Тэд Уильямс - Скала прощания
Он плюнул, стоя на крыльце своего дома, и посмотрел, как разошлись круги на зеленой воде, затем втащил лестницу и бросил ее, а не свернул аккуратно, как обычно. Ему было очень горько.
Одно хорошо, решил он позже, ожидая, пока закипит вода в котле. Если он отправится в Наббан, как того хотят его соплеменники, он сможет навестить там своего мудрого друга и узнать у него подробности о странной записке доктора Моргенса. Он корпел над ней неделями, но решение никак не приходило. Его почтовые голуби, летавшие к далекому Укекуку в Йиканук, вернулись с нераспечатанными посланиями. Это его обеспокоило. Птицы, отправленные им к доктору Моргенсу, также вернулись, но это, в отличие от молчания Укекука, было не так тревожно, ибо Моргенс в одном из своих последних посланий предупреждал, что может прервать связь на некоторое время. Не ответила на летучие послания ни колдунья из Альдхортского леса, ни его друг из Наббана. Этих последних птиц Тиамак отправил недавно, всего несколько недель назад, поэтому ответ еще может прийти.
Но если мне предстоит ехать в Наббан, я не увижу этих ответов два месяца, а то и дольше.
Подумав об этом, он задумался и над тем, что же ему делать с птицами. У него не хватит зерна, чтобы оставить их в голубятне на все время отсутствия, и он, конечно, не может взять их с собой. Придется выпустить их на волю, чтобы они сами позаботились о себе. Он надеялся, что они будут держаться вблизи его домика на баньяновом дереве, и он сможет поймать их, когда вернется. А если они улетят навсегда, что он будет делать? Ему придется обучить новых, вот и все.
Вздох Тиамака был заглушен шипеньем пара, вырывавшеюся из-под крышки котла. Бросив туда желтый корень, маленький ученый попытался вспомнить молитву о благополучном путешествии, которую следует возносить Тому, Который Всегда Ступает по Песку, но смог вспомнить только молитву о местах, где прячется рыба, которая не совсем подходила к случаю. Он снова вздохнул. Хоть он и не верил больше в богов своего племени, никогда не повредит вознести лишнюю молитву, но следует, конечно, найти подходящую.
Пока он размышлял над тем, что ему делать с пергаментом, о котором Моргенс говорил в своем письме или вроде бы говорил, потому что откуда старому доктору было знать, что он у Тиамака? Взять его с собой? Еще потеряешь. Нужно взять, раз собрался показать его другу в Наббане и спросить совета.
Столько проблем! Они роятся в голове, как мухи жужжат и жужжат. Нужно все как следует обдумать, раз рано утром ему отправляться в Наббан. Придется рассмотреть каждую часть задачи в отдельности.
Сначала послание Моргенса, которое он читал и перечитывал на протяжении четырех лун с момента получения. Он взял ею с крышки деревянного сундука и расправил, оставляя грязные следы от пальцев, которыми брал желтый корень. Содержание Тиамак знал наизусть.
Доктор Моргенс писал о своих опасениях, о том, что «время Звезды завоевателя» пришло, и что потребуется помощь Тиамака, «если определенных страшных событий, на которые намекается в книге священника Ниссеса» удастся избежать. Но о каких событиях речь? «Печально знаменитая утраченная книга» — это о книге Ниссеса «Ду Сварденвирд», что известно каждому ученому.
Тиамак слазал в сундук и вынул завернутый в листья пакет, развернул его, достал драгоценный пергамент, расстелил на полу рядом с посланием Моргенса. Этот пергамент, на который Тиамак случайно наткнулся на базаре в Кванитупуле, был гораздо более высокого качества, чем те, что он когда-либо мог себе позволить. Ржаво-коричневыми чернилами были изображены северные руны Риммергарда, но сам язык был вариантом наббанайского пятисотлетней давности.
…Принесите из Сада НуанниМужа, что видит, хоть слеп,И найдите Клинок, что Розу спасет,Там, где Дерева Риммеров свет,И тот Зов, что Зовущего вам назоветВ Мелком Море на Корабле, —И когда тот Клинок, тот Муж и тот ЗовПод Правую Руку Принца придут,В тот самый миг Того, кто Пленен,Свободным все назовут.
Под этими недоступными пониманию словами было начертано имя «Ниссес».
Что должен был понять в этом Тиамак? Моргенс не мог знать, что Тиамак обнаружил страницу этой почти мифической книги. Вранн ни одной душе об этом не сказал, однако доктор утверждал, что Тиамаку предстоит важная работа, что-то связанное с «Ду Сварденвирдом»!
Его вопросы, обращенные к Моргенсу и к другим, остались без ответа. Теперь он должен отправляться в Наббан, чтобы просить сухоземельцев за свой народ, и все еще не знает значения всего этого.
