Энтони Рейнольдс - Очищение
Они покатились, скользя и съезжая вниз по грязевому откосу. Децим потерял свой пистолет, но продолжал сжимать силовой клинок. Когда их спуск прекратился у подножия склона, в канаве, заполненной трупами в доспехах, Децим оказался наверху. Он попытался нанести смертельный удар, однако враг стиснул его наруч, удерживая клинок на расстоянии. Несущий Слово впечатал бронированный кулак в челюсть Децима, выбив ее и раздробив кость.
Его на мгновение ошеломило, и Несущий Слово развил преимущество. Он перекатился поверх Децима, вжав того лицом в грязь и удерживая за затылок. Магистр ордена силился высвободиться, выпустив при этом клинок, однако не мог сбросить предателя. Лицо раз за разом билось о землю. Глаза заливало грязью и кровью.
— А теперь ты умрешь, — прорычал Несущий Слово. Его голос был настолько искажен, что казался скорее звериным, чем принадлежащим тому, кто хоть когда-то был человеком.
А затем раздался гром выстрела из автопушки с близкого расстояния, и его голова исчезла в красной дымке.
Децим поднялся, протирая глаза от грязи и крови, и взобрался по склону к своему отчаянному командирскому отделению под прикрытием огня последних оставшихся легионеров с тяжелым вооружением.
Он глянул на небо. Там ничего не было видно, но он знал, что должно было приближаться назначенное время. Адъютант заметил его взгляд.
— Вы уверены в этом, мой господин? — спросил он.
— Уверен, — произнес Децим. — Да простит меня Император.
При выходе из челнока его сопровождали, словно узника: двое спереди, двое позади. Они совершили посадку в верхних предгорьях самых высоких пиков Терры, хотя сейчас те были не видны. В шарнирных посадочных захватах, присоединенных к корпусу челнока, не было окон.
При нем не было оружия, согласно приказу. Это было озвучено как просьба, но тем не менее являлось приказом. Он вышел из челнока, безбоязненно глядя перед собой. Гибкие сегментированные стены сменились бронированным коридором, и он вошел внутрь дворца.
На его шиферно-серой броне не было никаких украшений. Один лишь темно-красный гребень на зажатом подмышкой шлеме указывал на его высокое положение в Легионе. Доспех был старым и сильно изношенным, а пластины брони — толстыми и массивными. Это был солдатский доспех, практичный и утилитарный, на поверхности были видны следы частого ремонта. Он носил эти отметины, словно боевые шрамы. Каждая царапина и вмятина обладала собственной историей.
Четверо членов Легио Кустодес, сопровождавших его во дворец, напротив, носили чрезвычайно изукрашенную броню цвета полированного золота, обильно отделанную декоративными молниями и орлами. С золоченых плеч ниспадали длинные меховые плащи, лица скрывались под высокими коническими шлемами. Их доспехи были куда более изящно сработаны, чем скромная броня Сор Талгрона, однако это не было парадное облачение. Это была самая совершенная боевая броня, какую смогли разработать искуснейшие техножрецы Марса — легкая, прочная, практически неуязвимая для традиционного огнестрельного оружия и позволяющая большую свободу движений, нежели доспехи Легионов.
Каждый из них держал копье стража — характерное орудие их ордена. Золоченые алебарды со встроенным огнестрельным оружием были необычным и экзотическим вооружением. В необученных руках они были бы непригодны к использованию, однако Сор Талгрон видел, что даже в состоянии покоя они являлись практически продолжением тел кустодиев. Ими бы пользовались с непревзойденным мастерством, и, хотя Сор Талгрон наблюдал их применение только на тренировках, он полагал, что ключевой задачей для сражающегося с Легио Кустодес противника будет оказаться ближе зоны эффективной досягаемости.
Он не чувствовал особых уз родства с Легио Кустодес. Они отличались от него настолько же сильно, как неусовершенствованные люди, несмотря на общее сходство в генетическом наследии. Две ветви трансчеловечества радикально различались между собой, пусть даже посторонний мог этого и не видеть — в основном разница носила не физический характер, хотя кустодии, возможно, и казались выше. Они просто представляли собой отдельные виды.
