Фрэнк Херберт - Бог-Император Дюны
— Данкан! — Лито взглянул на Айдахо. — Данкан, если я прикажу, ты возглавишь экспедицию для полного уничтожения Тлейлакса?
— С удовольствием, Государь.
— Даже если это будет означать утрату твоих исходных клеток и всех чанов?
— Я не нахожу эти чаны приятным воспоминанием, государь, а эти клетки — это не я.
— Владыка, чем мы Тебя оскорбили? — спросил Нунепи.
Лито угрюмо нахмурился. Неужели этот бестолковый дурак действительно ждет, от Бога-Императора открытого разговора о состоявшемся только что нападении Лицевых Танцоров?
— До моего слуха дошло, — сказал Лито, — что ты и твой народ распускаете лживые слухи о том, что вы называете моими «отвратительными сексуальными привычками».
Нунепи поперхнулся. Это обвинение было дерзкой ложью, совершенно неожиданной. Но Нунепи отдавал себе отчет, что, стань он это отрицать, никто ему не поверит. Так сказал Бог-Император. Нападение с непредвиденной стороны. Нунепи заговорил, не отрывая взгляда от Айдахо.
— Владыка, если мы…
— Смотри на меня! — приказал Лито.
Нунепи резко перевел взгляд на лицо Лито.
— Я говорю вам только сейчас, раз и навсегда, — сказал Лито. — У меня нет вообще сексуальных привычек. Никаких.
По лицу Нунепи заструился пот. Он глядел на Лито с неотрывной напряженностью попавшего в капкан животного. Когда Нунепи обрел, наконец, голос, тот не был больше тихим и подконтрольным инструментом дипломата, он стал дрожащим и перепуганным.
— Владыка, я… здесь должно быть ошибка…
— Тихо ты, тлейлаксанский наушник! — взревел Лито. — Я, метафорическое ответвление святого песчаного червя Шаи-Хулуда! Я, ваш Бог!
— Прости нас, Владыка, — прошептал Нунепи.
— Простить вас? — голос Лито был полон сладкой рассудительности. — Конечно, я вас прощаю. Такова доля вашего Бога. Ваше преступление прощено. Однако, ваша глупость заслуживает воздаяния.
— Владыка, если б я мог лишь…
— Тихо! На это десятилетие Тлейлаксу отменяются спайсовые нормы. Вы не получите ничего. Что до тебя лично, то мои Рыбословши сейчас отведут тебя на площадь.
Две дюжие стражницы подошли и схватили Нунепи за руки. Затем они поглядели на Лито в ожидании его указаний.
— На площади сдерите с него одежду. Он должен быть публично выпорот, пятьдесят ударов кнутом, — распорядился Лито.
Нунепи рвался, пытаясь освободиться из державших его крепких рук, на лице его отражался ужас, смешанный с яростью.
— Владыка, напоминаю Тебе, что я посол…
— Ты обычный преступник, — с тобой и следует поступать, как с преступником, — Лито кивнул стражницам, и те поволокли Нунепи прочь.
— Я бы хотел, чтобы они тебя убили! — в ярости заорал Нунепи.
— Я бы хотел…
— Кто? — окликнул его Лито. — Кто, ты бы хотел, чтоб меня убил? Разве ты не знаешь, что меня нельзя убить?
Стражи выволокли Нунепи из помещения, а тот все продолжал бушевать:
— Я не виновен! Я не виновен! — его протесты смолкли вдали. Айдахо близко наклонился к Лито.
— Да, Данкан? — спросил Лито.
— Государь, в результате этого все послы будут в страхе.
— Да. Я дам им урок ответственности.
— Государь?
— Точно так же, как в армии, соучастие в заговоре освобождает людей от чувства личной ответственности.
— Но это вызовет волнение, Государь. Лучше мне выставить дополнительную охрану.
— Ни одного дополнительного охранника!
— Но ты навлекаешь…
— Я навлекаю немножко военной чепухи.
— Это именно то, что я…
— Данкан, я учитель. Запомни это. Через повторение, я добиваюсь усвоения урока.
— Какого урока?
— Полностью самоубийственной природы военной дурости.
— Государь, я не…
— Данкан, посмотри на этого безмозглого Нунепи. В нем сама суть этого урока.
— Да простит мою тупость, Государь, но я не понимаю того, что Ты сказал о военной…
— Военные убеждены, будто, рискуя жизнью, они тем самым покупают право чинить любое насилие над врагом, какое им заблагорассудится. У них менталитет захватчиков. Нунепи не считает себя ответственным за что угодно, сделанное против чужих.
Айдахо посмотрел на вход в палату, через который стражницы выволокли Нунепи.
— Он попытался и проиграл, Владыка.
