Елизавета Дворецкая - Щит побережья. Книга 2: Блуждающий огонь
– Мало кто хочет, но всем приходится. Если бы я тебя не подхватил, ты попала бы сюда через ворота Ран.
Хельга смотрела на него, все еще не понимая, зачем ей ворота Ран.
– Ты должна была умереть, – прямо пояснил Ворон. – Ты падала в море и продержалась бы на плаву не дольше камня. Ты все забыла?
И Хельга вспомнила. И Брендольва, и «Лисицу», и страшный удар, когда корабль наскочил на подводный камень. И вот теперь она осознала произошедшее: она упала в море и утонула… умерла бы, если бы Ворон… но она в мире мертвых. Эта серая мгла не может быть ничем другим. О ней не поминали сказания, но сама эта висячая мгла казалась мертвой. Вернее, она жила какой-то особой жизнью, а человек внутри нее был пленником. И быть живым по-прежнему он уже никак не мог.
Но Хельга ощущала себя живой. В ней ничего не изменилось. «Как же так?» – спрашивали ее изумленные глаза.
– Ты еще живая, – сказал ей Ворон. – Я принес тебя, я могу и унести отсюда, пока тебя не видела Хель. Но только если ты действительно захочешь вернуться.
– А как же… как же я могу не захотеть? – робко, почти беззвучно спросила Хельга.
Она ощутила себя крошечной, как песчинка, и совершенно бессильной в этом сером мире. Домой… Даже страшно было вспомнить дом, Хравнефьорд, небо, лесистые горы, потому что все это было слишком непохоже на здешний туман, и до боли в груди хотелось вырваться отсюда. Но возможно ли это? Из Хель не возвращаются, а если возвращаются, то совсем иными… Ауднир…
– Он ведь попал сюда не со мной, – утешил ее Ворон. – А совсем наоборот. Хель отпустила его отомстить. Ради мести она отпускает. Но это, конечно, не то возвращение, которое можно пожелать по доброй воле. Но некоторые думают, что это лучше, чем совсем никак. Пойдем.
Он встал и за руку поднял Хельгу. Она так и не поняла, на чем сидела. Ворон пошел куда-то в серую мглу, не выпуская ее руки. Хельга следовала за ним. Ее ноги переступали по мягкой земле с короткой, невидимой в тумане травой, но вокруг ничего не менялось и движения было незаметно. Те же мягкие серые клубы тумана. Ни единого проблеска света, ни единого пятна тьмы – ровная серая мгла, дышащая и неподвижная. И изумительное ощущение покоя, которое наполняло Хельгу, несмотря на ее прежние волнения. Она как будто вдыхала этот покой вместе с серым туманом. Наверное, так оно и было.
– Здесь никого нет? – шепнула она Ворону. – Только мы?
– Нет, почему же? – Ворон обернулся. – Сама подумай, сколько народу умерло с тех пор, как боги сотворили род человеческий. Если бы кости умерших не истлевали, то живым давно было бы некуда ступить. Каждый шаг по земле – чья-то могила. А в Валхаллу допускается малая часть – там всего пятьсот сорок палат, и они еще не переполнены. Правда, Отец Ратей не открывает их точного числа. А большая часть умерших попадает сюда. Но здесь им никогда не будет тесно. Здесь каждый может наконец-то побыть наедине с самим собой.
И Хельга увидела. Мимо нее прошла через туман невысокая фигура с размытыми очертаниями: не разобрать даже, мужчина это или женщина, молодой или старый. Потом появились сразу трое: они сидели на земле лицами друг к другу, как сидят вокруг маленького костра. Вместо костра между сидящими бил из земли небольшой источник в округлой неглубокой ямке. Вода его была прозрачной и такой же серой, как туман вокруг. Позади сидящих Хельга смутно различила очертания скалы, уходящей вверх, а в скале расселину. Сидящие изредка шевелились, поворачивались друг к друг, даже беседовали. Хельга не слышала ни звука, но знала, что это так. До боли в глазах она вглядывалась в лица сидящих: почему-то ей казалось, что она узнает кого-то из них, хотя за время своей короткой жизни повидала не так уж много мертвых, и еще меньше таких, кого хотела бы увидеть снова. И лицо одного из сидящих, пожилого мужчины с бородой и длинными волосами, зачесанными назад от залысого лба, показалось ей смутно знакомым. Но чем дольше она смотрела, тем больше сглаживались его черты и под конец стали напоминать смутный оттиск в сырой глине. Эти лица не для ее глаз. У них теперь своя жизнь, принадлежащая только им, а все остальное человечество не имеет на них прав, которые нерушимыми оковами держат весь земной человеческий век. Здесь вообще ничего нет: ни прав, ни обязанностей, ни дел. Этот покой будет вечен, и никто не должен о себе хлопотать. Здесь поток не движется, потому что это – не жизнь. Так вот что такое смерть – это когда все движение в прошлом, будущего нет, а настоящее неизменно и неподвижно.
