Елизавета Дворецкая - Ведьмина звезда, кн. 2: Дракон Памяти
Костер на месте старого жертвенника был готов. Подвели двух барашков: одного белого, другого черного.
– Хе-хе! – буркнул рядом Вебранд. – А я-то думал, ты эту скотину приготовил к себе на свадьбу!
Вперед снова вышла Бьярта с большой серебряной чашей из наследства Ночного Волка, за ней Хагир с длинным ножом.
– Мы приготовили для вас хорошую жертву, Могучие Светлые Асы! – заговорила Бьярта, став лицом к идолам и требовательно глядя в небеса, словно ожидая немедленного ответа. – Примите ее и пошлите нам удачу!
Хагир перерезал горло черному барашку, Бьярта подставила жертвенную чашу. Горячая красная кровь залила руки и платье Бьярты, и в этом изобилии все увидели добрый знак. Она опустила в кровь метелку из можжевеловых ветвей и стала кропить идолы богов, медленно двигаясь вдоль полукруга и протяжно выкрикивая:
– Дайте нам удачу, Могучие Светлые Асы! Пусть все старое умрет, пусть новое родится! Пусть останется во мраке забвения наша слабость, пусть исчезнет в пасти Нидхёгга наше бессилие, пусть смоет водой подземных рек наши поражения и потери! Пусть предки дадут нам свою доблесть и силу, пусть укрепят наш дух, пусть вложат в наши руки оружие, а в сердце – волю к победе! Пусть глаза наши не смотрят назад, пусть через сердце наше проляжет дорога к возрождению мира!
Ветер взвыл над вершиной священного холма, как будто его-то и звали и он торопился откликнуться на зов. Ветер взметнул пламя костра, на широкой площадке стало светло, как будто молния вдруг пала с небес. Дети спрятали лица в платьях матерей, женщины задрожали, мужчины напряглись, как перед схваткой.
Хагир зарезал второго барашка, белого, и Бьярта вновь наполнила чашу. Потом она подошла к Бергвиду и обрызгала его жертвенной кровью.
– Пусть это будет тот, кто снимет проклятье Квиттинга! – выкрикивала она, обходя Бергвида кругом по солнцу. – Пусть это будет тот, кто вернет земле силу и удачу, кто даст людям смелость и единство, кто укрепит своим именем и примером сердца и руки! Пусть в нем будет мудрость Одина, сила Тора, отвага Тюра! Пусть Локи сжигает всех его врагов, а Ньёрд всегда наполняет паруса его попутным ветром! Пусть он станет острием меча квиттов, головой и сердцем племени, свершит нашу месть, даст нам свободу и процветание, пусть его имени страшатся враги! О Великие Светлые Асы! Дайте оружия ему, Бергвиду сыну Стюрмира, чтобы сам он стал оружием Квиттинга!
Было слышно, как под холмом о берег ударила огромная волна, широко накатилась и с драконьим шипением сползла назад, волоча по мерзлому песку кожистые жесткие крылья. Остатки жертвенной крови в чаше вдруг всколебались, и Бьярта вздрогнула, едва не выронив ее. Воздух над площадкой святилища вдруг уплотнился и потеплел, и с каждым вдохом этого воздуха, как с глотком чудесного напитка, всякий ощущал себя сильнее, мудрее, спокойнее. Боги были здесь, и даже дети ясно чувствовали их присутствие.
Между идолами Одина и Тора, стоявшими в самой середине полукруга, внезапно возникло серебристо-белое сияние. Люди попятились, на месте остался только Бергвид. Сияние сгустилось и образовало человеческую фигуру. Высокий старик с длинными волосами и бородой был серебристо-белым, как лунный свет, а в складках его плаща залегли угольно-черные тени. Волны длинных волос мягко колебались, он двигался неслышно, но почему-то казалось, что шаги его очень тяжелы, что на земле, где он ступает, должны остаться вмятины. Один из колдунов Острого мыса, Сиггейр, бывший жрец Тюрсхейма, вышел из-за спин богов, и в руках держал меч в ножнах. Рыжеватые отсветы костра не могли оживить его бледность, он шел через пламенные отблески, белый и неслышный, и нес на себе другой мир, не схожий с миром живых. Ветер летел через него, как через облако дыма, но не мог поколебать даже волоска.
Держа меч на вытянутых руках, Сиггейр сделал несколько неслышных шагов, склонился, положил подношение возле костра на землю и сразу исчез, даже не разогнувшись. Он ушел под землю, оставив свой дар на поверхности.
Люди еще не успели опомниться и отвести глаза от того места, где он находился, как между идолами Одина и Тюра появился второй призрак – невысокий, большеголовый мужчина с растрепавшейся бородой. Его вытаращенные глаза горели страшным синим светом, а на горле виднелась огромная зияющая рана. Он нес длинное копье, и наконечник сиял тем же синим призрачным светом, что и глаза Кара Колдуна. Он выглядел таким страшным, что многие жмурили глаза, не в силах на него смотреть; даже дышать было невозможно в то время, пока Вестник Полнолуния присутствовал на площадке святилища. Копье легло рядом с мечом, и Кар втянулся в землю.