— Но он отсек от себя узы прошлого и возражает против того, чтобы уплатить свою цену.
— Для своего народа — он патриот.
— А каким он видит самого себя, Данкан? Инструментом истории.
Айдахо понизил голос и еще ближе наклонился к Лито.
— В чем же Ты другой, государь?
Лито хихикнул.
— Ах, Данкан, как же мне нравится твоя проницательность. Ты заметил, что я — совершенно чужой. Не гадаешь ли ты, возможно ли мне оказаться среди проигравших?
— Эта мысль приходила мне на ум.
— Даже проигравшие могут задрапироваться в гордую мантию «прошлого», мой старый друг.
— И ты с Нунепи в этом одинаковы?
— Воинствующие миссионерские религии могут разделять эту иллюзию «гордого прошлого», но не многие понимают главную опасность для человечества, а именно — ложное чувство свободы от ответственности за свои собственные действия.
— Это странные слова, Владыка. Как мне следует их понимать?
— Их смысл в том, что в них сказано. Разве ты не способен слушать?
— У меня есть уши, Владыка!
— Да, правда? Мне их не видно.
— Вот, государь. Вот и вот! — Айдахо указал на свои уши,
— Но они не слышат. А значит у тебя нет таких ушей, чтобы слышать.
— Ты шутишь надо мной, Государь?
— Имеющий уши, да услышит, верно? То, что существует, не может быть превращено само в себя, поскольку это уже существует. Быть — значит быть.
— Твои странные слова…
— Всего лишь слова. Я их произнес. Они улетели. Никто их не слышал, следовательно они не существуют. Раз они больше не существуют, то, может быть, их можно сделать существующими и тогда, может быть, их кто-нибудь да расслышит.
— Почему ты поднимаешь меня на смех, Государь?
— Я не поднимаю тебя ни на что, кроме слов. Я делаю это без страха оскорбить тебя, потому что я уже усвоил, что у тебя нет ушей.
— Я не понимаю тебя, Государь.
— С этого начинаются знания: с открытия, что есть что-то, чего мы не понимаем.
До того, как Айдахо успел ответить, Лито подал знак рукой стоявшей рядом стражнице, та махнула стоящим перед кристаллиновой контрольной панелью на стене позади помоста Бога-Императора. В центре палаты возникло трехмерное изображение наказания Нунепи.
Айдахо сошел с помоста на пол палаты и с близкого расстояния воззрился на эту сцену. Она транслировалась с небольшого возвышения, смотрящего на площадь; доносился шум огромной толпы, сбежавшейся при первых признаках суматохи поглазеть на зрелище.
Ноги Нунепи были широко раздвинуты. Его привязали к двум ножкам треноги, руки связаны над головой почти у самой оси треноги. Одежду, изодранную в клочья, сорвали с него и бросили рядом. Здоровенная Рыбословша в маске стояла рядом с ним, держа импровизированный хлыст, сделанный из каната эллака, тонкие проволочки которого были растрепаны на конце. Айдахо показалось, что он узнает в этой женщине в маске встречавшего его Друга.
По сигналу офицера гвардии Рыбословша в маске шагнула вперед и свистящая дуга хлыста опустилась на обнаженную спину Нунепи.
Айдахо болезненно содрогнулся. По всей толпе прошел шумный судорожный вздох.
Там, где стегнул хлыст, вздулся рубец, но Нунепи не издал ни звука.
И опять опустился хлыст. При этом втором ударе выступила кровь.
И опять хлыст стегнул по спине Нунепи. Крови стало еще больше.
Лито слегка пригорюнился.
«Найла слишком усердна», — подумал он. — «Она убьет его, а это создаст проблемы.»
— Данкан! — позвал Лито.
Айдахо, зачарованно наблюдавший за проекцией, повернулся к Лито как раз тогда, когда толпа издала дружный крик при особенно кровавом ударе.
— Пошли кого-нибудь остановить порку после двадцати ударов, приказал Лито. — Пусть провозгласят, что Бог-Император по своему великодушию ограничивает наказание.
Айдахо поднял руку, отдавая приказ одной из стражниц, та кивнула и бегом покинула палату.
— Подойди сюда, Данкан, — сказал Лито.
Айдахо опять подошел к Лито — сохраняя уязвленный вид. Он продолжал считать, что Лито насмехался над ним.
— Что я ни делаю — это ради преподания урока, — сказал Лито.
Айдахо жестко заставил себя не смотреть на сцену наказания Нунепи. Что это за звук, не Нунепи ли застонал? Крики толпы терзали слух Айдахо. Он посмотрел прямо в глаза Лито.
— У тебя на уме вопрос, — сказал Лито.
— Много вопросов, Владыка.
— Говори.
— Каков урок в наказании этого дурака? Что мы скажем, когда нас об этом спросят?