Тиамак налил чаю из котелка в пиалу, которая стояла у него на третьем месте среди любимых, так как утром он разбил вторую, когда Старый Могахиб и компания заблеяли у него под окном. Он зажал пиалу тонкими пальцами и подул на чай. «Горячий день, горячий чай», — говаривала его матушка. Сегодня денек будет несомненно горячим. Воздух был неподвижным и давящим, казалось, можно прыгнуть прямо с крыльца и поплыть в нем. Его не особенно огорчала жара, так как он всегда меньше чувствовал голод в такую погоду, но тем не менее в сегодняшнем воздухе было что-то необычное, как будто Вранн был раскаленным бруском на всемирной наковальне, над которым завис гигантский молот, готовый опуститься и все изменить.
В то утро гончар Роахог, улучив минутку для сплетни, пока Старому Могахибу помогали спуститься в лодку, сказал, что колония гантов строит гнездо буквально в паре фарлонгов вниз по реке от Деревенской Рощи. Ганты никогда раньше так не приближались к человеческому жилью. Хотя Роахог хихикнул, сообщив о намерении сжечь гнездо, Тиамака эта новость обеспокоила как свидетельство нарушения какого-то исконного закона.
По мере того как знойный день неторопливо переходил в вечер, Тиамак пытался сосредоточиться на требованиях герцога Наббанского и письме Моргенса, но никак не мог отделаться от встающей перед мысленным взором картины колонии гантов, с их жующими серо-коричневыми челюстями и безумно горящими черными глазками, и ему виделась какая-то связь между всем этим.
Это от жары, убеждал он себя. Если бы у меня был кувшин холодного верескового пива, эти дикие мысли тотчас исчезли бы.
Но у него не было даже корня, чтобы заварить еще чаю. К тому моменту, когда он испек и съел рисовую лепешку и запил ее водой; болото стало неприятно теплым. Он корчил недовольные гримасы, укладывая вещи. Этот день подошел бы для купания в одном из безопасных прудов, а не для начала путешествия.
Да ему и укладывать-то было почти нечего. Он выбрал пару брюк, длинную рубаху и сандалии, чтобы носить в Наббане — не было смысла подтверждать существующее в Наббане мнение об отсталости его племени. В этом путешествии ему не понадобится ни письменная доска, сделанная из древесной коры, ни деревянный сундук, да и вообще ничто из его убогого имущества. Свои драгоценные книги и свитки он брать не решится, так как непременно не раз окажется в воде, прежде чем попадет в страну сухоземцев.
Он решил взять пергамент Ниссеса, поэтому обернул его еще одним слоем листьев и сложил все в пропитанную жиром кожаную сумку — подарок доктора Моргенса. Призывный жезл и одежду он также уложил в плоскодонку. Туда же пошли пиала, несколько кухонных принадлежностей, рогатка с завернутыми в листья камешками. Он подвесил к поясу нож и кошелек. Затем, помедлив, снова взобрался на баньян, чтобы выпустить птиц.
Карабкаясь по соломенной крыше, он слышал их сонные, приглушенные голоса в маленькой голубятне.
Он положил оставшееся зерно в свою последнюю, четвертую в ряду любимых, пиалу и выставил ее на подоконник. Они не станут улетать далеко от дома, по крайней мере первое время.
Засунув руку в маленький ящичек, накрытый корой, он осторожно достал одного из своих голубей. Это была серо-белая голубка по имени Быстрая. Он подбросил ее в воздух. Она забила крылышками и уселась на ветке над его головой. Обеспокоенная его необычным поведением, она тихонько вопросительно заворковала. Тиамак в этот момент понял чувства отца, вынужденного отослать дочь к чужим людям. Но ему пришлось выпустить птиц, а дверцу их домика, которая открывалась только внутрь, — запереть. Иначе птицы, попав в домик, оказались бы в западне. А Тиамака не будет здесь, чтоб их спасти.
Страшно расстроенный, он достал Красноглазого, Колченогого, Медолюба. Скоро над его головой раздавался недовольный хор. Прослышав, что происходит что-то необычное, оставшиеся в голубятне птицы в панике забились вглубь, и Тиамаку пришлось приложить известные усилия, чтобы до них добраться. Когда он пытался выловить одного из этих упрямцев, его рука коснулась маленького холодного комочка перьев, который лежал незаметно в темном дальнем углу.
Встревоженный, он взял этот комочек и вынул из домика. Он сразу понял, что это его птица и что она мертва. Потрясенный, он стал рассматривать ее. Это был Чернильное Пятнышко — одна из птиц, направленных им в Наббан несколько дней назад. Чернильное Пятнышко явно пострадал от каких-то животных: у него были выщипаны перья, и он был весь в засохших брызгах крови. Тиамак был уверен, что птицы здесь накануне не было. Значит, она прибыла ночью, собрав последние силы своего израненного тела, чтобы умереть дома.
