Шимун Врочек - Легионы просят огня
Об этом не стоит даже думать.
Возможность.
«Я вижу возможность. Кто меня за это осудит?» Кто?
— Легат? — спрашивает один из декурионов.
Нумоний Вала медленно обводит взглядом все это. Эту окровавленную долину, по которой ползет змея легионов. Эту чащу, набитую гемами, словно соломенный топчан — клопами.
Этот лес полон оскаленных зубов.
Германцы смотрят на нас из‑за деревьев и смеются. Твари.
Еще немного и… и станет поздно.
Мы — в западне.
Нумоний Вала, легат Восемнадцатого легиона, выдыхает сквозь зубы. Он принял решение.
Теперь нужно довести его до победного конца…
До какого угодно конца.
* * *В последний момент декурион Марк Скавр нагибается, чтобы собрать с ветки в ладонь дождевой воды.
Умывает горящее лицо.
Капли застревают в бровях, холодят кожу.
Гемы внизу все еще ползут, собираются в кучки. Сейчас мы их сомнем, думает Марк. Его снова начинает потряхивать, лоб горит, ладони ледяные — скоро приступ лихорадки.
Надо бы успеть до него. Пожалуйста.
Ну же! Давайте команду!
Общий гул нарастает. Нумоний Вала поднимает руку — гул смолкает.
Яростное, нетерпеливое ожидание.
— Вперед! — рука опускается.
Резкий, утробный, сводящий нутро медный звук трубы разрывает тишину.
В атаку. В атаку!
Наконец‑то.
* * *Голубые яркие глаза. Безумие.
— Ты спрашивал, что я здесь делаю? Хорошо, я скажу тебе. Я жду.
— Чего ждешь? — человек в серебряной маске повернул голову. Он высокого роста, в римской одежде. И у него тоже светлые волосы и голубые глаза. Теперь ему нет смысла скрываться, теперь его лицо знают все.
Арминий. Герцог германцев. Вдохновитель и вождь восстания.
Тиуториг помедлил. Усмехнулся.
— Наверное, самого важного события в истории человечества.
— Вот этого… — Арминий показывает на змею легиона, которую терзают германцы. С переменным успехом. Атакующая конница римлян проходит и валом опрокидывает отдельные отряды германцев. Хороший ход с конницей, думает Арминий, но — запоздалый. Потому что ловушка уже готова и пути назад нет.
Скоро дорога втянется в узкую полоску, зажатую с одной стороны лесом, с другой — болотами. И вот там…
— Ты этого ждешь? — повторил Арминий.
Тиуториг жестко усмехнулся.
— Нет, конечно. Это всего лишь одна из мелких войн на окраине империи.
Серебряная маска помедлил.
— Даже так?
— Извини, — сожаления в голосе однорукого не слышно.
— Какое же событие достойно твоего внимания? Очень интересно узнать. Или это секрет?
Однорукий усмехнулся.
— Одного человека распнут.
Арминий поднял брови.
— Всего‑то? Кто это будет?
— Римляне, кто же еще.
— Нет, тот, кого распнут… Кто он? Царь, консул, военачальник… — Арминий помедлил. — Может быть, это я?
Тиуториг усмехнулся.
— Успокойся, не ты. Это будет один иудей. Сын плотника. Всего лишь.
Арминий побарабанил пальцами по столешнице. Интересно. Самое важное событие в истории? Правда?
— И ты этого ждешь? Распятия какого‑то сына плотника? Но почему?
Однорукий смотрел в сторону. Отвечать он, похоже, не собирался.
— Тиуториг?
— Просто жду.
Да, большего от него вряд ли добьешься. Арминий вздохнул, оглядел карту, разложенную на столе. Вот Рений, вот Визургий, вот Ализон. А вот маршрут Вара. Вся Германия под рукой — это удобно.
— Это ты так ждешь? — с иронией осведомился он. — Участвуя в заговорах, убивая людей и устраивая разгром великих армий?
Тиуториг равнодушно пожал плечами.
— А что? Назовем это активным ожиданием. Это… забавно. Нет?
* * *— Это наш единственный шанс, — говорит Нумоний Вала. Словно разговаривает сам с собой.
— Командир?
— Неважно, декурион. Прикажите людям построиться. Подождите… Вы верите мне?
Декурион моргает. У него выжженные солнцем ресницы и серое от усталости лицо. Но в глазах есть главное…
Надежда.
— Да, легат. Мы вам верим. Вы — настоящий.
«Я не спасу всех. Но спасу лучших».
Я уведу конницу в Ализон, думает Нумоний.
* * *— Что он делает? Что происходит? — Вар смотрит, как всадники продолжают удаляться. Их почти не видно. — Кого они преследуют?
Конная лава римлян исчезает из виду. Они скачут напрямую через редкий здесь лес.
Вар не может поверить глазам.
