Питер Фехервари - Ксеноугроза: Омнибус
Показной пессимизм был их старым ритуалом, но худощавый маленький гвардеец оставался лучшим связистом в полку, и капитан лично профинансировал покупку его комм-установки дальнего действия. Впоследствии предусмотрительность Эмброуза не раз сыграла ему на руку.
— Товарищ капитан Наживка, мы должны выдвигаться, да! — рявкнул на него Рудык. — Гвардеец, он должен идти вперед всегда! Император, Он…
— Он обвиняет. Да… я помню… — произнес Темплтон, в полной уверенности, что его-то Император уже обвинил. Зараженная рука чудовищно распухла под бинтами, и шкрабовый яд струился по всему телу, но, к счастью, голова немного очистилась. Эмброуз неуверенно осмотрел джунгли, пытаясь понять, что происходит вокруг.
Бойцы его взвода укрывались под свисающей шляпкой огромного гриба, пригнувшись возле скопления поганок меньшего размера. Атаки жалокрылов прекратились, но в джунглях были и другие враги.
— Нам нужно… перегруппироваться… найти остальных…
— И вместе мы пойдем вперед, да! — хлопнул в ладоши Земён.
— Да, — подтвердил Темплтон, а про себя подумал: «Нет».
Мэйхен впивался глазами в передового локсатля, мысленно понукая того подать осторожному вожаку выводка сигнал «всё чисто».
— Сэр, готов открыть огонь! — прожужжал в вокс-канале нетерпеливый голос Уэйда.
Внезапно чужак Джона поднялся на задние лапы и склонил голову, издав влажный, гортанный перестук. Откуда-то из-за спины зуава отозвался сородич наемника, и Мильтон проклял лейтенанта, уверенный, что твари засекли приглушенные колебания его речи.
— Сэр, вы не думаете, что…
— Сиди тихо, придурок.
Локсатль неожиданно взмыл в воздух, с почти незаметной для глаза быстротой. Приземлился он прямо на возвышающийся над землей «Громовой» доспех Мэйхена. Раздался мясистый шлепок, после чего когтистая лапа заскребла по куполу шлема, а молочно-белый глаз слепо заглянул в смотровую щель. Капитан замер.
Может, он принимает меня за дерево. Странное, конечно, дерево, но в этих Императором забытых джунглях полно странных деревьев. Если только Уэйд сможет помолчать хоть…
— Он лезет на меня! — заорал лейтенант.
Невидящий глаз расширился, локсатль зашипел и попытался спрыгнуть, но облаченные в металл руки Джона рванулись вперед и сжали тварь, словно клещами. Флешетная установка сломалась, будто спичечная соломка, чужак отчаянно забил когтями по доспеху и попытался вцепиться челюстями в лицевую пластину, но не смог пробить панцирь. Жестоко сдавив ксеноса, Мэйхен прижимал его к кирасе, пока атаки не сменились отчаянными попытками вырваться. Сзади послышалась стрельба — Уэйд открыл огонь по второму ящеру, но капитану было не до того. Локс по-змеиному извивался и корчился в его хватке, маслянистая кожа оказалась настолько скользкой, что зуав едва удерживал врага. И все же рыцарь не отпускал жертву, а мрачно усиливал хватку, изгоняя ужас, что пожирал его изнутри.
Ужас, который никогда не удастся изгнать…
После кровопролитных сражений за Ефсиманию Мэйхен решил, что навсегда утратил способность испытывать страх, но он ошибся. Возвратившись домой после войны, капитан обнаружил, что кошмар ждет его, словно старого друга, в тлеющих руинах родного поместья. Округ Валент находился в глубоком тылу лоялистов, но ужас опередил героя, чтобы устроить ему достойную встречу и выставить напоказ обугленные тела жены и дочерей Джона. Один из рабов на плантации видел, что произошло: душегубами были отставшие от своих солдаты, идущие на родину. Лишенные руководства, опьяненные победой… Пустошники. Лоялисты.
Мэйхен вздернул раба за то, что тот выжил, когда семья капитана погибла, а затем выследил и казнил убийц с той же доскональной дотошностью, с которой управлял передвижениями отрядов и доставкой припасов. После этого Джон кричал, пока в нем не осталось ничего, кроме ненависти, и тогда, поскольку ему больше некуда было идти, рыцарь вернулся в 19-й полк. Мильтон отплатил за гибель семьи, но месть оказалась жадным созданием.
И она не выбирала жертв…
В спине локсатля что-то хрустнуло, из пасти полетели брызги пенистой слизи, пятнающие лицевую пластину «Громового» доспеха. Несколько секунд тварь судорожно подергивалась, потом замерла, и капитан с победным воем отшвырнул изломанный труп в сторону.
В тумане раздалось злобное шипение, после чего к Джону со свистом понесся шквал флешетт, но волокна безвредно простучали по броне. Мэйхен зарычал и ответил на приветствие вожака очередью из тяжелого стаббера, терзая мглу, пока невидимый нападавший уносился прочь.
