Тэд Уильямс - Скала прощания
Он отошел, потирая обросший подбородок, и краем глаза заметил, как что-то бледное движется у поворота. Он резко обернулся, но ничего не увидел, прошел несколько шагов и заглянул за угол. И этот зал был пуст. Задыхающийся шепот пронесся вдоль коридора: низкий женский голос, бормочущий что-то как бы в приступе боли. Гутвульф повернулся и направился к своей спальне.
— Ночные миражи, — ворчал он про себя, — запертые двери, пустые коридоры — можно подумать, Узирис, что этот проклятый замок вообще покинут!
Он вдруг остановился и огляделся. Что это за зал? Он не узнавал полированных плит, странной формы стягов, висящих на стене, погруженной в тень. Если только он не заблудился, сделав неверный поворот, это должен быть один из залов часовни. Он вернулся к развилке в конце прохода и пошел другим путем. Теперь, хотя этот коридор не имел особых примет, кроме нескольких бойниц, он был уверен, что отыскал дорогу.
Он ухватился за низ одной из бойниц и подтянулся на сильных руках. Снаружи должен быть фасад или боковая стена часовни…
Пораженный, он отпустил руки и соскользнул на пол, колени подломились, и он упал. Быстро вскочил, — сердце его бешено колотилось — снова ухватился за подоконник и подтянулся.
Перед ним был двор часовни, погруженный в ночной мрак, как и следовало быть.
Но что же он тогда видел в первый раз? Там были белые стены и целый лес шпилей, которые он сначала принял за деревья, а через мгновенье признал в них башни — лес стройных минаретов, игл из слоновой кости, которые купались в лунном свете, как бы заполненные им! В Хейхолте не было подобных башен.
Но вот! Его глаза свидетельствовали, что все в порядке, все как обычно. Вот двор, вход в часовню, навес над ним, кусты по обе стороны дорожки, как спящие овечки. Надо всем этим он уловил погруженный в лунный свет силуэт Башни Зеленого ангела — одинокий перст, указующий в небо.
Он спрыгнул и прижался к холодному камню. Что же в таком случае он видел в первый раз? Ночной мираж? Нет, тут что-то не так! Это или болезнь, или безумие, или… колдовство!
Через мгновение он взял себя в руки. Успокойся, болван. Он встал, качая головой. Это плоды не безумия, но излишнего умствования, излишней женственной суетливости. Мой повелитель часто сидел по ночам, уставившись в огонь, и уверял, что видит там привидения. Тем не менее голова у него была ясная до самой смерти, а прожил он целых семьдесят лет. Нет, это все мысли о короле, они не дают мне покоя. Черная магия может окружать нас со всех сторон, Бог его знает, уж я-то не стану спорить после всего, чего я насмотрелся за этот проклятый год, но ее не может быть здесь, в Хейхолте.
Гутвульф знал, что когда-то замок принадлежал «прекрасному народу», ситхи, — много сот лет назад, — но сейчас он был до того опутан заклинаниями и заговорами против них, что на земле не найти места, где их приветили бы меньше.
Нет, думал он, странные мысли меня одолевают из-за того, что так изменился король. Как легко безумный гнев сменяется в нем детской тревогой!
Он подошел к двери в конце коридора и вышел во двор. Все было так, как он видел из окна. Одинокий огонек светился в одном из окон напротив, в личных покоях короля.
Элиас не спит. Гутвульф на минуту задумался. Он ни разу как следует не спал с того момента, как Джошуа начал интриговать против него.
Гутвульф прошел через двор к королевской резиденции. Холодный ветер овевал его голые лодыжки… Он поговорит со своим старым другом Элиасом сейчас, в эти пустые ночные часы, когда люди говорят правду. Он потребует разъяснений насчет Прейратса и этой жуткой армии, которую он созвал, насчет орды, которая налетела на Наглимунд, как белая саранча. Гутвульф и король были такими давними боевыми товарищами, что граф не мог позволить этой дружбе распасться, как ржавой кольчуге. Сегодня ночью они поговорят наконец. Гутвульф выяснит, какие трагические причины побудили его товарища к таким странным действиям. Это будет первая за целый год возможность поговорить без навязчивого присутствия Прейратса, который следит за тобой глазами хорька и ловит каждое слово.
Дверь была заперта, но ключ, дарованный при восхождении на трон ближайшему другу короля, висел на шее Гутвульфа. Солдатская практичность не позволяла ему снять ключ, несмотря на то, что Элиас давно не вызывал его для секретных поручений.
Замок не меняли. Тяжелая дверь беззвучно открылась, и Гутвульф обрадовался этому, сам не зная почему. Поднимаясь по лестнице к королевским покоям, он был изумлен, не обнаружив ни единого стражника даже перед внутренней дверью. Неужели Элиас так уверен в своей власти, что не боится покушений? Это как-то не вязалось с его поведением после осады Наглимунда.
