Кристиан Данн - Бойся Чужого
Не было никого, кто мог бы носить Лунную Маску — пока еще не было. Абхораан, которая играла эту роль с тех пор, как много лет назад присоединилась к труппе в драконьих степях, была одной из тех, кто погиб, когда их воздушные сани не смогли обогнать бурю.
Скоро они исполнят элегию в память Абхораан и ее товарищей, и Шеагорешу придется решить, какую форму она примет, какое представление, какие элементы они почерпнут из великих мифов, чтобы изобразить эту трагедию и вплести ее в полотно своих живых историй, чтобы дать ей смысл и завершение. Это была задача, от которой он не ждал удовольствия, но у каждого рассказа есть свои скорбные песни и свои пляски триумфа, и тот рассказ, которым являлась его жизнь, не был исключением.
Вокруг него двигались силуэты. Его арлекины прыжками поднимались на помост и двигались к потерпевшим крушение воздушным саням, готовые по сигналу высвободить их, чтобы забрать с собой. Их цвета и лица менялись, отражая те роли, которые каждый арлекин чувствовал нужным играть в этой задаче и на этой сцене в повествовании его собственной жизни. Шеагореш поднял руку, призывая к тишине, и их фигуры застыли, а цвета приглушились.
Последнее запечатанное отделение раскрылось, как цветок, от его прикосновения, и он запел глубокую, резонирующую песнь — единственную непрерывную ноту, исходящую из глубин его груди. Те, что были вокруг, подхватили песнь, и их цвета ярко вспыхнули в салюте, когда он вынул Солнечную Маску, лицо Азуриана, Короля-Феникса, Монарха Небес, учителя шести великих Лордов-Фениксов. Шеагореш взял ее, подержал в обеих руках и медленно шагнул вниз с возвышения. Пояс включился по велению мысли, и он почувствовал, как его вес полностью исчез; он вытянулся и развернулся в падении, держа маску над собой, и опустился легче перышка на рокритовую поверхность, преклонив одно колено, опустив голову, но с гордо расправленными плечами — одновременно присягая маске на верность и утверждая свое право на владение ей.
Он остался, где приземлился, приглушив свои цвета и лишив лицо выражения. Осталась лишь одна маска, которую следовало забрать.
Все вокруг него преклонили колени. Цвета исчезли, обратившись в черный и оттенки серого, лица словно утратили черты. Джетбайк — тускло-серый, как призрачная кость, которой придали форму, но не цвет, — украшенный лишь черной пеленой, окутывавшей его хвостовую лопасть, подплыл к замершей в молчании труппе, и с него спустилась Шейл'эммен.
Ее лицо было в тени, как у Итоэлль, но, в отличие от той, она не сделала ни движения, чтобы убрать свой жесткий, конусообразный капюшон. С него каскадом ниспадали волосы, черные, как космос, и белые, как мрамор, и цепочки из белого серебра оплетали ее руки и свешивались, позванивая, с кончика каждого пальца. Крылья из призрачной кости, выступающие из ее плеч, уловили ветер; раздался стонущий свист, от звука которого каждый арлекин содрогнулся и закрыл глаза.
Шейл'эммен не смотрела ни на одного из них. Ее походка была ровной, а мрачное выражение не менялось. Она шла с внимательным спокойствием осужденного, идущего к эшафоту. У подножия крана она удлинила шаг в прыжок, и с помощью пояса, лишившего ее веса, взмыла вверх и встала на поперечину рядом со вскрытым контейнером. Остальные арлекины крутанулись на месте, показав ей спины, и она протянула руку внутрь и достала маску, на которую лишь мельком взглянул последний мон-ки.
Эта маска не хмурилась и не скалилась, в ней не было искусных изменений размеров или черт лица. Это был лик эльдар, образцовый, лишенный пола. В глазах не было выражения, не было его и в очертаниях рта. Это было безликое лицо, более безликое, чем серые капюшоны, которые надели на себя арлекины вокруг. Это было лицо, что могло прикрывать собой любой кошмар, который только мог представить себе глядящий на него.
Шейл'эммен, Солитер, взяла Адскую Маску и, как Шеагореш до нее, спрыгнула с платформы; плащ взвился за ней, бросив тень ужаса в сердце каждого эльдар. Она приземлилась напротив Великого Арлекина, и оба они шагнули вперед, затанцевали и закружились вместе, и ни один из них не подавал виду, что признает существование другого. Наполовину завершив круг, каждый оказался на том месте, где момент назад был другой, и точно в один и тот же миг они подняли свои маски и надели их на себя. Солнечная Маска и Адская маска, Азуриан и Слаанеш, два лика, которые роющиеся в земле паразиты не испачкали своим прикосновением.
