Микенский цикл - Валентинов Андрей
– Регуса, Тидид. Его зовут Турн, у него наш Плакса невесту чуть ли не с брачного ложа увел, оттого все и...
– Ясно!
– Старейшины рутулов против войны, но он как с цепи...
– Я думаю! Если невесту, да с брачного ложа!
– Только ты, Тидид, воду из Тибра не пей и другим не разрешай. Гадкая она, желтая...
– Желтая?
* * *
– Регус Диомед! Регус Маурус! Разреши, мы доспехи снимем, туники снимем...
Окружили меня давны. Глаза горят, языки от волнения подрагивают... Как хочется снова волком стать!
– Мы быстро пробежимся, все увидим, все узнаем! Регус Маурус, разреши!
Чуть ли не подпрыгивают. Так сейчас на четыре лапы и бухнутся!
– Отставить! – вздохнул я. – В этих местах оборот... таких, как вы, боятся. Что о нас скажут, а?
– У-у-у-у-у!
– Все! Строиться! Вперед – и с песней!
Песню, впрочем, так и ни запели – от огорчения, видать.
Тибр действительно оказался желтым – желтее Скамандра. И несло от него болотом. Хорошо еще, по пути попадались ручьи, из которых не страшно было пить.
Шли третий день. Войско Турна пряталось где-то здесь, среди камышей и прибрежного леса. Но я не спешил искать врага – пусть найдет меня сам. На привалах мои давны хором (У-у-у-у-у!) орали, вызывая рутулов на переговоры. Может, еще удастся обойтись без крови...
– У-у-у-у-у-у-у-у-у-у! Опять?
– Что такое, Грес? Чего орете?
– Сестричка, регус! Здороваемся! Сестричка?
Волчица сидела под деревом. Старая, облезлая. Какая уж тут сестричка – бабушка скорее! Напугал ее вой – подпрыгнула, в чащу кинулась.
Вот обормоты!
Хотел уже объяснить моим голосистым, как с бабушками здороваться следует... Не успел. Не успел, потому что на дерево еще раз поглядел, возле которого волчица на солнышке грелась. Точнее – на деревья.
Сросшиеся.
А ведь знакомое что-то!
«...Увидишь волчицу у сросшихся деревьев – оглянись».
Но ведь ты шутил, Амфилох Щербатый!
Оглянулся...
Глядела из кустов бородатая рожа. Не волчья, понятно.
– Сто-о-о-о-ой!
– Они не рутулы, ванакт. Это сабины, у них тут на холме село.
– Ясно, Ром. Растолкуй им, если сможешь, что я...
– Они о тебе слыхали, ванакт. Слыхали и просят, чтобы ты их рассудил. С соседями никак разобраться не могут, у тех тоже село на холме стоит, но с другой стороны. Очень просят!
– У, Дий Подземный, еще и это! Вот что. Ром, возьми десяток парней, сбегай к ним и придумай что-нибудь. Скажи, что тебя послал Диомед Маурус Великое Копье и что твои слова – его слова. Потом нас догонишь.
– Да как их рассудить, дядя Диомед? Они говорят, что уже сто лет холм поделить не могут.
– Ну... Помнишь, в Аттике такое же было, пока Тезей не пришел. Собрал он всех спорщиков...
– ...И в одном городе поселил. Помню, дядя. Так что, город им построить?
– Еще чего! Борозду в земле пропашешь и копье воткнешь. Держи мое – страшнее будет. А строятся пусть сами. Все, Ром! Одна нога здесь, другая там...
Рутулов мы встретили к вечеру. Турну надоело прятаться, и пара сотен мрачных парней заступила нам дорогу. В воздухе уже зажужжала первая стрела, но до боя не дошло.
Турну был не нужен я. И никто не нужен – ни Любимчик, ни Протесилай. Только Эней. Плаксу он был готов разорвать на части – зубами, не хуже, чем мои давны.
И угораздило Анхизида жениться! Хоть бы нашел себе невесту без жениха! Особенно такого.
Турн кричал. Турн орал. Турн вопил. Турн лупил кулачищем в грудь. Эней – или война! Он соберет родичей, он позовет соседей, он зальет весь Лаций кровью.
Энея!!!
В конце концов владыка рутульский до того разгорячился, что пустился в пляс – прямо с копьем. Свистело в воздухе копье, топали в сырую прибрежную землю босые ножищи...
Энея!!!
А почему бы и нет? Старейшины рутулов войны не хотят, не у них невесту украли...
