Крис Райт - Битва за Клык
В двух метрах слева от Кулака Хель из снега выскочил с криком дикого восторга Красная Шкура. Вместе с ним появилась остальная стая, ведомая вопящей фигурой Сигрда Бракка, возвышающимся кошмаром в броне и клинком посреди сгущающихся сумерек. Волки прыгнули разом, как оползень, врезавшись в застигнутый врасплох отряд.
По ним ударил лазерный огонь, когда смертные бросились бежать из тени уступа по пересеченной, предательской земле. Многие спотыкались, ломали лодыжки и кисти, падая среди острых, как нож камней. Их было больше сотни, все хорошо вооруженные, хорошо защищенные. Для смертных.
Кулак Хель тяжело приземлился, ломая хребет убегающему солдату силовым кулаком, который теперь потрескивал пузырящимся разрушительным полем. Он развернулся, аккуратно сбил с ног следующую пару, сорвал с них маски и оставил задыхаться разреженным воздухом. Другой рукой он выпустил из пистолета поток убийственного болтерного огня, прочертив кровавый коридор в тесно сбившихся толпе солдат, а затем прыгнул к ним.
— Ярость Русса! — закричал Кулак Хель, наслаждаясь убийством и выбирая цели среди толпы поворачивающих, бегущих фигур.
К этому времени Красная Шкура и остальная стая также оказались среди солдат. Они рубили и кромсали, выпускали короткие, точные очереди из болтеров. Мрак сумерек освещали дульные вспышки и энергетические поля, затмевая лазерные лучи, когда враг изо всех сил старался сделать больше, чем просто умереть под атакой.
— Идите к моим клинкам, предательское отребье! — проревел Красная Шкура, перепрыгивая через камни с уверенностью истинного волка. — Почувствуйте мой…
Шальной лазерный луч ударил его прямо в грудь, сбив его с ног и опрокинув на спину.
Кровавые Когти с хохотом пронеслись мимо него, безжалостно убивая смертных с небрежной и страшной энергией.
— Почувствовать что, брат? — передразнил Кулак Хель, выпотрошив солдата из болт-пистолета, после чего схватил силовым кулаком другого и раздавил его.
Сломанный Зуб смеялся даже когда рубил мечом целую группу запуганных, ползающих солдат, мономолекулярные лезвия разрезали броню, словно ткань.
Красная Шкура тяжело поднялся, излучая смущение и ярость. С черного ожога на его нагруднике поднимался дым.
— Кто, фекке, это был? — проревел он, снова шагнув на дистанцию ведения огня, его рокочущий голос поднялся над криками и задыхающимися всхлипами убегающих солдат. Он косил болтерным огнем, срезая солдат дюжинами. — Попробуй еще раз. Попробуй еще раз.
Кулак Хель оскалился, ударив кулаков в лицо солдата, и развернулся, чтобы подстрелить еще нескольких из пистолета.
— Хотелось, чтобы кто-то попробовал, — сказал он по оперативному каналу. — Убивать больше некого.
Это было правдой. Бракк прорубил дорогу сквозь врагов, убивая с точностью и мастерством, которые превосходили даже искусство Кровавых Когтей. Как обычно, Волчий Гвардеец оставался зловеще молчаливым во время бойни, позволив молодым выпустить из себя свирепость, в то время как сам занимался беглецами. К тому времени как он подошел к Кулаку Хель, местность была усеяна быстро остывающими телами.
— Хватит, — рявкнул Бракк, как только волна убийств пошла на убыль. Он вставил новый магазин в болтер. — Это конец. Мы возвращаемся в Этт.
Красная Шкура был все еще зол.
— Почему? — выпалил он, позволив цепному мечу продолжать жужжать. — Мы могли бы сражаться всю ночь.
Бракк фыркнул. В отличие от других вожаков стай он предпочитал оставаться в стандартном силовом доспехе, нежели более громоздком терминаторском, но каким-то образом по-прежнему возвышался над воинами вокруг него.
— Мы не останемся здесь для того, чтобы ты снова упал на свою задницу, — прорычал он. — Я получил приказ из Этта — мы возвращаемся.
Кулак Хель встал рядом с Красной Шкурой. Его тело было все еще наполнено эндорфинами. Счет убийств был высоким, несмотря на их низкое качество. Работы все еще хватало, и быть отозванным обратно в логово было оскорбительно.
— Мы должны остаться, — сказал он почти неосознанно.
Стая молчала. Бракк медленно повернулся к ней лицом.
— Действительно? И какая часть тактического гения заставила тебя сказать это?
Кулака Хель больно задел сарказм. Он почувствовал, как в голове пронесся резкий ответ, как рвутся наружу зревшие месяцами чувства.
