Александр Зорич - Сомнамбула. Книга первая: Звезда по имени Солнце
Внешность у него тоже была приметной: рост метр пятьдесят пять, расплющенный боксерский нос, густая кудрявая шевелюра и горящие глаза-угольки. Не то злой лепрекон, не то добрый волшебник, притворившийся лепреконом.
— Так за какую провинность тебя к нам отфутболили? — спросил Каракульджи Матвея вместо «здравствуйте».
— Ни за какую, — буркнул Матвей, задетый фамильярным обращением «ты» и полным отсутствием уставного «господин лейтенант».
— Так здесь, на Градусе Забвения, не бывает. Вот, к примеру, Ираида Бек, наша гордость и краса. Загудела сюда за самоволку. А она, между прочим, в Первой Венерианской флотилии служила. Участвовала во всяких показательных представлениях по праздникам! Не говорю уже о проводке восьми важнейших конвоев для корпорации «Кольцо»!
— Сочувствую ей, — равнодушным голосом сказал Матвей. Для него существовала только одна женщина — Анна. А судьба других не волновала его даже для виду.
— Или, скажем, Славик Пущин, — продолжал майор, помешивая сладкий чай в высоком стакане с герметизирующей насадкой, делающей его похожим на перевернутую клизму; мелодично позвякивала механическая серебряная ложечка. — Славик раньше в Ю-патруле летал. Юпитерианском, стало быть. Двенадцать пилотов первого класса под ним было, между прочим! — Каракульджи поднял указательный палец, чтобы подчеркнуть значительность некогда занимаемой Пущиным должности. — И что же? Напился, подрался с городовым… Но это бы еще ладно, что с городовым… Это как-нибудь замяли бы… Все-таки мы, силовики, друг друга прикрываем по мере возможности… Но потом наш Пущин взял да и объявил пожарную тревогу по всему летающему городу Хэйхэ!
— Как ему удалось?
— Воспользовался своим должностным паролем.
— Да, впечатляет, — вздохнул Матвей.
Вид у него, однако, был нисколько не впечатленный. Но это не смущало майора:
— Одних убытков городской бюджет Хэйхэ понес на многие тысячи! Из Большого Лотосового Пруда выкачали сотни тонн воды — для резервной системы пожаротушения! А Пущину, значит, взыскание — и к нам, на Градус… Таким образом, имеем: дивизион укомплектован отменными пилотами. Но каждый пилот — с тараканами. А мне, как командиру, положено знать: какие тараканы у кого. Поэтому я и спрашиваю у тебя, Гумилев, где ты накосячил?
— Я не смог найти похищенный пиратами корабль, на котором находилась моя невеста… Точнее сказать, корабль я нашел. Но он был пуст.
— Неужели за это так строго наказывают?
— Я наказал себя сам.
— Ах вот оно что, — раздумчиво протянул майор Каракульджи, посасывая наконечник герметизирующей насадки стакана. — Тогда вопросов больше не имею. Поселяйся, располагайся, но помни: завтра в восемь ноль-ноль по стандартному времени — общее построение и боевой вылет.
— Боевой?
— Все вылеты на Градусе Забвения засчитываются как боевые. Потому что метеоритов здесь — тучи. А пиратов временами даже больше, чем метеоритов. «Дивизион смертников», слыхал, да? В общем, до пенсии вряд ли доживешь.
Матвей улыбнулся в полрта горестной улыбкой обреченного. Это было именно то, что он хотел услышать.
Первым, на корвете типа «Краб», летел Пущин. За ним шла «корова».
Так на пилотском жаргоне мог называться практически любой транспорт или танкер. На базе «Наблюдатель-1» в роли «коров» выступали сравнительно некрупные многоцелевые транспорты проекта «Синий луч».
За транспортом следовали еще два корвета типа «Краб». Один пилотировал новый коллега Матвея по фамилии Ювельев, красноглазый и увертливый. За штурвалом другого находился Гумилев.
И грузовые отсеки «коровы», и все ее внешние подвески были заняты разведывательными бакенами — маленькими автоматическими станциями с превосходными радарами и оптическими сенсорами. При помощи подобных ботов командование форта «Наблюдатель-1», ответственного за Градус Забвения, рассчитывало со временем установить полное радарное покрытие этого неуютного уголка Солнечной системы.
«Корову» пилотировала старший лейтенант Ираида Бек.
На непрестижный транспорт боевитая пилотесса угодила не просто так, а за очередной служебный проступок. Дело было два дня назад — незадолго до того, как Матвей переступил порог кабинета майора Каракульджи. В форт прилетел проверяющий из Генштаба — желтолицый службист с седыми ниточками волос на белой лысине и ворохом дурацких вопросов по любому поводу.
