Елизавета Дворецкая - Ведьмина звезда, кн. 1: Последний из Лейрингов
– Что это? – спросил Хагир. – Ты его знаешь? Почему он тут?
– А ты не знаешь?
– Откуда? Похоже, он долго тут пролежал.
– Да, но не больше пятнадцати лет. Пятнадцать лет назад я видел его на пиру. На Остром мысу, в усадьбе Лейрингов. В последнюю зиму, пока усадьба еще стояла. И когда я видел его в последний раз, твоя сестра Борглинда подавала его Асвальду Сутулому.
– Дай-ка. – Хагир взял кубок в руку.
– Это ваш кубок, – продолжал Гельд. – То есть Лейрингов. Его звали Драконом Памяти, уж не знаю почему. Борглинда рассказывала, что он из наследства самого Фафнира. Правда, она сама в это не верила, но у Лейрингов он был очень давно. Много поколений. Что с ним стало при разорении Острого мыса, я не знаю. То ли спасли и продали хозяева, то ли нашли и продали фьялли… Короче, наш друг Вебранд завладел им. И раз он отдал его на хранение своему косматому папаше, значит, видел в нем какую-то ценность. Гораздо большую, чем две с половиной марки серебра. Около того. У меня есть весы, я тебе потом скажу точнее, если хочешь.
Хагир мотнул головой: точный вес кубка занимал его очень мало. Тот был холодным и тяжелым, и его застывшие чешуйки что-то говорили ладони Хагира. Теперь Хагир его вспомнил. Конечно, он его видел, все свое детство до одиннадцати лет видел очень часто. Дракон Памяти всегда стоял на столе перед Бергвидом Железным Дубом, главой рода, а после его смерти перешел к Тюрвинду Боевому Вихрю. А потом к Гримкелю Черной Бороде – после того как Тюрвинд погиб в Битве Конунгов. Да, и про Фафнира тоже рассказывали. Перед взором Хагира пролетали целые стаи смутных образов: лица родичей, чьи имена он давно позабыл, какие-то голоса, даже скрип дверей гридницы, которая давно сгорела вместе со всей усадьбой. И все ему виделось огромным, люди казались великанами, потому что сам он был маленьким. Даже бородатое лицо Тюрвинда он видел не просто так, а из-под темной тяжелой крышки стола. Он тогда сидел под столом, потому что было ему лет пять, не больше. С этим почерневшим серебряным кубком к Хагиру вернулся весь его некогда многочисленный род. Вот почему его зовут Дракон Памяти…
– Я возьму его, – сказал Хагир, потом выпрямился, повернулся к Фримоду ярлу и поднял кубок на вытянутой руке. – Я возьму вот это.
– Это? – Фримод был изумлен: он не ждал, что Хагир выберет такую недорогую вещь, когда у ног его лежит груда золота. – Серебра мы и в усадьбе видели полно… Ну, как знаешь. Твое дело. А я, пожалуй, возьму вон тот кувшин с цветочками. Из него можно и пиво пить, а можно и умываться. Я его подарю Хлейне, пусть сама решит, что с ним делать. Она так любит все золотое!
Воображая радость Хлейны от подарка, Фримод повеселел и махнул рукой хирдманам:
– Поднимите меня! Пошли в усадьбу! Гребите все в мешки, там еще посмотрим.
Кварги принялись собирать добычу, а Хагир отвернулся. Намерение Фримода сделать Хлейне подарок покоробило его, но он не позволил себе возмутиться даже в мыслях. Тяжелый кубок в руке напомнил ему о позабытом, весь род Лейрингов обступил его и требовательно смотрел в глаза. Глаз было много, и среди них волнующий, ласкающий взгляд Хлейны затерялся, погас и пропал, как листок, унесенный ветром.
Остаток дня ушел на подготовку к отплытию. Предводители дружин делили добычу: съестное из запасов Вебранда, серебро и менее ценное имущество из усадьбы, а также золото из кургана. Гельд посоветовал сделать это сейчас, хотя Фримод ярл предпочитал дождаться возвращения домой.
– Ты подумай, как здорово будет, когда мы вывалим все эти кучи перед матерью и прочими! – восклицал он. – И золото целой кучей, и серебро, и застежки – ты посмотри, этого хватит весь пол в гриднице засыпать! По полотну и мехам женщины будут ногами ходить, иначе никак! Ну! Об этом целый год говорить будут по всему Квартингу! И до Эльвенэса дойдет! Даже сам Хеймир конунг позавидует! А то привезем каждый по жалкой кучке у себя в мешке, и показать будет нечего! А там уж и разделим, когда все насмотрятся!
– Лучше сделать это сейчас! – Хагир поддержал Гельда. – И дальше пусть каждый корабль везет свою долю и сам заботится о своем. Море своенравно, сам знаешь, и никто не знает, что с ним будет завтра. Если нас разбросает бурей, мне и Гельду будет слабым утешением знать, что наша добыча лежит на твоем корабле большой красивой кучей.
