобождаемый проход пополз вглубь толпы, как трещина, ползущая по земле после грандиозного землетрясения.
— Данкан, ты пойдешь передо мной, — сказал Лито.
Айдахо сглотнул сухим горлом. Он положил ладонь на край выступа, спрыгнул вниз на освободившееся место и двинулся внутрь этой РАСЩЕЛИНЫ, понимая, что только это положит конец его испытаниям.
Быстрый взгляд назад — и он убедился, что тележка Лито величественно парит вслед за ним на своих суспензорах.
Айдахо отвернулся и ускорил шаг.
Женщины напирали, проход становился все тесней. Они сдвигались в сверхъестественном затишье, впиваясь напряженными взглядами сперва в Айдахо, а затем в массивное тело Предчервя, едущего позади Айдахо на икшианской тележке.
Айдахо стоически вышагивал впереди, женщины теснились со всех сторон, чтобы коснуться его, Лито или просто королевской тележки. Айдахо ощущал в этих прикосновениях сдерживаемую страсть и испытывал глубочайший в своей жизни страх.
~ ~ ~
Проблема лидерства неизбежна: кто будет играть роль Бога?
Муад Диб — из Устной ИсторииХви Нори следовала за юной Рыбословшей, уводившей ее по широкому спуску, спиралью спускавшемуся в глубины Онна. Приказ Владыки Лито прийти к нему поступил поздним вечером третьего дня Фестиваля, выхватив ее из потока событий, развивавшихся так, что ей все трудней становилось сохранять душевное равновесие.
Ее первый заместитель — Отви Як — оказался неприятным человеком: желтоволосым созданием с длинным узким лицом, с глазами, которые никогда долго ни на чем не задерживались и вообще НИКОГДА не смотрели прямо в глаза тому, к кому он обращался. Як подал ей одинокий листок мнемобумаги, с, как он сообщил, «сжатой сводкой о последних случаях беспорядков в Фестивальном Городе».
Стоя вплотную перед столом, за которым она сидела, и смотря куда-то влево, он сказал:
— Рыбословши избивают Лицевых Танцоров по всему городу.
Его это как будто не особенно трогало.
— Почему? — вопросила она.
— Говорят, Бене Тлейлакс предпринял попытку покушения на жизнь Бога-Императора.
Ее охватил страх. Она откинулась и оглядела кабинет посла круглую комнату с единственным полукруглым столом, под тщательно отполированной поверхностью которого скрывались панели управления многими икшианскими устройствами. Комната была темным величественным местом с коричневыми деревянными панелями, за которыми скрывались приборы, обеспечивающие защиту от шпионажа. Окон в ней не было.
Хви поглядела на Яка, стараясь не выдать своих переживаний.
— И Владыка Лито…
— Похоже, попытка покушения на его жизнь полностью провалилась. Но это может объяснить состоявшуюся порку.
— Значит ты думаешь, такая попытка БЫЛА?
— Да.
В этот момент — едва доложившись о себе во внешнем помещении и прошла в ее кабинет Рыбословша, посланница Владыки Лито. За ней следовала старая карга из бенеджессериток, личность, которую Рыбословша представила, как «Преподобную Мать Антеак». Антеак пристально посмотрела на Яка, в то время, как Рыбословша, молодая женщина с гладкими, почти детскими очертаниями лица, передала свое послание:
— Он велел мне напомнить тебе: «Приходи быстро, если я тебя призову». Он тебя призывает.
Пока Рыбословша говорила, Як заерзал. Взгляд его стал метаться по всей комнате, словно высматривая что-то, чего в ней не было.
Хви задержалась только, чтобы накинуть синюю плащаницу на свое облачение и велела Яку оставаться в кабинете до ее возвращения.
В оранжевом вечернем свете перед посольством, на улице, странно пустой, без любого движения, Антеак поглядела на Рыбословшу и просто сказала:
— Да.
Затем Антеак их покинула, и Рыбословша повела Хви по пустым улицам к высокому зданию без окон, глубины которого скрывали уходящий вниз спиральный спуск.
От резких поворотов спуска у Хви закружилась голова. Ослепительно белые крохотные глоуглобы плавали в центральном колодце, освещая багрово-зеленую виноградную лозу с массивными листьями. Лоза была подвешена на сверкающих золотых проволочках.
Мягкая черная поверхность спуска поглощала звук их шагов, и от этого еще отчетливее становилось слышно резкое шуршание плащаницы Хви при каждом ее движении. — Куда ты меня ведешь? — спросила Хви.
— К Владыке Лито.
— Я знаю, но где он?
— В своем личном помещении.
— Это ужасно глубоко внизу.
— Да, Владыка часто предпочитает глубины.
— У меня голова кружится от того, что мы идем все кругами и кругами.