Елизавета Дворецкая - Дракон восточного моря, кн. 1. Волк в ночи
Бьярни вспомнил золотой перстень, снятый с руки Дельбхаэм кем-то из хирдманов Торварда. Сейчас он мог бы предъявить его как доказательство своего происхождения, но увы. Впрочем, дела всегда говорят громче вещей.
– То, что мне удалось совершить, доказывает, что это правда!
– Один случай еще ничего не доказывает. Это может быть не более чем случай! А мне не хочется оказаться посмешищем.
– Нет смысла убеждать людей, которые заранее настроены не верить ни одному твоему слову! – Бьярни встал и оправил пояс. Все в нем кипело от возмущения, но он держался спокойно, и только напряженный, острый взгляд выдавал его волнение. – Я не буду унижаться и разбрасывать здесь сокровища, чтобы по ним ходили ногами. Время покажет, что я был прав и что моя удача, доказательство моего благородного происхождения, со мной навсегда. Я не отступлю и добьюсь своего, рано или поздно. Так или иначе, но тебе придется признать, что мое происхождение не хуже, а лучше, чем у прочих.
Ингебьёрг рассмеялась, как будто ей обещали какие-то приятные развлечения.
– А еще ты далеко мечешь тяжелые камни и очень быстро бегаешь! – подхватила она. – Вот с этим я не стану спорить, ибо видела своими глазами. Но этого мало, чтобы стать моим мужем. Что же до прочего, то посмотрим! Кто поживет, тот и узнает! Мне-то некуда спешить и никому ничего не надо доказывать. Желаю тебе удачи, Бьярни сын Сигмунда, она тебе пригодится.
– Она у меня есть, и в чужих пожеланиях я не нуждаюсь!
Ингебьёрг снова рассмеялась. Ее самодовольного упрямства Бьярни не смог одолеть, а значит, ее собственная удача пока была сильнее.
Вежливо попрощавшись со всеми домочадцами Халльгрима, Бьярни и Ивар хёльд вышли. Раннвейг бросила на Бьярни сочувственный взгляд, и он мельком подумал, что этой бедняжке тоже, должно быть, немало приходится терпеть от надменной и прекрасной хозяйской дочери. Он-то сейчас уйдет, а Раннвейг с ней жить…
Длинный, пологий берег ручья, текущего чуть поодаль от землянок, на тинге служил местом первых ежедневных встреч: тут умывались, стирали испачканную одежду, тут охлаждали больные с похмелья головы и считали вчерашние синяки. Над берегом звучал плеск, крики, смех и восклицания, но Бьярни вдруг почувствовал, что рядом с ним кто-то остановился. Причем кто-то чужой, не из своих домашних, которые приводили себя в порядок перед последним днем тинга. Ладонью стирая воду с лица, он выпрямился и увидел рядом с собой двух женщин. Одна была пожилая рабыня в серой некрашеной рубахе и потертой заячьей накидке, а вторая – та девушка с русыми волосами, которую он видел в землянке Халльгрима хёвдинга, – Раннвейг. Рабыня держала ведро с водой, у девушки в руках было влажное полотенце.
– Здравствуй, Бьярни! – поприветствовала его Раннвейг. – Может быть, тебе нужно полотенце?
– Нет, спасибо. – Бьярни оглянулся туда, где вытирался Кари Треска. – У меня есть.
– А я шла мимо и вдруг увидела тебя, – сказала Раннвейг. Было видно, что никакого особенного дела у нее нет и она остановилась просто так. – Я подумала, что невежливо будет пройти и не поздороваться.
Бьярни знал, что должен быть ей благодарен, но ее вежливость сейчас не доставила ему никакого удовольствия. За прошедшие дни он не раз встречал Халльгрима хёвдинга и даже его сына, видел и йомфру Ингебьёрг за женским столом на пирах или на торгу, который всегда возникает на тинге, но Раннвейг ему больше не попадалась. Именно поэтому встреча с ней особенно живо напомнила ему об отвергнутом сватовстве, и Бьярни жалел, что она его узнала. Что ей стоило мимо пройти? Теперь, как признанного сына и законного наследника отца, его приглашали вместе с отцом на пиры и в гости в чужие землянки. Его зимние приключения интересовали всех, его расспрашивали о Торварде конунге и его дружине. Бьярни видел, что те дни сильно возвысили его в глазах округи, и все считали, что Сигмунд поступил совершенно правильно, узаконив его. Обращались к нему уважительно, даже спрашивали его мнение о каких-то делах, и Бьярни во всей полноте ощущал, как приятно быть свободным и уважаемым человеком! Удовольствие портило только воспоминание об Ингебьёрг. У него было чувство вроде того, как если бы он не добрался до какой-то вершины всего на одну ступеньку или в состязаниях, на которые смотрел весь тинг, оказался вторым. В том, что он достоин быть первым, ему удалось убедить почти всех – кроме йомфру Ингебьёрг.
