Глен Кук - Тени сгущаются
– О Боже! – простонал Шед.
Дело запахло смертоубийством. Такого Крейг не спускал никому – это могло повредить его деловой репутации.
Но когда Нокаут поднялся, Крейг лишь велел ему небрежным тоном:
– Помоги Рыжему, Нокаут!
Верзила послушно повернулся к Рыжему, который отполз в сторону, бережно поддерживая сломанную руку.
– По-моему, у нас тут вышло небольшое недоразумение, – сказал Крейг. – Шед, слушай сюда. Даю тебе ровно неделю. Через неделю ты отдашь мне и долг, и проценты.
– Но…
– Никаких «но», Шед. Уговор есть уговор. Убей кого-нибудь. Или ограбь. Или продай свою халупу. Но деньги чтоб доставил в срок.
Иначе – этого Крейгу не было нужды добавлять.
«Все это пустые угрозы, – твердил себе Шед. – Он меня не тронет. Зачем ему лишаться такой выгодной дойной коровы?» Но где же, черт возьми, раздобыть монет? Продавать таверну – об этом и речи быть не может. Особенно сейчас, когда зима на носу. Мать не выживет на улице.
В таверну ворвался холодный ветер. Крейг задержался у открытой двери, бросив на Ворона свирепый взгляд. Ворон не дал себе труда ответить тем же.
– Налей-ка мне еще вина, Шед, – сказал он. – Я, похоже, свое расплескал.
Шед торопливо засеменил к нему, невзирая на боль. Угодливость была его второй натурой.
– Спасибо вам, Ворон, но все-таки зря вы вмешались. Он убьет вас. Ворон пожал плечами:
– Беги за дровами, пока никто другой не отобрал у тебя монету.
Шед глянул на дверь. Ему не хотелось выходить. Бандиты могли поджидать на улице. Он перевел взгляд на Ворона. Тот невозмутимо чистил ногти своим жутким кинжалом.
– Уже бегу.
Падал снег. Улица казалась обманчиво чистой. Тонкий белый слой прикрыл обычную грязь.
Шед терялся в догадках, пытаясь понять, зачем Ворону понадобилось вмешиваться. Хотел отстоять свои деньги? Что ж, вполне разумно… Да только разумный человек не станет связываться с Крейгом. Этот бандит способен перерезать человеку горло только за то, что на него не так посмотрели.
Впрочем, Ворон появился здесь недавно. Он, наверное, не знает еще, кто такой Крейг. Ну так скоро узнает – на собственной шкуре. Никто не даст теперь и пары гершей за его жизнь.
А Ворон, похоже, парень не бедный. Но не станет же он таскать все свое состояние с собой, верно? Часть его деньжат наверняка припрятана в комнате наверху. И скорее всего, их там вполне достаточно, чтобы расплатиться с Крейгом. Может, продать ему Ворона с потрохами? Крейг бы это оценил.
– Покажи деньги, – потребовал Латам, когда Шед спросил у него дров. Шед протянул ему серебряную леву. – Ха! И кто же на сей раз копыта отбросил?
Шед покраснел. Прошлой зимой в «Лилии» умерла старая проститутка. Прежде чем вызвать Хранителей, Шед присвоил все ее сбережения. И мать его целую зиму провела в тепле. Об этом знал весь Котурн, потому что Шед имел глупость проболтаться Азе.
Обычно личное имущество и состояние усопших Хранители забирали себе. На эти деньги да еще на пожертвования они жили сами и содержали в порядке Катакомбы.
– Никто не отбросил. Меня послал постоялец.
– Ха! Когда у тебя появится постоялец, способный на такую щедрость… – Латам пожал плечами. – А впрочем, какое мне дело? Монета не фальшивая. К тому же деньги не пахнут. Бери поленья – вон оттуда, видишь?
Шед поплелся обратно в «Лилию». Щеки у него горели, ребра мучительно ныли. Латам даже не пытался скрыть свое презрение.
Вернувшись домой и подбросив в камин хороших дубовых полешек, Шед налил две кружки вина и подсел к Ворону за столик.
– За счет заведения.
Ворон мельком взглянул на него, отхлебнул глоток и отодвинул кружку в точности на то место, где она обычно стояла.
– Чего ты хочешь?
– Поблагодарить вас еще раз.
– Тебе не за что меня благодарить.
– Ну тогда я хочу вас предупредить. Зря вы не принимаете Крейга всерьез.
В таверну с охапкой дров ввалился Латам, недовольно ворча из-за того, что не смог вывести на улицу фургон. Мотайся теперь на своих двоих туда-сюда десять раз!
– Отвали, Шед. – Лицо у кабатчика вспыхнуло, но когда он поднялся, Ворон остановил его:
– Нет, погоди. Так ты считаешь себя моим должником? Ладно, когда-нибудь я попрошу тебя об ответной услуге. И ты мне ее окажешь. Верно?
– Конечно, Ворон! Все что угодно. Вы только скажите.