— Уэйд, ты убил своего? — рявкнул Джон в вокс-канал.
— Я попал в него! — возбужденно крикнул лейтенант.
— Ты убил его, парень?
— Я… я не уверен. Он двигался чертовски быстро, сэр.
Выругавшись, капитан грузными шагами подступил к другому зуаву, который неуверенно водил орудием, целясь в окружающий смог.
— Я попал в него! Тут всё залито его кровью! — Уэйд показал на полосу черной слизи, скрывающуюся в дымке. Откуда-то донесся хриплый рык — создание еле тащилось по перегною.
— Убийц надо выслеживать и кончать с ними! — прорычал Мэйхен, устремляясь по кровавому следу в туман.
Конфедерат обнаружил второго локсатля, когда тот с болезненной медлительностью полз к бочагу стоячей воды. Тварь повернулась к Джону, издав вызывающее шипение, бессильно защелкал искореженный флешетный бластер. Пули Уэйда оторвали ящеру левую переднюю лапу и половину морды, но он все равно бросился на капитана, слабо щелкая расколотыми челюстями.
Мэйхен втоптал чужака в землю и раздавил ему череп железной ступней.
«Ещё один, и игра окончена», — кровожадно подумал Мильтон.
Жук и его провожатый тихо поднялись на поверхность примерно в десяти метрах позади снайперской лежки. Оказалось, что в кустах скрываются трое партизан, и, к удивлению Клэйборна, сам стрелок оказался туземцем, почти обнаженным под толстым слоем серой грязи. Что было ещё абсурднее, голову саатлаа скрывал обтекаемый, словно бы отклоненный назад шлем, оснащенный прозрачным оптическим сенсором. Воин представлял собой безумное сочетание первобытности и высоких технологий, но, вне сомнений, очень умело обращался со слишком большой для него винтовкой. Повстанец держал еретическое оружие с нежностью, которая граничила с поклонением, что-то шептал ему и гладил ствол после каждого выстрела.
Двое других партизан оказались в каком-то роде ещё удивительнее. Оба были полноценными людьми, и, совершенно точно, профессиональными солдатами, носили открытые шлемы и свободную форму черного цвета, а также кирасы и наплечники. Броня выглядела так, словно её отлили из какого-то твердого сорта пластека, и имела округлый, чуждый вид.
Чуждый. Да, Жук ожидал найти здесь ксеносов, настоящих врагов, а не очередных дикарей и этих людей-изменников. Какой-то частью разума арканец жаждал причинить боль самим тау, хоть немного отплатить за бедного тупого Буна и остальных. Откуда-то с другой стороны болота донесся характерный шумный вздох огнемета, и трое партизан принялись яростно спорить — предатели требовали от снайпера-саатлаа быстрее перейти на новую цель.
«Что ж, — решил Клэйборн, — кем бы они ни были, всё равно враги».
Подав сигнал держащемуся рядом аскари, Жук прицелился из лазвинтовки и нажал на спуск. Но какая-то часть механизма явно не вынесла купания в болоте, и оружие бессильно зашипело. Разведчик скорчил гримасу, заметив, что снайпер-туземец качнул головой и начал оборачиваться на звук. Тут же провожатый-саатлаа подпрыгнул и метнул что-то в сородича. Длинный кинжаловидный шип вонзился в грудь стрелка, который повалился на спину, в сплетение ползучих лиан, служившее ему укрытием.
Двое предателей резко развернулись, и Клэйборн бросился вперед, пригибаясь под их первыми выстрелами навскидку. Тут же арканец отчаянно ткнул стволом лазвинтовки в глаз одному из врагов, заставив его пошатнуться, но второй врезал Жуку прикладом по лицу. Покачиваясь, словно пьяный, разведчик увидел, как аскари влетает в его противника и оба с громким плеском валятся в воду. Первый солдат топтался рядом, одной рукой зажимая разбитый глаз, а другой пытаясь навести винтовку. Борясь с сотрясением, конфедерат подковылял к нему и увидел тело снайпера, запутавшееся в лианах. Вырвав из трупа длинный шип, Клэйборн неуклюже навалился на полуслепого изменника, отбил его оружие в сторону и всадил импровизированный кинжал в уцелевший глаз.
Потом Жук понял, что с него хватит, и мир завертелся вокруг бойца, а сам он рухнул наземь.
Испепеляя еретиков-ксенолюбов, Оди Джойс чувствовал, как по его жилам струится гнев Императора. Их укрытие превратилось в пылающий ад, проволочную клетку обугленных стеблей, и повстанцы метались там, будто угольно-черные скелеты. Один из них бросился в воду, подняв огромные клубы пара, но юноша чувствовал, что врага это уже не спасет. Двое дикарей выскочили из джунглей справа от новобранца, и он повернул к ним поток очистительного пламени, а затем расплылся в улыбке, видя, как горят изменники.
