Джеймс Сваллоу - Кровавые Ангелы: Омнибус
— Тарик, я должен узнать, — произнес Рафен, — кузен, помоги мне…
Он с мольбой протянул руки:
— Если мы оказались вместе в этой клетке…
Тарик усмехнулся:
— Это не клетка, Кровавый Ангел.
В эту секунду у них из-под ног послышался скрежещущий шум, потом пол внезапно рухнул вниз, и они провалились в темноту.
ОН ПРИШЕЛ В СЕБЯ от крика Орла Обреченности. Рафен попытался пошевелиться, но сама сила тяготения, похоже, ополчилась против него. Он был распростерт на наклонной платформе, откуда-то сзади доносилось тихое, как шепот, жужжание генератора гравитационного поля.
Кровавый Ангел заморгал, фокусируя зрение. Помещение, в котором он находился, казалось чем-то средним между глубокой пещерой и скотобойней — скользкие от крови цепи свисали с неровного, изогнутого потолка, кафель на полу блестел от постоянно стекавших потоков воды, которые уносили органические останки в дренажные стоки.
Он с трудом повернул голову, и увидел лежащего на соседней платформе Тарика и три фигуры, которые двигались между платформами. Двоих он уже видел — это были те два громилы, которых он заметил, когда его везли в крепость. Третий был такого же роста и могучего телосложения, но его фигура была другой, и казалась странной. Существо повернулось к нему, и Рафеном овладело смятение.
Лицо создания, смотревшего на него, отличалось странной красотой, и казалось почти женским — но жесткий, мужественный овал лица нарушал это впечатление. Андрогин убрал руку с груди Тарика, где Рафен заметил ожог. Его посетила жуткая мысль — он подумал, что, возможно, Орел Обреченности сам нанес себе эту рану.
Он прищурился, не веря своим глазам: ему показалось, что в ране Тарика исчезло нечто — нечто живое, мертвенно-белое, словно личинка мясной мухи. Второй астартес снова закричал, и попытался сдвинуться с места — но, как Рафен, он был намертво впечатан в платформу гравитацией, в сотни раз превышающей земную силу тяготения, растянут на ней, как бабочка на раме коллекционера. Андрогин приблизился к нему и улыбнулся:
— Я — Чейн, — произнес он.
У него был высокий, музыкальный голос, не сочетавшийся с могучей, как башня, фигурой:
— Добро пожаловать.
Один из его напарников выступил из тени, бережно неся в руках бесформенную тестообразную массу, издававшую пронзительный визг. Это нечто было размером с кулак и напоминало мутировавшую личинку, на одном конце которой открывался рот, внутри покрытый тонкими ресничками, окруженный черными точками глаз, волнообразно сокращавшееся тельце было покрыто прозрачной слизью.
Чейн сделал неуловимое движение рукой, бесшумно извлекая из ножен широкий тычковый нож.
— Этот дар, — произнес он, — мы преподносим всем нашим гостям.
Андрогин бросил беглый взгляд на Тарика:
— Возможно, ты думаешь, что можешь отказаться от него. Но ты ошибаешься.
Рафен рванулся изо всех сил, стараясь оттолкнуть его. Чейн, которого, казалось, забавлял вид его перекошенного лица, до пояса разрезал рубашку космодесантника, открывая его грудь. Он плавным движением взял изогнутый нож, и игриво повертел им.
— Добро пожаловать, — повторил Чейн, и сделал глубокий надрез на груди Кровавого Ангела. Прежде чем Рафен пришел в себя после болевого шока, второй громила поднес голову личинки к ране и позволил ей, извиваясь, забиться внутрь.
Рафен почувствовал, как тварь ввинчивается в его плоть — и его крик был таким же громким, как крик Орла Обреченности незадолго до этого.
Глава десятая
ВСЕ ТЕЛО РАФЕНА было мокрым от пота, он раз за разом отмахивал от лица слипшиеся сосульками влажные пряди волос. Его камера провоняла потом и протухшей морской водой. Снаружи вечерело, и прохладный ветер, как обычно, проносился над тюремным комплексом, но здесь воздух был невыносимо спертым от его испарений.