– Иди и погрейся у камина, Шед.
Кабатчик протиснулся между Азой и своей матерью, присоединившись к угрюмой компании. От этого Ворона и правда оторопь берет.
А упомянутый господин тем временем оживленно обменивался знаками с глухой служанкой.
Глава 8. Бирка. После разборки
Я опустил меч, позволив ему ткнуться кончиком в пол трактира. Я отдался изнеможению, тихо покашливая в дыму. Я покачнулся и вяло ухватился за перевернутый кверху ногами стол. Наступила реакция. Я был уверен, что на сей раз нам крышка. Если бы мятежников не заставили потушить пожар…
Ильмо подбежал ко мне через зал и обхватил за пояс:
– Ты ранен, Костоправ? Хочешь, я позову Одноглазого?
– Не ранен. Просто выдохся. Давно я так не трусил, Ильмо. Я уж думал, мне конец.
Он перевернул ногой стул и усадил меня. Ильмо – самый мой лучший друг. Крутой, закаленный, почти никогда не унывающий. Левый рукав его был залит свежей кровью. Я попытался встать.
– Сиди! – приказал он. – Карман перевяжет меня.
Карман – это мой помощник, мальчишка двадцати трех лет. Стареет наш Отряд, по крайней мере его ядро. Ильмо уже за пятьдесят. Капитану с Лейтенантом скоро тоже стукнет по полвека. А мне перевалило за сорок.
– Всех взяли?
– Многих. – Ильмо тоже уселся на стул. – Одноглазый с Гоблином и Молчуном отправились в погоню за теми, кому удалось удрать. – Голос у Ильмо был равнодушный. – Считай, одним махом накрыли половину мятежников всей провинции.
– Постарели мы для такой работенки. – Ребята начали загонять пленников в зал, отделяя тех, кто мог знать что-нибудь полезное. – Пора уступать дорогу молодым.
– Кишка у них тонка. – Ильмо невидящим взглядом уставился вдаль, в наше давно ушедшее прошлое.
– Что-то не так?
Он покачал головой, потом сам же себе возразил:
– Какого черта мы здесь делаем, Костоправ? Неужто конца этому не будет?
Я подождал, но он не стал продолжать. Ильмо не любит болтать, особенно о своих чувствах.
– Что ты имеешь в виду? – не выдержал я.
– Да мы как белки в колесе. Охотимся за повстанцами, но в их полку все прибывает. А до того мы отлавливали диссидентов, работая на синдика в Берилле. А до Берилла… Тридцать шесть лет одно и то же. И все эти годы я сомневался, на той ли мы стороне. Особенно теперь.
Это вполне в духе Ильмо – лет восемь держать свои сомнения при себе, прежде чем ими поделиться.
– А разве у нас есть выбор? Вряд ли Госпожа придет в восторг, если мы вдруг заявим, что будем делать только то-то и то-то, а вот того-то делать не будем никогда.
Честно говоря, на службе у Госпожи совсем не так уж плохо. Хотя Отряду и поручают самые трудные задания, нам никогда не приходится делать грязной работы. Она достается регулярным войскам. Конечно, порой мы наносим упреждающий удар. Случается, и убиваем. Но все в пределах необходимости: на войне как на войне. Однако мы ни разу не принимали участия в кровавых бойнях. Капитан бы такого не допустил.
– Дело не в морали, Костоправ. Какая же в войне мораль? Кто сильнее, тот и прав. Нет, я просто устал.
– Все это больше не похоже на приключение, Да?
– И уже давно. Теперь это просто работа. Которую я делаю потому, что ничего другого не умею.
– Которую ты делаешь блестяще. – Слабое утешение, конечно, но лучшего я придумать не сумел.
В зал косолапой медвежьей походкой вошел Капитан. Обвел холодным взором следы побоища. Потом подошел к нам.
– Сколько их попалось, Костоправ?
– Мы еще не считали. Думаю, почти вся верхушка у нас в руках.
Он кивнул.
– Ты ранен?
– Вымотался. Физически и морально. Давненько я так не пугался.
Капитан перевернул стол ногами вниз, подтащил к нему стул, достал папку с картами. К нему присоединился Лейтенант. А чуть позже Леденец приволок Мадла – трактирщик каким-то чудом уцелел.
– Наш друг хочет назвать тебе несколько имен, Костоправ.
Я развернул список, вычеркнул тех, кого перечислил Мадл.
Ротные командиры погнали часть пленников на рытье могил. Я мельком подумал: интересно, понимают ли они, что будут рыть их для собственного упокоения? Мы не оставляем в живых ни одного повстанца, за исключением тех, кого удается перетянуть на сторону Госпожи, причем бесповоротно. Мадла мы перетянули. Сочинили ему легенду, чтобы он мог объяснить, как остался жив, и ликвидировали всех, кто мог бы ее опровергнуть. Леденец в приливе великодушия приказал даже трупы из его колодца повытаскивать.