Из-за спины Одина медленно выбрался седой старик, весь белый, как лунный свет. Самый старший из призрачных хранителей Острого мыса держал в руках шлем, и казалось, что темное железо слишком тяжело для старческих рук. Горм прошел лишь несколько шагов, опустил шлем на землю и исчез.
А прямо перед идолом Одина возникла еще одна фигура. Это был рослый мужчина с сильными руками и окладистой бородой, и при виде его Гельд сильно вздрогнул и шагнул вперед. Рам Резчик держал перед собой большой щит, украшенный искусно выкованными и отлитыми бляшками. В несколько широких шагов он пересек площадку, приблизился прямо к Бергвиду и протянул щит ему. Бергвид, как во сне, поднял руки и принял подарок. Тяжесть щита оказалась вовсе не призрачной, и от неожиданности Бергвид едва не выронил его. Рам Резчик еще несколько мгновений постоял, пристально глядя на Бергвида, потом обернулся и бросил взгляд на Гельда.
– Я помню, что предрекли твоему рождению, – тихо сказал призрачный кузнец, и голос его ясно прозвучал в ушах у каждого, даже у стоящих поодаль. – Но судьбы не оспоришь. Делай то, что считаешь правильным. И ты будешь прав перед богами.
Потом он повернулся и медленно двинулся назад, к полукругу идолов. С каждым шагом он погружался в землю, точно спускался по невидимой тропе. Вот последний из хранителей Острого мыса исчез, и на площадке стало темно, хотя костер горел по-прежнему: его яркое пламя казалось темным и дымным после белого огня иных миров.
Бергвид наклонился и опустил щит на землю возле своих ног.
– Поклянись богам и людям направить твое оружие во имя мести на врагов Квиттинга! – потребовала Бьярта. Голос ее звучал низко, как будто говорила сама земля: немыслимые силы святилища, воля богов и людей, предков и потомков искали выхода и наши его в ней. – Поклянись своим предкам развеять память о старых поражениях и возродить славу, ради которой они отдали жизнь!
– Я клянусь… – Бергвид протянул руку к огню, за которым было сложено его новое оружие. – Я клянусь, что жизнь моя будет отдана во имя мести фьяллям и прочим врагам квиттов. Я клянусь отомстить за моего отца, Стюрмира конунга, предательски убитого в горах Медного Леса. Я клянусь отомстить за мою мать, Даллу дочь Бергтора, проведшую жизнь в рабстве и унижении. Я клянусь вернуть моему роду честь и славу, которые ему предназначены. Я клянусь сделать Квиттинг сильным и непобедимым и не буду знать покоя ни на один день. Клянусь отдать все силы, чтобы враги содрогались при моем имени. Пока я жив, во мне будет жить война во имя мести! Клянусь священным огнем и жертвенной кровью, клянусь ликами богов и памятью людей. Я, Бергвид сын Стюрмира, законный конунг квиттов!
Бергвид повернулся к людям, как будто хотел и им, после богов, показать свое лицо и подтвердить клятву. И застыл, как новый идол, не сводя глаз с воротного проема.
Там, напротив него, стоял еще один человек – высокий плечистый мужчина лет пятидесяти, с длинными полуседыми волосами, с резкими чертами лица, полускрытыми короткой густой бородой. Морщины и косматые брови придавали ему вид суровый, решительный, непреклонный. На нем была кольчуга, прорванная на плече, а одежда под ней висела клочьями. Старый воин держал в руке меч, и ветер раздувал волосы, так что они стояли вокруг головы грозовым дрожащим облаком. Сверкающий взгляд был направлен прямо на Бергвида и пронзал, как копье.
Бергвид дрогнул, как будто его ударили в грудь, отшатнулся, но тут же овладел собой и снова шагнул вперед, к воротам. Призрачный воин широко взмахнул мечом, и искры от лезвия дождем осыпали землю, как будто высеченные столкновением клинка с ветром. Эти искры притянули к себе все взоры, а когда глаза поднялись, воина уже не было.
Бергвид медленно опустился на колени и закрыл лицо руками, липкими от застывшей жертвенной крови. На него, здорового и сильного, но всего лишь восемнадцатилетнего парня вдруг обрушилась каменная лавина старой войны: страдания и смерти, боль ран и отчаяние потерь, гордость самопожертвования и позор предательства, горящие дома и плач над мертвыми. Стремления и горести всего предыдущего поколения давили на плечи, пригибали к земле. Все это входило в его душу и выстраивалось там; со временем он привыкнет носить это в себе и почти не будет замечать тяжести, но сейчас, в первые мгновения, он только и понял, за какое дело взялся. Меч предков выдержит не каждый.