Затем, стремительно, как тень, Шейл'эммен исчезла — одним прыжком вскочив на свой джетбайк, она стрелой пронеслась над платформой и пропала в ночи; крылья за ее спиной пронзительно взвыли во встречном потоке ветра. Тогда Шеагореш подскочил в воздух, запрокинув голову и широко расставив руки. Явился свет — прекрасное сияние, источаемое Солнечной Маской, разогнало тьму, наполнило цвета арлекинов радостью и жизнью, и те начали резвиться и плясать.
В тот миг каждое изменчивое голографическое лицо стало той маской, которую они носили под любой другой — Маской Арлекина, Смеющегося бога Цегораха, обманщика, что знает секреты. Все лица были разными, ибо каждый арлекин изображал его, ведущего в великом танце, по-своему, но, едва черты Цегораха проступили на каждом из лиц, каждый арлекин разразился смехом. Кто-то издавал грубый хохот простака, услышавшего неуклюжую шутку, кто-то — элегантный смешок принцессы, любующейся проделками своего шута. Был радостный смех облегчения от того, что странник избежал беды, и смех болезненный, набрасывающий плащ веселья на глубочайшее горе. Воздушные сани и джетбайки сорвались с мест и начали виться пересекающимися кругами, и яркие смеющиеся фигуры подскакивали вверх, чтобы ухватиться и оседлать их, оставляя за собой пестрые, переливающиеся, мозаичные следы в воздухе.
Смех зазвенел с вершины башни, как колокола, и повис позади колонны джетбайков и воздушных саней, как струя, остающаяся за кораблем. Далеко в пустоши, дальше, чем когда-либо заходили мон-ки, они проскользнут в Паутину и вскоре будут дышать ароматным воздухом девственного мира, наполненным запахами пряностей и цветов, танцевать в теплой воде на тонком коралловом песке, где волны смеются под корнями мангровых башен, а луны пляшут и вращаются над головой.
Они будут оплакивать своих мертвых и разыгрывать величайшие из легенд: Сновидение Лилеат, Покров Иши, Войну в Небесах, Гибель Эльданеша, Падение. Рассказывая истории, они вновь освятят драгоценные ритуальные маски, сердце труппы, и затем снова отправятся в путь, бродить от коралловых океанов до великих, полных вздохов травяных морей. Они найдут лагеря своих сородичей, прокрадутся меж их шатров и привязанных драконов, поразят и очаруют их тенью и смехом, а затем явят себя, выйдут на свет и будут танцевать для них. Возможно, они расскажут одну из великих историй, возможно, одну из меньших, а возможно, какую-то из самых юных — о Поглотителе или о звериных войнах у великих Врат.
А быть может, в этот раз их танец расскажет новую историю. Историю о бродягах и путешественниках, чьи старые пути распались, вынудив их покинуть безопасную Паутину и сделать быстрый, тайный переход через мир похрустывающих дюн и кровавых, безлунных небес. Историю о чудовищной буре, которую не смогли обогнать даже эти легконогие странники. Историю о поиске того, что забрала у них буря, того, что было им более дорого, чем черты собственных лиц. Историю об уродливых выскочках-животных, которые коснулись того, что не должны были даже видеть, историю о наказанной дерзости, справедливом воздаянии за кражу, святотатстве, обернувшемся против себя же. Историю о том, как великие легенды пытаются играть сами себя даже через столь низменные подобия разума.
Такова сила легенд. Такова сила масок. Это была история, которую Шеагореш даже не мог представить, когда покинул свою старую труппу и создал новый набор великих масок, чтобы заложить основу для другой, но теперь, когда они прожили ее, история была частью их собственной, и они будут рассказывать ее, истолковывать по-новому и танцевать для себя и для других все последующие годы.
Взвился ветер, пыльные облака и ночная тьма опустили занавес над пустыней. Тусклые аварийные огни мерцали в коридорах башни, контрольные счетчики искрили на панели управления, безответно кричала вокс-тревога. Ничто не двигалось, и 347-ое юго-восточное Депо Обслуживания трубопровода постепенно поглотила пустынная ночь.
Единство
Джеймс Гилмер
Переводчик: Dammerung, вычитка: Dэн
Черная птица удобно устроилась на подбородке трупа. Она снова клюнула, оставив на лице имперского гвардейца новую рану прямо под левым глазом, и Тэм почувствовал, как рука Гесара сжимается на его запястье и заставляет опустить пистолет.
— Без шума.
— Мы не можем вот так его оставить. Это неправильно.