Подлинная сила Легионес Астартес заключалась в единстве целей и братских узах между ними. Быть может, именно поэтому и настояли, чтобы Сор Талгрон отправился на поверхность в одиночестве, а остальная его рота не покидала корабля на высокой стоянке. Кустодии могли быть лучшими в своем роде воинами по отдельности, однако по мышлению они коренным образом отличались от тех, кто генетически перерождался, попадая в Легионы. Их создавали для иной задачи, к которой они были идеально приспособлены и которая требовала определенной степени индивидуализма и автономности, что противоречило генетически внедренной коллективной ментальности космических десантников.
Было бы интересно выставить Легио Кустодес на арене против Легионес Астартес. Он подозревал, что один на один у кустодиев в золотых доспехах было бы преимущество, однако чем масштабнее был бы бой, тем сильнее было у него ощущение, что победят товарищи-легионеры.
Легио Кустодес не являлись солдатами, однако Сор Талгрон был солдатом до мозга костей.
Они остановились перед третьими усиленными противовзрывными дверями, по бокам от которых располагались синхронизированные сторожевые пушки. Охрана была плотнее, чем во время прошлого визита Сор Талгрона в дворцовые залы, когда его присутствие казалось куда более желанным.
Запертая дверь распахнулась. По ту сторону стоял офицер кустодиев, великолепный в своей золотой броне. Взгляд Сор Талгрона метнулся влево и вправо. Если бы на нем был надет шлем, перед глазами мигали бы символы угрозы. Офицера сопровождало отделение космических десантников в желтых доспехах, державших поперек груди болтеры.
Это было неожиданно, однако он не позволил проступить на лице даже намеку на удивление.
Визор офицера сдвинулся назад серией плавно нахлестывающихся друг на друга пластин, открыв лицо, знакомое Сор Талгрону. Оно было ястребиным и полным силы, на нем отсутствовали шрамы, однако Сор Талгрон знал, что это ничего не значит, только не среди Легио Кустодес. Будь он из Легионов, Сор Талгрон понял бы, что воин либо неопытен, либо невообразимо хорош, но кустодиев создавали не для жизни, состоящей из непрерывной войны на передовой. Это не значило, что им недоставало боевой закалки. Далеко не так. Только глупец стал бы их недооценивать.
По центру выбритой головы офицера тянулась полоса коротко стриженых волос — такой же гребень, как на шлеме Сор Талгрона. Сор Талгрон не знал, являлось ли это обозначением звания, или же просто эстетическим предпочтением. Их род обладал врожденной сильно выраженной чертой индивидуализма, поэтому второй вариант был весьма вероятен. Впрочем, казалось несколько ироничным, что этот выбор подражал наружности капитана-генерала, Константина Вальдора. Вот вам и индивидуализм.
— Я приношу извинения за то, как вас приняли, — произнес офицер. Его аристократический акцент все еще казался странным для слуха Сор Талгрона, привыкшего к более гортанной колхидской речи. — С момента вашего прошлого пребывания на Терре вселенная переменилась.
Его звали Тибер Аканф, и Сор Талгрон бывал в его обществе во время предыдущих визитов на Терру. Страж никогда не сообщал остальные сто тридцать семь своих имен, а у Сор Талгрона не было никакого желания их узнавать.
Они поприветствовали друг друга по-воински, запястье к запястью, пожимая предплечья. Несущему Слово нечасто доводилось глядеть на кого-либо снизу вверх, однако кустодий был выше Сор Талгрона на полголовы.
— Что произошло? — спросил он, когда они разомкнули пожатие. — Кажется, будто Терра готовится к осаде.
— Грядет война, — ответил Аканф.
Сор Талгрон нахмурился.
— В войне нет ничего нового, — сказал он. — Мы воевали с начала Великого крестового похода. Именно для этого нас создали.
— Эта война будет иной.
— Почему? Какого бы нового врага ни обнаружил Поход, наверняка нет никакой угрозы для самой Терры, — произнес Сор Талгрон.
Тибер Аканф не ответил, и выражение лица Сор Талгрона стало еще более сумрачным.
— Рассказывай, — хмуро сказал он.
— Это не моя обязанность, — произнес кустодий. — Но я отведу вас к тому, кто это сделает. Идемте. Лорд Дорн ожидает вас.
Пятеро воинов наблюдали, как на равнинах внизу сражаются и гибнут их братья. С их наблюдательного пункта битва не отличалась от одной из симуляционных досок в коллегии, хотя здесь смерть была чрезвычайно реальной. Они стояли молча, каждый из Ультрадесантников погрузился в личную темницу злости, сожаления, упрямства и скорби.