– Как идут ваши дела на тинге? – спросила Раннвейг.
– Все хорошо. – Бьярни улыбнулся, изо всех сил стараясь прогнать неприятные мысли и держаться приветливо. В конце концов, Раннвейг ни в чем не виновата. – Хотя Халльгрим хёвдинг едва ли в каком-нибудь деле будет нашим сторонником.
– Ну, отчего же? Иди, Торгерд, йомфру ждет! – Раннвейг отпустила рабыню, и Бьярни невольно проводил глазами ведро с водой, предназначенной для Ингебьёрг. – Ты ведь знаешь, что Эрлинг не прочь жениться на дочери Сигмунда, твоей сестре. Если этот брак состоится, то мы будем в родстве, и тогда отношения между нашими семьями будут такими, как и положено у близких родичей.
– Я сильно сомневаюсь, что у моей сестры есть желание видеть Эрлинга своим мужем. Да и я не слишком уважаю человека, который готов продать свою честь, пусть и за марку золота!
– Но мы не сомневаемся, что Сигмунд хёльд и сама йомфру Йордвейг говорят правду и что ее честь не пострадала. – Раннвейг опустила глаза.
– Я знаю. Доблестный Эрлинг просто пытается воспользоваться нашей бедой, чтобы взять красивую, юную, знатную невесту с богатым приданым, и за это чтобы ему еще приплатили марку золотом! Я даже подозреваю, что он сам нарочно выдумывает и распускает эти слухи, чтобы лишить мою сестру надежды дождаться других женихов!
Раннвейг не отвечала и не поднимала глаз. Ее смущенный вид убеждал Бьярни, что в своих предположениях он прав. У этой девушки, очевидно, имелась совесть, которую ее знатные родичи считали для себя излишней роскошью.
Они помолчали. Бьярни надеялся, что теперь Раннвейг пойдет своей дорогой, но та теребила тонкий бронзовый браслет у себя на запястье и не уходила.
– Ты ее сестра? – спросил Бьярни.
– Нет. То есть да. Я ее молочная сестра и по отцу, но моя мать была рабыней, ее кормилицей. Она уже умерла.
Они еще помолчали.
– Мне жаль, что так вышло, – со вздохом сказала Раннвейг. – Но ты не должен строго судить Ингебьёрг. Пойми, она ведь единственная дочь у отца, ну, то есть единственная законная дочь. Я-то не в счет… Родители всю жизнь баловали ее, с самого детства ей рассказывали сказки и уверяли, что она тоже, как в сказке, выйдет замуж за конунга. Ведь она такая красивая, умная, искусная во всем, она знатного рода, у нее большое приданое – ну, ты сам знаешь. Согласись, у такой девушки есть все основания высоко себя ценить.
– А еще она быстро бегает! – насмешливо подхватил Бьярни. – Это верно. Но чтобы высоко ценить себя, особенно если по достоинствам, вовсе не обязательно унижать других.
– Ты прав, но… Не думай о ней плохо. Она совсем не плохая девушка. Она такая веселая, остроумная. Она умна и решительна. Даже отец часто ее слушается, она может его переспорить, когда никому уже не удается, и он поступает так, как она хочет. И она добрая с теми, к кому хорошо относится. Мы с ней всю жизнь живем вместе, я-то хорошо ее знаю. Просто, понимаешь… Она еще не привыкла к тому, что ты – достойный жених для нее. Ведь она раньше о тебе даже не слышала. Она собиралась выйти за твоего старшего брата, а тут вдруг он погибает и хёвдинг объявляет, что у него есть еще один сын…
– Короче, она решила, что ей пытаются всучить негодный товар, раз уж хороший уплыл на сторону! – невесело пошутил Бьярни.
– Просто она еще не привыкла к мысли, что ты ничуть не хуже старшего брата. Она со временем поймет. Она заботится о своей чести и боится ее уронить, разве за это можно упрекать кого бы то ни было? Если все люди будут говорить о тебе уважительно, она тоже приучится смотреть на тебя как на достойного человека. Я вот тоже думаю, что твой подвиг достоин лучшей награды. Я даже рада, что у меня есть случай сказать тебе об этом, хотя едва ли мое мнение для тебя много значит.
– Нет, почему же… – из вежливости начал Бьярни.
– Не надо! – Движением руки Раннвейг остановила его. – Я хорошо знаю, кто я и чего стою. Подумай вот о чем: ведь если бы ты с самого начала был законным сыном твоего отца, ты ведь не женился бы на девушке вроде меня, на дочери рабыни, даже если бы я была красива и во всем искусна? Ведь не женился бы? – повторила она, склонив голову набок и заглядывая ему в лицо, и теперь у Бьярни не хватило духу возражать: она была права. И красавицей ее не назовешь, а ведь жаль – девушка она хорошая и добросердечная. – Вот и Ингебьёрг рассудила так. Ты красив, доблестен, умен и во всем искусен, но…
