Дикий наездник - Торп Гэв

С этими словами она вышла, но Визарх на пару секунд задержался у арки, безмолвно глядя на наследника клана. Воин поднес руку к груди и отсалютовал, прежде чем отвернуться. Нуаду не понял, насмешливым или искренним был этот жест, и, снедаемый неуверенностью, перевел взгляд назад на Агариметею.

Глава 14

ПОСЛЕДНИЕ РЕШЕНИЯ

Бесконечная психоэнергоцепь «Сна Иннеада» была спокойнее, чем привык Нуаду, однако сейчас она гудела от напряжения предбоевой подготовки. Некронтир пресекли любые попытки растянуть Паутину, поэтому пришлось готовиться к атаке с ближней орбиты, что вызывало у Нуаду дурное предчувствие. Проблески прошлого — ужасы, учиненные некронтир в давно забытую эпоху, — продолжали возвращаться к наследнику клана. Он воображал таинственные орудийные системы, испепелявшие звездолеты на орбите, и невероятные боевые аппараты, сровнявшие с землей леса Агариметеи и сжигавшие войска иннари и саймханнцев. Иногда они походили на сны наяву, восставая из разбуженной памяти и отвлекая его, чем бы он ни занимался. Дикого лорда внезапно пробирал озноб, сопровождаемый воплями летающих серпов, что охотились за ними в прошлый раз, но теперь они казались ему громогласными кличами мстительных богов.

Нуаду как неприкаянный бродил по залам и коридорам корабля. Он знал, что время отбытия неотвратимо приближалось, однако его снедал ужас, которым дикий лорд не мог поделиться ни с кем. Нуаду убеждал себя, что дело вовсе не в трусости, но когда оказывался наедине со своими мыслями, вдали от суетящихся сородичей, то испытывал вполне реальный внутренний страх перед близящейся битвой.

Наследник клана винил во всем Иврайну. Должно быть, она посеяла в нем этот страх, только чтобы насолить ему, сплетя из его бурного воображения кошмары наяву. Так все и обстояло, а ее разговорчики о душе, старой, как сама раса альдари, были чистой воды выдумкой.

Нуаду блуждал по переходам нижних палуб, стискивая кулаки и сквозь зубы что-то бормоча про себя. Немногочисленные проходящие мимо иннари провожали его странными взглядами. Он никогда не боялся смерти, и даже сейчас его тревожила вовсе не возможная гибель. Его душу бередило нечто более потаенное, освобожденное вторжением Открывающей Седьмого Пути. В мечущемся разуме дикого лорда мелькали другие образы. Он видел отца, от которого остались лишь кожа да кости, и одновременно с ним мать, с беспокойством глядящую на Нуаду.

Дикий лорд пытался состыковать эти мысли: Иврайну и отца, смерть матери и душу альдари внутри него. Между ними наверняка прослеживалась связь, которая соединит их в нечто осмысленное, если только он посмотрит под верным углом.

Сквозь сумбур мыслей прорвался оклик. Его имя.

— Нуаду! — снова крикнула Каэлледин, что есть духу мчась к нему по коридору.

Он заметил на ее лице тревогу, ахнув, подбежал к ней и закинул руки ей на плечи.

— Иврайна… — выпалил наследник. — Она что- то внушила мне. Сломила меня.

Каэлледин не ответила, сохраняя напряженную позу, и холод здравомыслия успокоил его разум. Нуаду отступил, и волнение сестры просочилось в него, окончательно прогнав душевные муки. Она беспокоилась не за него.

— Отец? — с замиранием сердца предположил он. Каэлледин кивнула. — Он?..

— Нет, — яростно замотав головой, быстро ответила она. — Нет, он жив. Но ты должен пойти со мной. Нам нужно с ним поговорить.

Они бросились к ближайшему гравишюту. Нуаду едва обращал внимание на тех, мимо кого пробегал, мельком замечая только черные латы Темных Жнецов, костяные цвета Воющих Баньши и отряды иннари в алых доспехах.

— Расскажи подробнее! — потребовал он, когда они приблизились к отсеку, где был пришвартован «Элтерет». Паутинный катер мог летать в атмосфере, и поэтому на нем планировалось доставить на планету Найалла и большинство сохранившейся боевой техники клана. Нуаду остановился у закрытых ворот и поймал сестру за руку. — Что я там увижу?

— Упрямого старого лидера. Он никого не желает слушать, но, возможно, ты сумеешь его переубедить.

— В чем?

— Ему становится хуже. Но он настаивает на том, чтобы отправиться на поверхность.

