Аарон Дембски-Боуден - Ловец душ

За грохотом ступней взбесившегося титана…

За осиным гудением непрерывного лазерного огня…

Вот. Гул силовой брони. Рев болтера, кажущийся детским визгом в сравнении с громом тяжелых орудий. И, явственней всего, ликующий голос Узаса, выкрикивающий имена, которых Талос не желал знать.

Имена, которые на секунду отбросили его в прошлое, в видение с «союзниками» Абаддона.

Талос бросился на звук и врезался в Узаса, отшвырнув того на десять метров. Керамит грохнул о керамит. Обезумевший воин перелетел через дорогу. Все еще ничего не видя, Повелитель Ночи подбежал к встающему брату и всадил кулак ему в наличник.

Один раз, два, три и четыре.

Со слабым рычанием Узас пошатнулся. Талос ударил его по шлему головой. Нострамская руна на лбу пророка расколола одну из красных глазных линз Узаса. Почувствовав, что брат обмяк, Повелитель Ночи ухватился за его бронированный воротник и поволок глупца в сравнительную безопасность укрытия за полуобвалившимся зданием.

Подняв голову, Талос увидел собственную смерть. Рука титана, та, что не обрушивала смертельный град на Кириона и его «Око бури», целилась прямо в него. Одна эта рука была длинней танка. Воздух шипел, втягиваясь в боковые вентиляционные шахты. Титан готовился к выстрелу.

«Инферно». Талос, Узас, камни здания и бетон улицы — все превратится в озеро кипящей лавы под яростью безжалостного огня.

При взгляде на подрагивающее орудие в мозгу Талоса вспыхнула единственная мысль: «Я умру не так».

В этот момент взрывчатка на лодыжке титана сдетонировала, словно беззвучные слова пророка отдали приказ самой судьбе.

Принцепс Арьюран Холлисон слабо застонал. На большее он был сейчас не способен. Что-то сжало его грудь, мешая дышать и вдавливая в спинку трона. Иглы и провода, подключенные к спинным разъемам принцепса, под силой давления проникли куда дальше, чем полагалось по инструкции, фактически пришпилив его к трону. В голове и груди бился пульс — внутреннее кровотечение. Свет померк, все закружилось, и…

Нет. Это титан чувствовал боль. Принцепс все еще был связан с разъяренным и покалеченным «Охотником тумана» и захлебывался в его умопомрачительной боли.

И в умопомрачительном бесчестии.

Он пал. И не в великой битве. Не в бою против сильнейшего противника. Титан класса «Пес войны», собранный на священных фабриках-кузнях Аларис II — гордого и благородного мира Механикус, — упал. Споткнулся. Грохнулся на землю и сейчас был беззащитен против муравьиных укусов ничтожного врага.

Остывающий реактор посрамленного гиганта захлестнул разум Арьюрана беспомощной яростью. Как и упавший титан, он ничего не мог противопоставить этому слепому гневу. Он не мог пошевелить головой, чтобы отключиться от нейросвязи. Ярость переполняла его, ужасная нечеловеческая ярость, еще более мучительная из-за невозможности действия. Искореженный металл, придавивший принцепса к креслу (трон его верного первого модератора Ганелона), сдвинуть не выходило. Кулаки Арьюрана бессильно колотили по смятому железу.

Через некоторое время принцепс понял, что не только прижат к креслу, но и лежит на боку. Его правая рука и нога, так же как и правая сторона головы, онемели и болезненно ныли, прижатые к металлической стене кабины. «Охотник тумана» перевернулся во время падения и повалился набок.

Разрозненные воспоминания вспыхнули в мозгу Арьюрана.

Огонь в левом кулаке — «Инферно» изрыгнул убийственное пламя в небеса, но выстрел ушел в пустоту, поскольку титан пошатнулся.

Потом гром падения.

Потом чернота.

Потом боль.

А теперь — ярость.

Крыша кабины отлетела в сторону. Запертый внутри Арьюран трясся и пускал слюну, наполовину спятив от ярости павшего титана. Принцепс не осознавал, что каждые несколько секунд его тело скручивает жестокая судорога и что его расколотый череп и сломанная нога то и дело бьются о стену. Предсмертный крик титана — смолкающий и вновь усиливающийся вой, исполненный бессильной ненависти, — медленно убивал единственного выжившего члена экипажа. С другой стороны, «Охотник тумана» всегда был непокорной и злобной машиной.

