Крис Райт - Битва за Клык
С того момента Чернокрылый немало размышлял об этих двух «зайцах». Тело колдуна, хоть и искореженное переправкой, было во многом схоже с телами Волков: коренастая фигура с усиленной мускулатурой и улучшенными органами. Во многом колдун стоял ближе к идеалу Адептус Астартес, чем сам Чернокрылый, с его волчьими чертами и особенностями, дарованными Хеликс.
Но десантник-рубрикат… вот он был очень странным. Внутри искореженной брони не оказалось ничего. Ни плоти, ни костей, лишь горстка серой пыли. Конечно, Чернокрылый слышал саги об обескровленных останках легиона Магнуса, проклятых темных ведьмовством Аримана. Их души были уничтожены, а сами они обречены на вечную войну. Так что, может быть, этому не стоило и удивляться. Чернокрылый должен был воспринять это как данность, как еще одну причуду сложной и трагической истории галактики.
Но он не мог перестать думать об этом. По какой-то причине то, что космодесантников можно было так искалечить, уничтожить сам намек на их прежнюю природу, вызывало в Чернокрылом безумное отвращение. Есть некоторые вещи, с которыми просто необходимо разобраться. В случае сыновей Русса это был Вульфен, темная часть Волка, что охотился в каждом из них.
Быть может, Тысяча Сынов страдают от какого-то похожего изъяна. Они, похоже, не стали бороться с этим пороком, но сознательно превратили себя в монстров. Чем больше Чернокрылый размышлял, тем больше все это ужасало его.
Вот в чем наше различие. Все мы испорчены, все старые легионы. Но Волки не сбежали. Мы каждый день сталкиваемся с собственным пороком. Держимся близ опасности, чтобы становиться сильнее. Что бы мы ни делали, мы должны об этом помнить.
— Лорд.
Чернокрылый вынырнул из омута рассуждений. Георит стоял прямо перед ним на командной платформе. Как и все смертные на корабле, выглядел он ужасно. Мятая грязная форма, черные круги под глазами.
— Говори! — велел Чернокрылый, чувствуя пустоту внутри. Сам он бодрствовал уже много дней.
— Поиски завершены. Ни на одной из палуб не выявлено подобных аномалий.
— Хорошо. А как двигатели?
Георит глубоко вздохнул.
— Я задействовал три команды матросов. Сдерживаем самые сильные возгорания, но не знаю, насколько нас хватит.
— Нам нужно шесть дней.
— Знаю. Если бы у нас было больше людей… — Он смолк. — Но у нас их нет.
Это был намек? Имел ли в виду Георит тех мертвых кэрлов, что могли не погибнуть, а трудиться на корабле? Чернокрылый почувствовал, как от раздражения волосы встали дыбом.
— Все верно, штурман, — промолвил он. — У нас недостаточно людей. Недостаточно огнетушителей, недостаточно запчастей для поврежденных плазменных двигателей, и генератор Геллера тоже дышит на ладан. Я все это знаю, так что не нужно лишний раз повторять. Мне нужно, чтобы ты говорил то, чего я еще не знаю. У тебя есть что сказать?
Тень воинственности пронеслась по лицу штурмана. В таком состоянии обреченности он был готов выкинуть все, что угодно.
— Вы знаете мой совет, лорд, — холодно произнес он.
Он все еще имел в виду остановку и тушение пожаров при помощи пустоты космоса. Тот факт, что человек уже дважды предлагает одно и то же, лишний раз доказывало, как пошатнулся авторитет Чернокрылого.
Внезапно Волк понял, что трэллы под командным мостиком внимательно прислушиваются к разговору. Георит говорит от имени всей команды. Они явно что-то задумали.
На космодесантника сошло холодное понимание ситуации. Последствия этого были серьезными.
— Я помню твой совет, — ответил он четко, зная, что будет услышан по всему мостику, и потому добавил к голосу низкое рычание. Янтарными глазами с узкими, с булавочный укол, зрачками он воззрился на Георита и оскалился, обнажив клыки. — Возможно, мое предыдущее объяснение было недостаточно ясным. Так вот, у этого корабля лишь одна цель: доставить сообщение волчьему лорду Хареку Железному Шлему на Гангаве и призвать его обратно на Фенрис. Мне все равно, даже если по трубам корабля будут ползать все демоны Хель или нам придется скормить печам всех наших трэллов, чтобы сохранить текущую скорость. Хель, мне уже все равно, даже если мне не придется вручить это сообщение. Но мы доберемся туда и будем там вовремя.
Чернокрылый подался вперед на троне, подняв коготь и направив его прямо на Георита. От угрозы штурман заметно побледнел.
