Уильям Кинг - Космические волки: Омнибус

Всё это время он продолжал буравить меня зловещим взглядом. Какие же ужасы видели эти тёмные глаза?

— Мы все знаем, что мир демонов это мир кошмаров. Нам не нужно вновь это выяснять.

Я сглотнула. Не было смысла скрывать тревогу.

— Тогда какой вообще смысл в допросах?

Выражение Котеаса не изменилось. Он не улыбнулся, не нахмурился. Я редко видела на его каменном лице что-то кроме властного презрения.

— Потому что кто-то однажды может сказать что-то, чего мы не знаем. Но не Морбах. Он сломлен. Бесполезен.

Торквемада навис надо мной, сжимая свои омытые кровью руки.

— Он будет ликвидирован, как мы и ожидали. Теперь иди. Спи. Твоя смена начнётся на рассвете.

В этот раз я не колебалась. Он и так позволил мне больше, чем я ожидала, и не было смысла испытывать удачу.

— Да, лорд, — сказала я и покорно поклонилась.

Я всегда подчинялась приказам Котеаса, но этой ночью я ослушалась его дважды.

Первым меня подвело слабое тело: я не смогла заснуть. Я ворочалась на койке, чувствуя, как простыни оплетают меня словно оковы. Было слишком жарко. Влажно, душно.

Я открыла глаза и тяжело поднялась. Моя рубашка промокла и смялась. Во тьме кельи я видела образы иного мира — того, что мне описал Морбах. Я видела горизонт из кипящей крови и ядро раскалённой магмы под каменными плитами цвета меди. Слышала, как кричит небо, и умирают сотни людей.

— Люмен, — сказала я, и узкая комнатка наполнилась светом.

Я встала с койки, подошла, спотыкаясь, к настенному умывальнику и ополоснула лицо. Одела чикчиры, тугую блузку, сапоги и плащ. Взяла пистолет. Надевать доспехи не стала — это заняло бы целую вечность, а времени уже было мало.

Я покосилась на хроно над койкой. Через четыре часа Морбах умрёт. Глядя, как сменяют друг друга руны, я решилась во второй раз ослушаться Котеаса.

По пустым коридорам разносилось эхо. Стояла глубокая ночь, и крепость казалась городом запечатанных гробниц. Я спешила, чувствуя себя беглым преступником. Отчего? Я — инквизитор, и имею полное право идти, куда пожелаю.

Но я не могла обманывать себя и понимала, что подчинилась капризу. Подчинилась самому простому и банальному из грехов: любопытству.

Я дошла до камеры № 7897. Скрюченный Морбах лежал на спине там же, где я его оставила. Я закрыла за собой дверь и присела, вновь скривившись от запаха. Со временем и без свежего воздуха вонь стала только хуже.

Я достала из контейнера на поясе флакон со смесью адреналина и локуазина и вставила в шприц. Затем прижала иглу к сухощавой руке Морбаха, вонзила и стала ждать.

Сбитый с толку и дрожащий сержант очнулся. Я нависла над ним, желая, чтобы он боялся меня так же, как и своих кошмаров.

— Говори дальше.

Я видела смятение на лице Морбаха, но он не мог удержаться. Распространяющаяся по крови химическая смесь быстро приводит в чувство, и если Маттиас говорил раньше, то заговорит вновь.

— Быстро, — сказала я, придав слову звучный оттенок угрозы. — Говори быстро.

Он смотрел на меня. Морбах не мог понять, где он. Лишь когда он заговорил, я поняла, что он вновь на Душе Пустоты. А покидал ли он её?

— На гребне… — прохрипел Маттиас. — Они пришли за нами.

— Хорошо. Продолжай.

И слова полились.

— Умирали, мы все умирали. Я стрелял из ружья, целился во что-то в море клыков и рогов. Вряд ли попадал. Могли ли мы их убить? Не думаю. Не видел, как они падали. Всё это было ошибкой, дьявольской ошибкой.

Его глаза кружились, словно ища цели. Я внимательно смотрела на Морбаха. Если он вновь нападёт, я буду готова.

— Увидел, как один бросился на меня. Он взбирался по склону, ещё сжимая в когтях тела. Увидел меня. Бросился. Я не мог сделать ничего. Застыл. Тварь двигалась, как во сне — рывками, мелькая, прыгая. Смерть пришла. Я был мёртв.

Я невольно улыбнулась.

— Ты не был мёртв. Что произошло?

— Не знаю.

И тогда о тоже улыбнулся. Но искренне, а не с фальшью. Улыбка преобразила его лицо. Морбах почти мог вновь сойти за человека.

— Не знаю, кто это был. Он схватил меня за плечо. Боль была ужасной. А затем отшвырнул словно пушинку. Я тяжело упал и почти сразу отключился. Помню, как кровь стекала по визору шлема. Броню разорвало.

Он всё ещё улыбался.

— Он меня отбросил. Спас.