Нуаду подавил гневный ответ и отступил на шаг. Он глубоко вдохнул, успокаивая внезапно участившийся пульс.

— Ты хоть знаешь, как сильно меня напугала? — тихо сказал он. — Я боялся за его жизнь, за его рассудок. Я думал, нас постигло горе. А дело лишь в том, что он тебя не слушается? Почему ему нельзя пойти с нами?

— Потому что он умрет! — прорычала Каэлледин в ответ. — Если его не убьют некронтир, то доконает болезнь. Пойми, брат, если отец отправится на Агариметею, то оттуда не вернется. Ты же, как никто другой, хочешь, чтобы он жил.

— Верно, жил. А не влачил жалкое существование в окружении нянек, постепенно впадая в маразм.

— Значит, ты готов сложить с себя титул дикого лорда и стать вождем Огненного Сердца?

Нуаду открыл было рот и закрыл обратно, оцепенев при мысли занять место отца. Каэлледин понимающе посмотрела на него.

— Ты всегда твердил, что тебя волнует здоровье отца, но все дело в ответственности, которая тебя ждет. Ты хочешь, чтобы он жил, ведь тогда ты сможешь дальше оставаться беззаботным эгоистом. Тебя поглотила роль дикого лорда, как тех несчастных, что застряли на Пути.

Нуаду уставился на Каэлледин, ненавидя себя за то, что был для нее настолько предсказуемым, но ненавидя сестру еще больше за то, что она использовала это как оружие против него. Нуаду покачал головой и, толкнув ее, прошел мимо.

При его приближении врата в док со вздохом распахнулись, явив колонну гравитранспортов «Волновой змей», которые члены Огненного Сердца и иннари завозили в грузовой отсек «Элтерет». Тут же стояли и стражники в цветах Сайм-Ханна, что должны были поехать в транспортниках, а также гравитанки «Соколица» и прочая боевая техника с более тяжелым вооружением.

От этого зрелища Нуаду замер как вкопанный. Он не в первый раз наблюдал, как клан выступает на войну. За его жизнь аватара Кхаина пробуждалась трижды, и его отец приказывал семейству помочь рукотворному миру в час нужды. Более того, Нуаду много раз сражался вместе с дикими наездниками и терял близких и друзей.

Но на этот раз все выглядело по-другому.

Он увидел одну из стражниц-водителей с плотно собранными на голове белыми волосами, сжимающую на бедре шлем. Нуаду узнал ее — это была его дальняя родственница, которая шла по Пути ремесленника. Говорили, она может стать ученицей одного из величайших ныне живущих костопевцов Сайм-Ханна. Либо умереть уже в следующие сутки, так ничего не добившись и не раскрыв свои творческие таланты.

Нуаду невольно вспомнил слова Иврайны. Вечная душа, заключенная в последовательности телесных оболочек. В юности ему преподавали философию воскрешения и реинкарнации, но он считал ее оторванной от реальной жизни. Вера иннари основывалась на смерти, и возникновение Иннеада поднимало на свет неудобные вопросы о том, что происходило с альдари после кончины. Если тело стражницы умрет, ее душа попадет в путевой камень на доспехах. Если камень удастся забрать, его установят в цепи бесконечности Сайм-Ханна, чтобы питать энергией рукотворный мир и направлять его обитателей… вечно? Маловероятно. Все бытие строилось на цикле, который бесконечно повторялся лишь с незначительными изменениями.

Водитель забралась внутрь «Волнового змея» и уселась в гондолу пилота. Нуаду вспомнил, зачем пришел, и оглядел посадочную зону в поисках Найалла.

— Теперь понятно, от кого у тебя такая безрассудность! — резко кинула Каэлледин, пронесшись мимо Нуаду и едва не двинув его плечом. — Отец уже сел в корабль.

Толпы расступались перед Каэлледин, и Нуаду понял, что непроизвольно заторопился за нею следом.

Иврайна вышла на транзитный путь между основными галереями и нижними причалами для штурмовых кораблей и нашла ждущего ее Мелиниэля. Еще не успев ступить на спусковую платформу, она ощутила напряженность автарха. Внутри вживленного ему в грудь красного Сердца Эльданеша горело крошечное пламя, временами принимающее форму нечеткой руны Каэла Менша Кхаина, Кроваворукого. Сущность бога войны пульсировала в Шепоте, словно далекий рев, стремящийся быть услышанным. Иврайна не представляла, насколько сложно автарху сдерживать впущенного в себя зверя, однако доверяла ему, как никому другому, поскольку тот не раз и не два доказывал самодисциплину и на Пути, и в качестве иннари.