— И ты это знаешь. Я лорд этого корабля. Он существует по моей воле. Его вюрд в моих руках, как и все ваши. Если я обнаружу попытку оспорить эту волю, повернуть этот корабль и не выполнить задание, я не буду медлить ни секунды и причиню тебе сильнейшую боль. Мы будем поддерживать скорость. Мы будем все так же чинить корабль. И не выйдем из варпа. Это понятно?
Штурман поспешно кивнул, от страха белый как полотно, и сделал знак команде ускорить работу.
Чернокрылый усмехнулся.
— Отлично, — промурлыкал он уже тише, чтобы его слышал только Георит. Рык угрозы все еще ощущался в его тоне, слабое эхо того, что скаут мог сотворить, если б захотел. — Вдвоем мы можем говорить более свободно. Возможно, ты преодолеешь в себе настрой остальной команды. Первый смертный, который решит устроить бунт на этом корабле, встретится с моими когтями. Я сдеру с него кожу заживо и залатаю ею дыры в корпусе. Это не сильно улучшит наше положение, но чувствовать я себя буду гораздо лучше.
Чернокрылый вновь откинулся на жесткую стальную спинку трона.
— А теперь иди, — прорычал он. — И изыщи способ, чтобы мы прожили еще шесть дней.
Над алтарем вырисовывалась фигура. Она еще не полностью материализовалась. Через просвечивавшую кожу Темех видел дальнюю стену. Но более проблематично было то, что фигура оказалась не совсем тем, кого он призывал. Это было не изображение пламенеющего глаза, как обещали его сны, не громадное лицо примарха, закованное в высокий красно-золотой шлем.
Это был ребенок. Рыжий мальчишка в белом одеянии, болезненно юный.
— Лорд, — промолвил Темех, изящно спускаясь в Исчислениях.
Его работа не закончилась, и пройдет еще много дней испытаний и проб, но самая трудная часть осталась позади. Теперь, когда Афаэль не отвлекал, Темех работал гораздо быстрее.
— Сын мой, — ответил ребенок.
— Вы выглядите не так, как я ожидал.
— Чего же ты ждал?
Темех наслаждался знакомым диалектом. Он уже давно привык не слишком полагаться на визуальные появления. Но то, как существо говорило, невозможно было подделать.
— Как тогда, в башне. Я не уверен, что Волки сочтут ваш образ… устрашающим.
Мальчик улыбнулся, и вокруг глаз появились морщинки.
— Что заставляет тебя думать, что мой образ на Планете Колдунов обладал какой-то особой убедительностью? Ты Корвид, Амуз. И знаешь, что видимое весьма сильно зависит от того, что хочешь видеть.
— Возможно. В таком случае я хочу увидеть выражение вашей истинной силы.
— Смотри внимательнее.
Темех сосредоточился. Может, это какая-то проверка. Если так, то колдун не понимал ее сути. Дитя выглядело слабым, хотя выражение единственного глаза и взрослые интонации несколько выбивались из образа.
— Я думаю, вы только часть, лорд, — промолвил он наконец. — Возможность. Несмотря на мою работу, вы представляете собой лишь первые шаги на пути.
— Очень хорошо, — отозвался ребенок. — Большая часть меня пребывает сейчас на Гангаве. Так должно быть, или иллюзия рассыплется.
Темех нахмурился:
— Я не понимаю, лорд. Пытаюсь, но смысл ускользает от меня.
Ребенок не выглядел возмущенным таким ответом.
— Ариман всегда одинаков. При всех своих дарованиях он принял неверное решение. Нет смысла сражаться при помощи заклинаний со всей мощью Океана. Что он принес нам в итоге? Пустые оболочки, подчиненные колдунам. Есть высшая сила в нашей трансформации, и нужно научиться ее принимать.
— Быть везде и нигде.
— Рад, что ты помнишь.
— Я помню ваши слова. Но до сих пор не понимаю их.
Ребенок пожал плечами:
— Вот время для твоего учения. И для Хетта, Цамина и остальных. Когда закончится эта война, у нас будет время, чтобы начать все сначала.
Темех помедлил, озаренный неприятной мыслью.
— Вы не упомянули Афаэля.
— А должен был?
— Он величайший из нас, самый могущественный из всех, что отказали Ариману.
— И он станет еще более могущественным, сильнее, чем может себе вообразить. Но сейчас нет такой срочной необходимости обсуждать его судьбу.
— Нет, думаю, что нет.
— Я пришел воодушевить тебя. Я много поставил на тебя, Амуз Темех. Собранные флот и армия довольно скоро иссякнут — и это их единственное назначение. А затем наши цели будут совсем иными.
Дитя улыбнулось. Столь простая мимика, но вмещавшая целую бездну чувств. Гордость, быть может, и обвинение, но по большей части сожаление.