– Да вы и правда родичи! – пробормотал Фримод ярл и больше не спорил: как бы кто не подумал, что он жалеет расставаться с добычей! Даже намека на жадность или невеликодушие он боялся как бесчестья, а слава человека щедрого и справедливого была ему дороже любых сокровищ.
Гельд послал помощника на свой корабль за весами, вооружился деревянной дощечкой, на которой он с помощью камешков и бусинок ухитрялся быстро делать самые сложные расчеты, и дело пошло. Хорошо зная цены на разные товары в среднем по Морскому Пути, Гельд легко вычислял стоимость украшений, зерна, мехов и прочего, и делил ее на три неодинаковые части: для каждой дружины по числу ее людей. Эти головокружительные превращения не укладывались в мыслях тех, кто всю жизнь считал по пальцам (и, следовательно, умел считать всего до десяти). Стормунд Ершистый только диву давался; держась за бороду, он не сводил глаз с Гельда и даже рот приоткрывал от изумления.
– Ха! – приговаривал он. – Тринадцать марок серебра… Сорок один человек… Тринадцать марок серебра вычесть из пятидесяти семи… Слушай! А они у тебя, эти камешки, небось заколдованные, а? Заколдованные? Отроду о таком не слыхал! Ты – колдун?
Гельд только посмеивался, ловко двигая бусинки из одного деления на дощечке в другой.
– Да нет, нет тут никакого колдовства! – снисходительно объяснял несведущему квитту Фримод ярл. – Это просто такая доска… Этому каждый может научиться. Там вон, видишь, расчерчены ячейки, три сверху вниз и три справа налево, а всего двенадцать… Тьфу, девять. Если я ничего не путаю. И камешек в одной ячейке обозначает одно число, а если его передвинуть, то уже будет другое… Э… вон те камешки – единицы, значит, один, два или три, а вон те бусинки – десятки. Вон та, самая большая, сердоликовая – это сотня. Ну, понял?
Стормунд честно помотал головой. Но Фримод ярл не стал уточнять: он мог бы объяснить толковее, если бы сам понимал получше.
Добычу переносили на корабли, от ручья волокли бочки со свежей водой. Половина дружины последнюю ночь провела возле кораблей, и Хагир собрался вместе со своими людьми к «Волку»: усадьба Вебранда ему не нравилась и так надоела за эти несколько дней, что он предпочитал провести холодную осеннюю ночь под открытым небом у костра, но больше не пользоваться гостеприимством своего врага.
Только теперь, когда все осталось позади, он сообразил, что славным подвигом в кургане сделал Вебранда своим врагом навек: смерти отца-оборотня, разграбления кургана и усадьбы тот ему никогда не простит. Странно, что это не приходило ему в голову раньше: вообще-то Хагир не страдал от недостатка предусмотрительности. Но он не жалел о сделанном: теперь в его руках оказался Дракон Памяти. Хагир верил, что сама судьба привела его к этому кургану, чтобы он добыл из него наследство своих предков. Сама судьба свела его с Вебрандом, и даже пленение Стормунда теперь казалось Хагиру лишь средством, которым судьба подвела его к цели. Это знак! Дракон Памяти – знак богов ему, последнему из Лейрингов! Пришел срок, и Хагир с нетерпением ждал возвращения домой, на Квиттинг. Дело своей судьбы он может выполнить только там, и благословение богов отныне в его руках.
Расстелив кусок серого полотна, Хагир собирался завернуть в него кубок и убрать в заплечный мешок, но все медлил, поглаживая кончиками пальцев чешуйчатые узоры на ножке, будто ждал, что кубок откроет ему еще какие-то родовые тайны.
– Многим случалось взять хорошую добычу, – бормотала где-то рядом та женщина, Иса. Она прохаживалась по гриднице, собирая со стола остатки еды в глиняную миску – должно быть, для своего злобного сынка, что сидел в бане. – Многие брали хорошую добычу. Только не всем она приносила счастье. Бывало так, что вчерашние товарищи резали друг другу горло ради добычи, вырывали сердце за какой-нибудь бронзовый браслет. А бывало так, что боги наказывали за жадность – и тогда целые корабли в тихую погоду сами собой уходили в пучину. Ран и Эгир тоже любят хорошие вещи! У Эгира в палатах столько золота, что оно светит ярче огня! Это золото попало к нему с земли – Эгир сам выбирает, какой корабль ему взять себе…
– Сдается мне, что мы не до конца убили оборотня! – заметил один из кваргов. – Похоже на то, что его дух вселился в одну старую ведьму.
– И было бы неплохо надеть ей на голову мешок и побить камнями! – поддержал его другой. – Или бросить в море. Тогда она перестанет пророчить несчастья.
Хагир обернулся, собираясь добавить что-то в этом же роде, но увидел лицо женщины. Потрясенно вытаращив глаза, она стояла, вцепившись в край стола и глядя на Дракон Памяти в его руках.