Когда темная фигура стащила Арьюрана с трона, принцепс всхлипнул и со стоном втянул воздух. Он задохнулся от облегчения и благодарно заплакал, избавившись наконец-то от кабелей и разъемов.

Даже сейчас, лишенный неуязвимой оболочки «Охотника», он не боялся смерти. Предсмертная ярость титана выжгла весь страх. Только это имело значение.

Безвольно повиснув в руках врага, принцепс Арьюран Холлисон, урожденный член клана властителей Легио Маледиктис на Крите Прайм, бывший командир одной из божественных машин этого мира, уставился в бесстрастные рубиновые глаза захватчика.

— Меня зовут Талос, — прорычал темный воин, — и ты пойдешь со мной.

XIII

СЕМЕНА ВОССТАНИЯ

Нельзя проиграть и выиграть одновременно.

Подумайте о войне, пылающей так долго, что после нее остается лишь пепел.

Подумайте о мастере клинка, который побеждает противника ценой собственной жизни.

И наконец, подумайте об осаде Терры. Пусть воспоминание об этих жутких ночах ярко горит в вашей памяти.

Никогда не забывайте о том уроке, что вы получили, когда Хорус вступил в поединок с ложным богом.

Победу, завоеванную слишком дорогой ценой, нельзя считать победой.

Десять тысячелетий назад, до того как предательство Хоруса Избранного раскололо человечество пополам, десятая рота вернулась домой, на Нострамо.

Десятая, двенадцатая и шестнадцатая — три боевые роты вернулись из Великого Крестового Похода, чтобы выслушать приветствия и славословия своих сограждан.

Повелители Ночи отличались от братских легионов. Они пришли из мира, где не было многовековой воинской традиции. Сила духа, которая позволила им пройти через трудности Великого Крестового Похода, родилась на планете, познавшей страх, кровь и убийство в большей степени, чем любой другой мир Империума. Для людей Нострамо это было естественной частью жизни. Привычка к подобной тьме взрастила легион, более холодный и жестокий, чем остальные; легион, готовый пожертвовать человечностью во имя службы Трону.

Именно это они и сделали.

В то время Повелители Ночи стали самой большой угрозой в растущем Империуме. Мир, сопротивляющийся Имперским Истинам, мог быть покорен механическим упорством Железных Рук или стальной дисциплиной верных Трону Ультрамаринов. Его могли привести к Согласию завывающие орды Лунных Волков — которым суждено было однажды стать Черным легионом — или мстительный гнев Кровавых Ангелов.

Или он мог стонать и корчиться в когтях избранных сынов Ночного Призрака.

Их оружием был страх. К концу Великого Крестового Похода, когда даже братья-примархи начали с ужасом и отвращением смотреть на угрюмого и непокорного родича, Повелители Ночи превратились в самое мощное оружие Императора. Целые миры готовы были сложить оружие, если сканеры показывали, что явившийся к ним флот Астартес несет рунические символы Восьмого легиона. В те последние годы Повелители Ночи встречали все меньше и меньше сопротивления, потому что мятежники забывали о мятеже под угрозой погибнуть в когтях самого устрашающего из имперских легионов.

Они заслужили свою славу в тысячах военных операций, повергая в ужас покоренные народы. Просто завоевать мир во имя Императора было недостаточно. Чтобы укрепить власть Повелителя Человечества, население следовало привести к полной покорности. К покорности, внушаемой через страх. Ударные отряды Повелителей Ночи врывались во дворцы местных властителей и распинали их хозяев перед пикт-камерами общественных каналов. Они сжигали святилища ложных богов планеты и планомерно сдирали с общества шкуру, обнажая самые его уязвимые точки. После ухода Восьмого легиона разоренные государства и их запуганные граждане вели тишайшую, законопослушную жизнь, не смея и пикнуть против имперской власти.

С течением лет сопротивление практически исчезло.

Воины Повелителей Ночи, созданные в генетических лабораториях ордена, начали испытывать недовольство. И не только недовольство, но и скуку. А когда с Терры пришел приказ — безумный приказ, повелевающий Восьмому легиону и его примарху вернуться и понести наказание от рук Императора, — недовольство и скука исчезли, уступив место новому чувству. Обиде.

Их человечность сгорела в пламени имперских войн.

Они превратили себя в надежнейшее оружие Императора, в клинок страха.

А теперь их призывали за это к ответу, словно грешников, обреченных склонить колени перед разгневанным божеством?