Взгляд растворялся и пропадал в этой серой мгле, на душе делалось все спокойнее. Хельга уже наслаждалась этим покоем, которого ей так не хватало на земле. Никуда не надо спешить. Ни о чем не надо заботиться. Можно лечь на землю, хоть прямо здесь, где стоишь, и лежать – хоть вечно.
– Послушай. – Ворон обернулся у Хельге, остановился, не выпуская ее руки. – Подумай. Не всем дается такой выбор, какой дан тебе. Если хочешь, ты можешь остаться здесь. Я буду часто приходить к тебе – ведь ты этого хотела?
Хельга снова огляделась. Глаза ее как будто привыкли к туману, теперь она различала перед собой мягкие очертания долины между двумя невысокими холмами – ровную и пустую. Дальний ее конец скрывала серая дымка, маня своими дремлющими тайнами. Но что с ними делать? Да, она хотела быть с Вороном… но не здесь!
– Так вышло. – Ворон дернул плечом вверх, не человеческим, а прежним, птичьим движением. – Ты сама привела себя на тот корабль, обреченный на смерть.
– Я не хотела! – вскрикнула Хельга.
– Ты никак не могла выбрать, с кем быть твоему сердцу. Ты хотела сохранить всех, ты хотела соединить несоединимое. А такой роскоши не дано никому. Ты хотела стоять между двух расходящихся льдин – кого винить, если они сбросили тебя в воду!
Хельга промолчала, опустила голову. Что тут возразить? Глупо было желать того, чего она желала, но разве она сама сотворила свое сердце таким глупым, не выносящим даже тени раздора? Кто сделал женщину жаждущей жизни, ненавидящей вражду? Только тот, кто велел ей продолжать жизнь человеческого рода. С него и спрашивайте.
– Если ты хочешь жить там, то тебе придется выбрать, – продолжал Ворон. – Научись выбирать, и тогда тебе больше не придется взывать к богам, жаловаться на судьбу и вопрошать, почему все так плохо. Может быть, ты не найдешь полного счастья – дар счастливой судьбы встречается реже всех других даров, даже таких, как у тебя! – но и ледяной воды полного несчастья ты сумеешь избежать. Если тебе предлагается два зла, сумей выбрать меньшее. И этого выбора за тебя не сделает никто. Если ты вернешься в мир живых, то тебе придется там выйти замуж – на такое предсказание моей мудрости хватит! И мы с тобой увидимся не скоро. Может быть, только в миг твоей смерти… Но это я могу тебе пообещать. Когда настанет твой настоящий срок, я приду за тобой.
Последнее Ворон выговорил тише, не так сурово, как все остальное. Хельге показалось, что он не хочет ее возвращения.
– Или ты можешь остаться со мной прямо сейчас, – негромко добавил он. – Ведь когда-то ты хотела…
– Здесь… – Хельга снова огляделась.
Она поняла, что хотел сказать ей Ворон, но трудно было примириться с той простой мыслью, что иметь все нельзя. Она хотела иметь все: и родичей, и любовь Брендольва, и Ворона, и мир между всеми. Картина этого счастья казалась такой полной и яркой, что в ее невозможность не верилось. Она так близко – не хватает лишь какой-то малости, чтобы до нее дотянуться. Меньшее зло… Серый мрак, и в нем – Ворон, посланец огромных сил, который станет для нее не силой, а лишь призраком невозможного, потому что сама ее жизнь в этом сером покое будет лишенной всякого смысла. Вернуться домой… Жить, как живут все, греться у огня, слушать саги… качать на коленях детей, своих детей, и самой рассказывать им о богах и древних героях… Это – смысл, это – дело, потому что род человеческий должен продолжаться. Иные сомневаются, а есть ли смысл в его существовании, но не спрашивайте об этом женщину. Боги сотворили ее продолжательницей рода, и она никогда не спрашивает – зачем? И в этом она, может быть, нечаянно мудрее мудрецов, поседевших, разыскивая смысл жизни. Если все станут лишь искать его, то жизнь прекратится раньше, чем ее смысл будет найден.
– За время жизни человеческая душа собирает в себе тот огонь, который потом понесет ее гораздо выше, чем ты можешь себе представить, – зашептал ей в ухо тихий голос. Это не был голос Ворона; казалось, говорила сама серая мгла. Но Хельга почему-то знала: этот голос идет издалека, он не принадлежит серому миру по имени Хель. Откуда-то из палат Асгарда одна из великих матерей человечества протянула руку, чтобы подбодрить свою дочь. – Для этого надо жить человеческой жизнью, – шептала богиня, и Хельга верила ей, как матери. – Жить с людьми. Любого героя, любого мудреца когда-то родила мать, и кто они такие, чтобы отрицать право других женщин рожать других героев и мудрецов? Не слушай их. Ты создашь новый мир, и он будет не хуже других. Не слушай никого. Ты – жизнь, и продолжаться – твое священное право.