После осмотра всего малозначимого и второстепенного, полковник наконец взялся за нечто важное. А именно, принялся совать нос в кабины боевых кораблей. Дошла очередь и до «Краба» Ираиды.
— А это у вас что?
— Плюшевый медведь, разве не видите? — Ираида была сама невозмутимость.
— Плюшевых медведей неположено, — процедил проверяющий.
— Где это написано, что неположено?
— Раздел четыре, параграф девятнадцать, — не смутился проверяющий. — «В кабинах летательных аппаратов категорически запрещено размещение любых посторонних предметов, чьи объемы превышают два литра (кубических дециметра)».
— А мой медведь объемом в одну целую и восемь десятых кубического дециметра, — нашлась Ираида.
— Что ж, может быть, — прошипел полковник. — Но раздел четыре, параграф девятнадцать дробь два гласит: «Если же предметы являются легковозгораемыми, тогда их нахождение в пилотских кабинах запрещено вне зависимости от их размера».
— Но мой медведь пропитан пирофобным составом! Он не загорится даже в чистом кислороде! — глаза бесстрашной Ираиды разгорались термоядерным огнем.
— Госпожа старший лейтенант, — устало вздохнул проверяющий, — ну зачем вам вообще в кабине корвета этот плюшевый медведь?
— Живу я с ним! Жи-ву! — взорвалась Ираида. — Ведь большето не кем! Кругом одни зануды! Вроде вас!
И пилотесса глянула на полковника с таким всепобеждающим презрением, что тому не оставалось ничего иного как вкатать ей должностное взыскание, дабы хоть как-то сохранить лицо и утвердить пошатнувшуюся субординацию.
Словом, из-за этого-то медведика с голубым бантом, подаренного ей коллективом форта на минувшее Рождество, Ираида и оказалась за штурвалом «коровы». Скучнее этого было только дежурство в Центре Управления Полетами. Пилотировать транспорт временами было еще и по-настоящему рискованно — из-за метеоритов, которые то и дело плотными роями проносились через замусоренные пустоши Градуса Забвения, грозя разобрать «корову» на груду железного лома (которая, в свою очередь, станет очередным смертельно опасным метеорным роем).
Корветы, сопровождающие «корову», должны были защищать ее не только от пиратов, но и от метеоритов. При этом один корвет, как правило, выдвигался на наиболее метеороопасное направление в радарный дозор. Он ощупывал пространство своими многочисленными сенсорами и передавал данные о возникающих угрозах остальным корветам.
Но даже в этом случае у них были считаные секунды для реакции на бешено несущиеся булыжники и железки.
В тот день «корова» выставляла радиобакены в районе обширного кладбища космической техники. Среди старожилов форта «Наблюдатель-1» оно звалось Железный Город и местами действительно его напоминало.
Здесь — широкий проспект из сотен брошенных разовых ускорителей. Там — бульвар списанных газовозов. А за поворотом — площадь с разбитой орбитальной станцией вместо фонтана…
Много раз досужие молодые пилоты спорили, кто же именно должен селиться в Железном Городе: призраки погибших пилотов или, может быть, причудливые формы криптожизни, оставшиеся без дома после терраформирования людьми их родных планет, а может, и вообще картошка, мутировавшая в исполинских плотоядных фитокальмаров… Почему нет? Ведь подобную возможность еще в шестидесятых годах двадцатого века предсказал философ Станислав Лем!
— Эй, мужики! Вы только посмотрите, какая красота! — в эфире зазвучал молодцеватый голос Ювельева.
— А тем, кто не мужики — что? Не смотреть? — сердито осведомилась Ираида.
— Да нет, ты тоже смотри, конечно, — поправился Ювельев.
— На что смотреть-то? — это был Пущин.
— А вон какая красавица! Вроде бы раньше ее здесь не было! Эклиптический пеленг тридцать пять, склонение сорок, объект номер тау двести три по нотификации Боевой Сети!
Матвей посмотрел в указанном Ювельевым направлении. И, поскольку в штатном режиме зрения там была видна лишь крупная звездочка, переключился на стократное увеличение.
«Та-ак… Странная конструкция… И кто, спрашивается, придумал делать орбитальные станции такой формы? Сверху сфероид… затем геоид… снизу эллипсоид… Чем-то напоминает поднявшегося на цыпочки снеговика из титановых сплавов… А точнее — снежную бабу. Что, вероятно, и понравилось бабнику Ювельеву».