— Кто?

Морбах посмотрел на меня. Его взгляд прояснился.

— Один из зверей.

— Зверей?

— В доспехах людей. Огромные, серые, воющие. Неудержимые. Жестокие, как кишевшие вокруг твари. Они ринулись в кровь и дым так, словно родились для этого. Чудовища выли в ответ, но звери не дрогнули. Они могли причинить им боль. Они причинили им боль. Заставили скулить.

Он усмехнулся, вспоминая.

— Чем они были? — надавила я, вспоминая коготь. Вспоминая древние мифы, легенды, слухи. Начиная задумываться.

Морбах молчал. Он затерялся в своих воспоминаниях, редком миге доблести среди леденящих кровь ужасов.

— Я разглядел одного, — наконец, задумчиво протянул Морбах. — Того, кто меня отбросил? Возможно. Он стоял прямее, чем другие, как человек, но был гораздо выше. В руке топор, сверкавший синим огнём. Борода, серая как пепел, всклокоченные длинные волосы. На мгновение он посмотрел на меня. Я никогда не видел таких печальных глаз и такого мрачного лица. Такого благородного лица.

Улыбка сержанта поблекла.

— А затем он исчез, ушёл, его старый плащ развевался по ветру… — Маттиас посмотрел на свои руки. Они ещё дрожали. — Те, кто был ещё жив, жалкая горстка, забрались в уцелевшие шаттлы. Помню, как я забрался в отсек экипажа. Плечо болело и горело, но это было не важно. Мы выбрались. Доковыляли домой. Остальное вы знаете.

Я была поражена. Котеас ошибся. Это было нечто новое. Никто другой не мог связно рассказать о том, что произошло в Душе Пустоты, но я видела убеждённость в глазах Маттиаса и думала, о чём ещё он мог бы поведать.

Я пыталась скрыть волнение. Мы так мало можем противопоставить демонам, и нас сильно прижали после разорения Врат. Если есть союзники, способные убивать нерождённых на их проклятых мирах, то мы должны узнать о них больше.

Я встала.

— Постарайся вспомнить всё. Каждую подробность: символы на их доспехах, слова. Это важно. Твою душу ещё можно спасти. Я скоро вернусь. Постарайся вспомнить всё, пока я не приду.

Он посмотрел на меня со странной уверенностью.

— Не бойся за мою душу.

Я вышла из камеры, не забыв закрыть дверь на замок. Снаружи всё так же было пусто. Тени сгущались. Я поспешила по коридору к спиральной лестнице и побежала, перескакивая по две ступени. Спустилась на один этаж, затем другой. На ходу включила передатчик в воротнике.

— Сообщение для лорда-инквизтора.

Ответил сервитор.

— Укажите характер сообщения.

Я выругалась. Котеас всегда занят, но времени мало, и я знала, что его будет трудно переубедить.

— Приоритетный вызов от инквизитора Дамьетты. Это не…

Освещение отключилось.

Всё погрузилось во тьму. На мгновение я застыла, а затем пожалела, что не надела доспехи. У меня не было ни инфразрения, ни брони. Я достала пистолет и пригнулась, вслушиваясь.

Я пыталась возобновить связь, но слышала только помехи. Далеко снизу доносились приглушённые хлопки, похожие на взрывы осколочных гранат.

Сердце забилась чаще. Я сняла пистолет с предохранителя и начала подниматься обратно, вслушиваясь, пытаясь понять, что происходит. Внизу что-то двигалось — хлопали двери, что-то громыхало, разносилось эхо тяжёлых шагов. Я пыталась угадать численность, положение.

Затем взвыли сирены. Включилось аварийное освещение, залив коридоры кровавым светом. Я выругалась вновь — отвлеклась — и двинулась дальше.

Я дошла до коридора прямо над этажом, где была камера Морбаха. Этаж был освещён, но в коридоре всё равно было темно. Вдоль стен тянулись ряды закрытых дверей. Через сто метров на дальнем конце едва виднелся лестничный колодец — чёрный провал в тени.

Я кралась по коридору. Из камер не доносилось ни звука — заключённым едва хватало сил, чтобы дышать, и если они и слышали что-то снизу, то просто в ужасе жались к стенам.

Снизу доносились звуки — хриплое сопение или возможно рычание, горячее и шумное. Волосы встали дыбом. Я чуяла порох. Чуяла… что-то другое: кислый, звериный запах.

Я дошла до спиральной лестницы и начала спускаться, держа перед собой двумя руками пистолет и стараясь не шуметь. Моё сердце колотилось.

Я добралась до круглого вестибюля у подножия тюремного коридора менее десяти метров шириной. Здесь было темно, почти непроницаемо темно — что-то случилось с аварийным освещением. Я едва могла разобрать очертания ударных дверей, через которые должна была пройти. Они были выбиты и висели на петлях, а эти двери были очень прочными. Края были рваными, словно их что-то грызло.