Наш Волчий Лорд слишком осторожен. У него холодная кровь. Он не дает нам прославиться и превращает нас в щенков Ордена. Им должен был быть Россек. Он бросил бы нас на врага, дал бы необходимое нам убийство.
Но слова не были произнесены. Бракк был старым Волчьим Гвардейцем, твердым как адамантий и закаленным на наковальне бесчисленных кампаний. Он был высшим хищником, неоспоримым главой стаи. Кровавые Когти были вольны высмеивать эту силу, когда ими двигали юный пыл, но они никогда не бросят ей вызов.
Поэтому Кулак Хель смиренно поклонился, чувствуя, как от этого пылают его щеки.
— Теперь среди предателей есть колдуны, — пояснил Бракк, обращаясь ко всей стае. — Так далеко от оберегов Штурмъярта, мы уязвимы. Так что мы отступаем туда, где сможем лучше сражаться с ними. Ярл знает, что делает.
Стая убрала оружие, готовясь к возвращению в Этт. Один за другим, держась рядом, они отправились в путь в сгущавшихся сумерках.
Когда Кулак Хель собрался последовать за ними, к нему подошел Бракк. Он взял Кровавого Когтя за руку. Не мягко.
— Я знаю, что ты чувствуешь, — сказал он по закрытому каналу. — Твой пыл делает тебе честь, Кир Эсвай. Будет еще много убийств, и слава, которую ты жаждешь.
Хватка усилилась.
— Но еще раз подвергни сомнению приказ, — прорычал он, — и я разорву твою наглую глотку.
Амуз Темех осмотрел комнату. Он находился в центре «Херумона», защищенный от космоса километрами конструкции корабля. Комната имела форму идеального круга диаметром девять метров, ее стены были отполированы до зеркального блеска. Даже глаза Темеха, приученные к несовершенству во всех его формах, не могли разглядеть изъяны на поверхности — результат десятилетий работы его неофитов, прежде чем им сказали об операции на Фенрисе. Пол был таким же гладким и отражающим. Потолок, высотой около двадцати метров, богато украсили. Отделанные золотом и аметистом зодиакальные фигуры и пять Платоновых Тел[11] были расположены вокруг центральной эмблемы Ока.
Око. Когда оно стало нашей эмблемой? Кто-нибудь из нас думал о том, что оно говорит, что значит?
Темех посмотрел вверх психическим зрением, пристально разглядывая узор. Образы, хотя и были прекрасно исполнены, были не просто украшением — их расположили строго в определенных точках в центре комнаты, точках, обусловленных гармонией, которую они пробудили внутри эфира и резонансах, которые создали.
Иногда практики и другие неофиты предполагали, что имматериум и материум не имели точной взаимосвязи, и то, что происходило в одном, было только неполным отражением в другом. Это было не так, несмотря на то, насколько неясными эти взаимосвязи могли показаться непосвященным. Причинные связи были более постоянными и более определенными, чем любые безоговорочно существующие в физической реальности, хотя для того, чтобы понять, как бесконечные элементы разделенных вселенных сочетаются друг с другом, потребовалась бы целая жизнь исследований. Даже мастера-колдуны нуждались в знаках, чтобы понять смысл этих глубоких значений. Образы были частью этого, как и имена. Вот почему стены комнаты были исписаны словами силы, которые вычертили идеальными линиями машины, давно забытые и запрещенные в смертном Империуме.
Сами по себе имена имели мало значения. Но если их разместить в надлежащем порядке и относиться с должным почтением, значение могло быть ужасающим. Тут речь шла о взаимоотношениях, связях, причинах и следствиях.
В центре комнаты находился алтарь, отлитый из бронзы и украшенный дополнительными эзотерическими устройствами. Темех стоял рядом с ним последние двенадцать часов, неподвижно, со сжатыми руками, опущенной головой, в позе молчаливой медитации. Он был в высоких Исчислениях, настолько близко к отделению души от тела, насколько отважился, помня об опасностях, даже когда наслаждался возможностями.
Над алтарем нечто обретало форму. Хотя его фиолетовые глаза были закрыты, Темех видел, как форма растет. В настоящий момент фактически ничего нельзя было заметить. Мерцание тут, вспышка там. Время от времени будет дрожать воздух, колеблясь, словно в горячем мареве.
Задача была трудной, несмотря на долгую подготовку, усердные исследования, сделанные жертвоприношения. Как только достигались определенные состояния, как только определенная степень физического состояния отступала, вернуть ее было сложно. За долгие эры вселенная научилась сопротивляться проявлению в своих владениях чистой психической сущности. У материума была своя собственная душа — об этом тоже мало, кто знал — обобщенная способность замедлять вторжение с другой стороны пелены. Если бы ее не было, демонические силы давно бы свирепствовали в смертной галактике.
