Фрэнк Герберт - Мессия Дюны

Он близок.

Смесь сладострастия со стыдливостью, — думала она. Плоть ее алчет мужчину. Для Преподобной Матери, распоряжавшейся тау-оргиями сиетчей, в сексе не было тайн. Общее сознание тау, всей его сущности в нужный момент могли предоставить ей любую подробность.

Ощущение близости исходило от плоти, ищущей другую плоть.

Жажда действия победила расслабленность, приносимую теплой водой.

Резко поднявшись из ванны, нагая Алия, оставляя за собой влажные следы, перебежала в тренировочный зал, примыкавший к ее спальне. Длинный зал был заставлен разными хитрыми приспособлениями, с помощью которых адепты Бене Гессерит настраивались на предельную физическую и умственную готовность. Там были мнемонические усилители, иксианские «числовые мельницы», используемые Сестрами для развития чувствительности пальцев рук и ног, синтезаторы запахов и температурных полей, усилители тактильного восприятия, системорегистраторы — их применяли, чтобы избежать образования ненужных привычек, тренажеры коррекции альфа-ритма, блинк-синхронизаторы, чтобы совершенствовать восприятие света, тьмы и цветов спектра.

Собственной рукой ее вдоль одной из стен десятисантиметровыми буквами мнемонической краской была начертана цитата из «Кредо» Бене Гессерит:

До нас процесс обучения засорялся инстинктами. Мы же научились тому, как следует учиться. Предшественники наши страдали узостью взгляда, огражденного рамками одной только жизни. Им и в голову не приходило начинать исследования в расчете на пятьдесят или более поколений. О возможности осуществления тотальной тренировки мышц и нервов никто не помышлял.

Вступив в тренировочный зал, Алия мельком заметила собственное многоликое отражение в хрустальных призмах. Тренировочный манеж. Длинный меч дожидался ее на подставке напротив спарринг-манекена. Алия подумала: придется сегодня попотеть, потрудиться до изнеможения… чтобы утомилась плоть и очистился ум.

Меч привычно лег в ее руку. Левой рукой она выхватила крис из висевших на груди ножен, и, держа его наизготовку, кончиком меча нажала на кнопку включения. Немедленно ожившее поле щита спарринг-манекена медленно и твердо отодвинуло ее руку.

Засверкали призмы, спарринг-манекен скользнул влево.

Меч Алие следовал за ним; девушке часто казалось, что манекен живет собственной жизнью. Но это были всего лишь сервомоторы и сложные контуры, умело отвлекающие глаза от опасности, чтобы обмануть и тем самым научить. Сложная машина копировала ее собственные реакции, как анти-я; двигалась, отвечая ее движениям, мерцала светом на призмах, нападала и защищалась.

Из призм навстречу ей разом ударили отражения мечей, но только один был настоящим; она отразила удар и, преодолевая сопротивление щита, кончиком меча коснулась спарринг-манекена. Ожил огонек маркера, замерцали огни в призмах… лишь еще более отвлекая внимание.

Машина уже атаковала с новой скоростью — чуть побыстрее, чем прежде.

Она отразила удар, и дерзко шагнув в опасную зону, поразила устройство ножом.

В глубине призм засветилось уже два огонька.

Автомат задвигался быстрее, выдвинулся вперед, словно притянутый движениями ее тела и кончика меча.

Атака — удар — контрудар.

Атака — удар — контрудар.

Загорелось уже четыре маркера, машина становилась опаснее, с каждым огоньком труднее было понять, где находится истинный клинок.

Пять огней.

На обнаженном теле ее сверкали бисеринки пота. Она существовала теперь во Вселенной, границами были ее собственный меч, меч мишени, ее босые ноги, переступающие по полу фехтовального зала… Нервы и мышцы — движения против движения.

Атака — удар — контрудар.

Шесть огней… семь.

Восемь!

Она никогда еще не отваживалась на спарринг на этом уровне.

Внутри ее тела забившийся в угол разум скулил и молил прекратить безрассудство. Машина вместе со всеми ее призмами и мишенью не ведает осторожности… она не думает, она не испытывает угрызений совести. И клинок в ней самый настоящий… иначе в тренировке нет смысла. Его острие способно и ранить, и убивать. Лучшие фехтовальщики Империи прекращали схватку при семи огоньках.

Девять!

Высший восторг охватил Алию. Атакующий нож и спарринг-манекен мелькали перед глазами, сливаясь в мерцающий морок. Собственный меч словно ожил в руке. Она превратилась в антимашину. Не она орудовала клинком — меч властвовал над всем ее телом.

Десять!

Одиннадцать!

Что-то мелькнуло возле плеча, и, замедленное щитом, ударило в выключатель. Огни померкли. Призмы и спарринг-манекен замерли.

Разгневанная вторжением Алия резко обернулась, успев на ходу лишь осознать невероятное мастерство, с которым был сделан бросок. Он был выверен до непостижимой точности, к щиту нож подошел с нужной скоростью: чуть быстрее — и щит отразил бы его, чуть медленнее — и нож бы не попал в цель.

Но он ударил прямо в миллиметровый выступ мишени — а ведь манекен сиял уже одиннадцатью огнями!

Алия поняла, что начинает успокаиваться, словно в ней, как на спарринг-манекене, начинают гаснуть огни. Кто бросил этот нож, было понятно.

Пауль стоял в дверном проеме, в трех шагах позади него — Стилгар.

Осознав собственную наготу, Алия подумала, что следовало бы прикрыться, потом сочла подобную мысль смешной. Что глаза уже видели, то из памяти просто так не сотрешь. И она медленно опустила нож в ножны на шее.

— Так я и знала, — произнесла она.

— Надеюсь, что ты представляешь, насколько это опасно, — бросил Пауль. Он оглядел ее, стараясь уловить все реакции лица и тела. Разрумянившуюся кожу, влажные пухлые губы. Она встревожила его женственностью, прежде Пауль не замечал ничего подобного в своей сестре. Он даже подумал, как странно вдруг обнаружить в ком-то столь близком незнакомое свойство, так не укладывающееся в привычную схему взаимоотношений, казавшуюся уже неизменной.

— Это же просто безумие, — еле выдохнул Стилгар, становясь рядом с Паулем.

За гневными словами слышалось благоговение, Алия видела трепет в его глазах.

— Одиннадцать огней, — Пауль покачал головой.

— Я дошла бы и до двенадцати, если бы ты не вмешался, — ответила она, уже начиная бледнеть под его пристальным взглядом. — Зачем же в этой проклятой штуке столько огней, если их нельзя использовать?

— И это сестра Бене Гессерит спрашивает меня о причинах, по которым система остается не ограниченной в усложнении своих действий? — проговорил Пауль.

— Но ты-то, я уверена, и за семь не заходил, — ответила она, вновь начиная сердиться. Этот изучающий взгляд уже начинал досаждать ей.