Поднявшись по лестнице, Гутвульф услыхал приглушенные голоса. Неожиданно охваченный дурными предчувствиями, он нагнулся и приложил ухо к двери.
И нахмурился.
Мне следовало догадаться, подумал он с горечью, уж шакалий лай Прейратса я узнаю где угодно. Будь проклято это неземное отродье! Он что, не может оставить короля в покое?
Раздумывая, надо ли постучать, он услыхал тихое бормотание короля. Третий голос заставил руку Гутвульфа замереть в воздухе.
Этот голос был высоким и сладостным, но что-то чуждое было в его тоне, что-то нечеловеческое в его звуках. На него это подействовало, как ушат холодной воды: волосы встали дыбом у него на руках, а по спине пробежала дрожь. Ему показалось, что он уловил слова «меч» и «горы», прежде чем похолодел от страха. Он отступил от двери так быстро, что чуть не свалился с лестницы.
Неужели эти творения дьявола поселились здесь? — подумал он. Он вытер потные руки о ночную рубашку и начал спускаться. Что это за дьявольское отродье? Неужели Элиас потерял разум? Или душу?
Голоса стали громче, затем дверь скрипнула, когда кто-то поднял болт с той стороны. Намерение встретиться с Элиасом улетучилось, и граф Утаньята знал только одно: он не хочет, чтобы его застали подслушивающим у замочной скважины и не хочет встречаться с этим существом, так странно говорящим. Он гигантскими прыжками пронесся по лестнице и, едва успев достигнуть двери, услышал шаги на верхней площадке. Гутвульф нырнул в нишу под лестницей, вдавившись в темноту, и прислушался к скрипу ступеней. Две фигуры, одна из них более четкая, задержались в дверях.
— Король доволен этой новостью, — услышал он голос Прейратса. Более темная тень рядом с ним не отозвалась. Размытые очертания белого лица промелькнули под темным капюшоном. Прейратс шагнул через порог, его алые одеяния стали лиловыми в лунном сиянии. Он покрутил головой из стороны в сторону, внимательно осматриваясь. Тень проследовала за ним в сад.
Злость охватила Гутвульфа, подавив даже его необъяснимый страх. Он, господин Утаньята, должен прятаться под лестницей от какого-то отродья, с которым проклятый поп обращается по-свойски, как с деревенским дядюшкой!
— Прейратс! — крикнул Гутвульф, выступая из своего укрытия. — Я бы хотел сказать тебе пару слов…
Шаги графа замерли: священник стоял перед ним посреди дорожки один. Ветер вздыхал в живой изгороди, но больше не было ни звука, никакого движения, кроме легкого колебания листьев.
— Граф Гутвульф, — сказал Прейратс, наморщив свой лысый лоб в удивлении, — что вы здесь делаете? — Он оглядел его костюм. — Вам не спалось?
— Да… нет… черт побери, это неважно. Я шел проведать короля!
Прейратс склонил голову.
— А-а. Понятно. Я только что от его величества. Он как раз принял снотворное, так что все, о чем вы хотели с ним поговорить, придется отложить до завтра.
Гутвульф взглянул наверх, на насмешливую луну, затем осмотрел двор. Не было никого, кроме них двоих. Ему стало дурно от испытанного обмана чувств.
— Ты был один у короля? — спросил он наконец.
Священник пристально посмотрел на него.
— Да, если не считать его нового чашника. И нескольких телохранителей в передней, а что?
Граф почувствовал, как почва уходит из-под ног.
— Чашник? То есть я просто хотел узнать… Я думал… — Гутвульф пытался овладеть собой. — У этой двери нет стражи. — Он указал на дверь.
— Ну, если по саду бродит такой доблестный воин, как вы, — улыбнулся Прейратс, — вряд ли есть нужда в охране. Но вы, однако, правы. Я поговорю с лордом-констеблем. Теперь же, с вашего позволения, мой лорд, я отправлюсь на свою узкую постель. Позади у меня длинный утомительный день, полный государственных дел. Доброй ночи.
Взмахнув своим длинным одеянием, священник развернулся и пошел прочь, вскоре растворившись в тенях в дальнем конце двора.
Он вновь обрел свой навык путника, пока скакал через бесконечные снега, но не имя. Он не мог вспомнить, почему он едет верхом, его ли это лошадь. Он также не знал, где был до этого или что произошло с ним, откуда эта ужасная боль, что терзает и скручивает его тело. Он знал только, что должен ехать к какой-то точке за горизонтом; следуя ниточке звезд, которая горит на северо-западе в ночном небе. Он не мог вспомнить, где он окажется в конце пути.