Долгое время они стоят и смотрят им вслед. Далекий топот копыт скоро уже будет не слышен.
— Эквиты, где они? Почему их нет?!
Вокруг — серая грязь, перемешанная тысячами ног. Картина разгрома. Легионеры — словно дети, оставшиеся без присмотра.
— Он нас бросил! Оставил умирать! Будь ты проклят, Нумоний!
Легионеры Восемнадцатого кричат и плачут. Другие просто угрюмо молчат. Один солдат садится на землю, и его не могут заставить подняться. Центурионы пытаются навести порядок, палки из виноградной лозы гуляют по спинам — тщетно.
Восемнадцатый Верный, он же Восемнадцатый Галльский перестал существовать как легион.
Потому что солдаты видели, как их командир, их любимый легат и отличный воин, бросил своих «мулов».
— Конница ушла, пропретор, — говорит трибун. Голос безжизненный.
Вар крутит головой. Это какая‑то ошибка… недопонимание. Сейчас все разъяснится…
— Они сейчас развернутся… перестроятся…, не знаю, сделают какую‑то штуку, какую обычно делает конница… и вернутся? Правда?!
Лицо трибуна напоминает погребальную восковую маску.
— Сомневаюсь.
Глава 15. Лагерь обреченных
Тит Волтумий, 43 года, старший центурион Семнадцатого легиона
— Вперед, обезьяны, или вы хотите жить вечно?!
Мы умираем здесь, посреди германских болот и лесов. Среди варваров. Лучшие легионы Рима — дайте нам море, мы покажем, как умеет драться морская пехота! — но сейчас нам приходится идти туда, где ноги вязнут в мокром песке, доспехи мешают, где германские дротики летят с небес каждую минуту…
Где чертовы командиры не способны ни на что, кроме барахтанья в грязи, как свиньи.
Где варвары — торжествуют.
Я не сдаюсь. Встать, командую я. Поднять оружие! Я, Тит Волтумий, старший центурион, первый манипул второй когорты Семнадцатого легиона… первая германская кампания, вторая германская, имею награды. Встать!
Я говорю: вперед, зелень! Подтянись, милит! Двигай жопой, арматура!
Я кричу: четче шаг, сукины дети.
А когда снимаю шлем, чувствую пальцами влагу на подкладке.
* * *Гаю Деметрию Целесту от Квинта Деметрия Целеста.
Радуйся, брат!
Дорогой брат, надеюсь, ты скоро получишь это письмо.
После похорон Луция, в глубокой печали, я вернулся в Равенну, где, как ты знаешь, находится стоянка нашего флота. Дел у меня по горло. По приказу Божественного Августа, да продлят боги его дни, я принял под командование либурну «Харон». Оцени название. И гонясь на ней за пиратами.
Это весело.
Ты знал, что пираты неистребимы? Хуже того — они неуловимы. Когда пират сходит на берег, он уже неотличим от местных. А любой местный, ступив на палубу пиратского корабля, сразу начинает выглядеть, как пират. Так что мой успех в борьбе с пиратством пока довольно сомнителен.
И еще, чуть не забыл: из‑за моего роста — я выше их всех наголову — матросы прозвали меня Гумилий, то есть Короткий. Меня это скорее забавляет. Матросы народ не слишком образованный, но меткий в словах и наблюдательный, они замечают все. Ни один дурак или подлец не сможет скрыться от их глаза. Как я уже упоминал, меня они прозвали Коротким. Как ты думаешь, не оставить ли мне это прозвище как часть имени? А, брат?
Квинт Деметрий Целест Гумилий — звучит!
Впрочем, что все это шутки. Как ты там, в дикой Германии? Есть ли там прекрасные женщины, ради которых стоило ехать в эту глушь?
Или ты, как обычно, обходишься «волчицами»?
С приветом,
Квинт
ПРОВЕРЕНО СЛУЖБОЙ СПЕКУЛАТОРОВ Б. АВГУСТА
* * *Мы все — лишь те, кто встречает рассвет под проливным дождем. Нет больше страха, суеты, исчезли сомнения, и уже не пью. Любовь больше не жжет меня изнутри. Я хочу жить — развлекаться и делать глупости. Теперь я понимаю Квинта — оболтуса, моего младшего брата.
Я вспоминаю письмо и улыбаюсь.
Гумилий? Выдумает тоже, верзила.
Смешно.
У Восемнадцатого Галльского легиона остался цел орел, но нет командира, моральных дух его «мулов» чудовищно низок. Солдаты Восемнадцатого чаще других идут сдаваться гемам — и делают это целыми контуберниями. Мы не всегда успеваем их остановить. А если успеваем, толку от них, как от солдат, немного. Увы. Предательство Нумония Валы, в которого они верили и которым гордились, уничтожило легион надежней, чем череда поражений.