Договорились о поединке – насмерть.
Оно бы и ничего, да вот сдюжит ли Плакса? Такие поединки проигрывать нельзя.
– Ну чего, Ром, основал? А мое копье где?
– Основал. А копье пришлось оставить – возле жертвенника. Ты теперь, ванакт, у них бог-покровитель – Маурус Копьеносный. «Квирин», если по-сабински.
– У-у-у-у-у-у!
* * *
– Мама! Мама, мама, не уходи! Не уходи, мама...
Эней Анхизид бредил. Слепо смотрели глаза, тонкая ; струйка крови сочилась изо рта.
– Мамочка! Мне больно, мамочка! Не уходи, пожалуйста!..
Он звал ЕЕ – ту, что убила мою Амиклу. Я осторожно вытер кровь с его подбородка, поправил мокрую повязку на лбу. Эней умирал. Я напрасно договорился о поединке.
– Мама! Мамочка...
Я отвернулся. Под Троей, на страшной Фимбрийской равнине, мы были врагами. Но врагов уже нет. Храбрый, честный парень, Эней Плакса, наш товарищ, уходит к черному порогу Гадеса.
Плакса! Он плакал, когда говорил об Амикле...
– Диомед...
Окровавленные губы попытались улыбнуться. Ата-Безумие смилостивилась над владыкой дарданов.
– Диомед! Она... Мама обещала взять меня к себе, туда... туда...
– Конечно, – заторопился я. – Только не спеши, Анхизид, ты скоро поправишься!..
– Нет, Тидид, она приходила, чтобы забрать меня с собой!..
Эней попытался приподняться, застонал. ...Я снова поднес окровавленную тряпицу к его губам.
– Мы привезли Палладий – тот самый, из Трои. Пусть он будет у тебя, Анхизид.
– У моих детей, – чуть слышно поправил он. – Спасибо... Мама... Она сказала, что мой род создаст великую державу, эта держава покорит мир...
– Ну, это ясно! – улыбнулся я. – Ты же Саженец!
– Саженец... – Эней попытался улыбнуться в ответ, дернул непослушными губами. – Мы ведь что-то сделали, Диомед, ведь так?
– Так, – кивнул я. – Мы переплыли Океан, мы основали новую страну. И мы стали друзьями, Эней. А это дороже всего, правда?
– Правда...
Я встал. За дверью ждали его сыновья, ждали родичи. Пора было прощаться. Навсегда...
– Погоди, Диомед...
Огромная ладонь бессильно дрогнула, скользнула по покрывалу.
– Мама... Ты помирился с НЕЮ?
...Красная надпись на белом мраморе, красная кровь на алтаре...
– Я... Да, Эней, мы уже не враги.
Пусть я солгал. Сейчас – можно.
– ОНА велела тебе передать, чтобы ты не отталкивал... не отталкивал...
Закрылись глаза, еле заметно дрогнули губы...
Прощай, Эней, храбрая душа и доброе сердце! Твои потомки будут править этой землей! Хайре!
– Не плакать! Не плакать! Эней Анхизид, регус латинов, жив – и будет жив, пока не победит в поединке, ясно? Завтра он убьет Турна и остановит войну. И никаких слез! Эней победит – тогда заплачем!..
* * *
– Он скончался, рыжий...
– Жаль...
И даже головы не повернул!
Любимчика я нашел там же, где и оставил, на той же позиции. Даже полупустой бурдюк валялся как раз под его босой пяткой.
– Эней умер, понимаешь? – повторил я.
– А я и говорю: жаль.
Об умершем щенке обычно горюют больше.
– Он скончался, – проговорил я сквозь зубы.
– Да слышу, Тидид!
Босая пятка неуверенно потянулась к бурдюку.
– А завтра Эней должен выйти на поединок с вождем рутулов. Если он не выйдет, нас захотят вытеснить с этих земель. По праву победителя.
– Ну и что?
На этот раз Лаэртид соизволил обернуться. И даже плечами пожать.
– Ничего, – все еще сдерживаясь, проговорил я. – Латины присягнули роду Анхиза, значит, начнется война. Настоящая, как под Троей. Я позову шардана, приведу своих аргивян. Для начала сожжем город рутулов, чтобы устрашить весь край, потом начнем уничтожать посевы... Ты никогда не думал, Одиссей, ПОЧЕМУ кончился Золотой Век?
И снова шевельнулись широкие плечи лучника.
