Уильям Кинг - Истребитель скавенов

Звери Творцов

«Чума пришла в Нульн. Страх шествовал по улицам. Даже продажные власти не могли сдержать распространившиеся тут и там слухи. На каждом перекрестке можно было услышать рассказы о мутантах, и крысолюдях, и громадных крысах с диким взглядом, которые приносят гибель и болезни всему, что попадётся. Теперь я могу открыть кое-какую ужасную правду, скрывающуюся за этими слухами…»

— Ты нынче вхож в высшее общество, Феликс, — заметил хозяин таверны Хайнц, неловко улыбаясь Феликсу.

— Что ты имеешь в виду? — спросил молодой человек.

— Это принесли, пока тебя здесь не было.

Он отдал Феликсу запечатанное письмо.

— Оно доставлено лакеем в камзоле герольда самой Её Высочества графини Эммануэль. И к тому же при нём было сопровождение из пары городских стражников.

Внезапно у Феликса прихватило желудок. Он стрельнул глазами в сторону двери, удостоверяясь, что путь чист. Походило на то, что его прошлое в конце концов его настигло. Он быстро припомнил все те дела, за которые власти могли его принять.

Так, действовала награда за головы его и Готрека, выставленная властями Альтдорфа за их участие в бунтах Оконного Налога. Имел место факт, что он убил главу тайной полиции графини, Фрица фон Гальштадта. Не говоря уже о том обстоятельстве, что они были замешаны в сожжении дотла её нового Колледжа Инженерии.

Как они его отыскали? Их опознал кто-то из тысяч информаторов, которые рыскают по всему городу? Или это что-то совсем другое? Где Готрек? Возможно, они ещё смогут вырваться из капкана, если будут действовать достаточно быстро.

— Ты не собираешься это прочитать? — спросил Хайнц с явно выраженным в глазах любопытством.

Феликс, прервав размышления, покачал головой. Он обнаружил, что его сердце гулко бьётся, а ладони вспотели. Отмечая, как на него смотрит Хайнц, он понял, что выглядит, видимо, как кающийся грешник. Он изобразил на лице вымученную улыбку.

— Прочитать что?

— Чёртово письмо, недоумок. Понимаешь ли, мы тут чуть не подыхаем от любопытства.

Феликс посмотрел вокруг и увидел, что Элисса, Хайнц и весь остальной персонал явно уставился на него, ожидая узнать, что за дела могут быть у него с правительницей их огромного города-государства.

— Конечно, конечно, — проговорил Феликс, заставляя себя успокоиться, чтобы не тряслись руки. Он прошёл к своему привычному месту у огня и присел. Толпа любопытных наблюдателей последовала за ним, пристально глядя ему в лицо. Феликс выразительно смотрел на них, пока они не отошли, затем занялся изучением письма.

Оно было написано на превосходной писчей бумаге, а его имя выписано высококачественными чернилами. Ни клякс, ни пятен — тот, кто это написал, несомненно, мастер своего дела. Восковая печать цела, и на ней значится герб курфюрста.

Феликс в какой-то мере успокоился. Ты не станешь писать письма тому, кого собираешься арестовать. Если ты придерживаешься формальностей, то зачитаешь приказ о заключении под стражу и затем закуёшь его в железо. А если ты курфюрст Эммануэль, то твои головорезы дадут тому дубиной по голове, и он очнётся в цепях в Железной Башне. «Возможно, дела не так уж и плохи», — подумалось ему. И всё же это его беспокоило. Его личный опыт свидетельствовал, что в этой жизни так — если неприятность может произойти, она происходит.

Дрожащими пальцами он сломал печать и изучил содержащееся внутри послание. Оно было написано той же рукой, что и адрес, красиво и изысканно, и было столь же простым, как и таинственным:

Господин Ягер,

Вам приказано сегодня к вечерним колоколам явится во дворец Её Светлости графини Эммануэль.

С совершенным почтением,

Иероним Оствальд, секретарь Её Светлости.

«Весьма любопытно», — думал Феликс, снова и снова поворачивая письмо в руках, как если бы от этого могла обнаружиться зацепка, зачем его вызывают. Таковой не нашлось. Его не переставало удивлять, что же могло понадобиться правителю одного из крупнейших княжеств Империи от нищего странствующего наёмника, и ответа не было. Он обнаружил, что все по-прежнему глядят на него. Он поднялся и улыбнулся.

— Всё в порядке. Меня всего лишь пригласили с визитом к графине, — в конце концов произнёс он.

Элисса всё ещё выглядела впечатлённой и потрясённой, словно не полностью поверила, что тут нет никакой ошибки.

— Это большая честь, — сказала она ему, когда они вместе присели у огня.

— Я уверен, что ничего подобного. Вероятнее всего, это для моего брата, Отто, и послано сюда по ошибке.

Феликс потянулся и взял её за руку.

Элисса быстро её выдернула. В последнее время она частенько так поступала.

— Ты ведь пойдёшь, не так ли? — сказала она и улыбнулась.

— Разумеется. Я не могу игнорировать приказ местного правителя.

— И что же ты наденешь?

Феликс чуть не произнёс: «Конечно же, свою собственную одежду», — но тут же понял её намёк. Его рубашка в сотне мест была испачкана и запятнана после всех тех сражений, где ему довелось побывать. Плащ был из лоскутов и подшит по краям, из которых выдирались полосы для перевязок. Сапоги были дырявыми и потрескавшимися. Штаны — заплатанными и грязными. Он скорее выглядел, как нищий попрошайка, чем как воин. Он сомневался, что в таком виде сможет пройти через парадные ворота дворца. Более вероятно, что ему бросят кость и прогонят пинками.

— Не беспокойся, — сказал он. — Я что-нибудь придумаю.

— Лучше сделать это побыстрее. До вечерних колоколов осталось всего лишь восемь часов.

Феликс посмотрел через стол на своего брата. Свежевымытый, в своей поношенной одежде, поспешно выстиранной и высушенной у огня, он ощущал себя посвежевшим. Его руки пассивно поглаживали посеребрённую ладанку, висящую на шее. Хотел бы он никогда не приходить на склад, в котором располагалась контора Отто.

Отто поднялся из-за своего массивного дубового стола и медленно проследовал к окну. Руки он убрал за спину. Феликс отметил, что правой рукой тот обхватил левое запястье. То была давняя привычка Отто. Он всегда делал так, когда их наставники вызывали его для ответа на затруднительные вопросы.

— Феликс, почему я вижу тебя только тогда, когда тебе чего-нибудь нужно? — спросил он наконец.

Феликс ощутил прилив чувства вины. У Отто были основания так говорить. В последнее время он был у брата только тогда, когда ему требовалось одолжение. Как и сейчас. Он обдумал вопрос. Это не потому, что Отто ему не нравится. Просто между ними осталось мало общего. И, вероятно, Феликс опасался, что брат снова предложит ему войти в дело, а он снова откажется.

— Я был занят, — ответил он.

— Чем занимался?

Феликс подумал, насколько много, если вообще хоть что-то, осмелится он рассказать своему брату о том, как ползал по кладбищам, сжигал дотла научные учреждения, сражался с чудовищами, убивал существ. К счастью, Отто не дал ему возможности ответить, так как имел свои собственные предположения.

— Дрался, я полагаю. Проводил время с девками из таверны и шалопаями. Растрачивал впустую дорогостоящее образование, оплаченное отцом. И это вместо того, чтобы находиться здесь, помогать вести дела, следуя семейной традиции, помогать делать…

Феликс затруднялся сказать, разозлён ли Отто, или попросту обижен. Он старался удерживать под контролем свои собственные чувства. Он вытянул ноги, отталкивая кресло назад, пока оно не встало на обе свои задних ножки. На него свысока взирал огромный портрет его отца, висящий позади стола Отто. Даже отсюда казалось, что старик смотрит с каким-то неодобрением.

— Ты знаком с графиней Эммануэль?

Вопрос, как и предполагал Феликс, прервал разглагольствования Отто. Его брат остановился, развернулся и пристально посмотрел на своего меньшого брата.

— Я встречался с ней в последний день праздника Верены, когда был представлен ко двору. Она показалась энергичной и, отчасти, ветреной молодой женщиной.

Отто прервался и отошёл от окна. Он уселся в своё комфортабельное кресло и открыл массивную бухгалтерскую книгу. Ручкой-пером он сделал заметку. Этот жест настолько напомнил отца, что Феликс улыбнулся. На мгновение от сосредоточенности на лбу Отто прорезались морщины. Он обмакнул перо в чернильницу и что-то записал в гроссбух. Не смотря на Феликса, он произнёс:

— Я слышал про неё кое-какие слухи.

Феликс наклонился вперёд, пока почти не коснулся аккуратно заставленного стола Отто. Передние ножки его кресла лязгнули о каменный пол.

— Слухи?

Отто прочистил горло и улыбнулся в замешательстве.