Охваченный унынием, он осторожно трогал запекшуюся корку вокруг раны на груди, в которую зарылась отвратительная личинка; от боли, пронзавшей грудь до самых легких, он едва мог дышать, голова кружилась. Боль была невыносимой — но все же легче, чем тогда… Когда подручные Чейна бросили его в эту железную коробку, он попытался выдернуть паразита из себя, докопавшись до скрученных узлами молочно-белых нитей, которые уже поселились в его грудной клетке, змеясь к его "природному" сердцу. Он потянул за нить — и больше ничего не помнил. Боль, которую он тогда разбудил, вырубила его, как удар молота.
Тварь двигалась у него под кожей, и от этого ощущения Кровавого Ангела мутило. Эта скверна изматывала его сверх всякой меры, все, чего он желал, был нож, любая полоска металла, что-нибудь, все, что угодно — чтобы вырезать это прочь.
Он начал задыхаться, и сделал судорожный вдох. Ему очень хотелось верить, что безотказно действующие клетки Ларрамана, курсирующие по его кровеносной системе от имплантированных ему дополнительных органов, помогут отторгнуть паразита — но не слишком рассчитывал, что эта всем известная особенность физиологии Астартес легко сможет нейтрализовать посланца Фабия Байла. Байл был апотекарием высокого ранга в Легионе Детей Императора во времена Великого Крестового похода, задолго до ереси архипредателя Хоруса; сведения о генокоде Космических Десантников, которыми он владел, несомненно, могли бы занять целую библиотеку.
Рафена бросило в холод, потом — в жар. Его тюремщики оставили ему бесформенные, с неровно обрезанным низом, одеяния, и сейчас он подобрал их с пола. Оторванными полосками ткани воин обмотал ступни и кисти рук. От длинной накидки с капюшоном несло смертью — смертью тех, кто носил ее раньше.
Он уловил слабый звук. Постукивание металла о металл из-под пласталевой решетки, прикрученной к вентиляционному отверстию в углу контейнера, которое сейчас использовалось как сток для нечистот. Рафен подошел ближе, морща нос от вони, и прислушался. Через несколько секунд он узнал стук. Повторяющиеся через равные промежутки времени серии коротких и длинных сигналов, похожих на Орскод — древний военный язык. Некоторые из Орденов Космодесанта до сих пор использовали этот шифр, и он его знал. Он постучал в ответ, и еще через секунду до него долетел едва слышный шепот.
— Кровавый Ангел… ты там живой?
Рафен напрягал слух, чтобы различить слова за унылым завыванием ветра снаружи.
— Тарик? — он не видел Орла Обреченности с тех пор, как воины Чейна сняли его с платформы и оттащили в темноту.
— Где ты?
— Парой клеток ниже. Они сливают помои в общую трубу. Там не пролезть никому крупнее крысы — но слышно нормально.
Рафен устроился на полу, привалившись к стене. Паразит словно вытянул из него все силы. Ему нужно было постараться, чтобы просто подняться на ноги.
— Ни одна тюрьма… не сдержит Астартес, — произнес он, вложив в слова больше уверенности, чем у него было. Тарик секунду помолчал.
— А сейчас ты будешь спрашивать меня, как я собираюсь сбежать отсюда? — Орел Обреченности хмыкнул. — Интересно, Байл решил, что, если мы на двоих сообразим маленький план, то станем лучшими друзьями?
— Я не сомневаюсь, что эта сволочь ничего не делает просто так. Все, что я видел с тех пор, как попал на этот остров, стало для меня уроком, — он вздрогнул, когда личинка пошевелилась внутри его грудной клетки.
— Я тебе не верю! — Тарик говорил все громче, в голосе неизвестно откуда появились эмоции.
— Келлет сбежал и пропал в горах, а тебя привезли через пару минут? Байл держит нас за идиотов?
— Келлет… — медленно произнес Рафен. — Это тот, которого расстреляли пушки на берегу?
— Боевой брат из Каменных Сердец, — прозвучал ответ, — теперь мертв.
— Я не шпион. — взвился Рафен, как от удара. — Поверь мне, Орел Обреченности, в этом гнилом месте нет никого, кто бы так, как я желал, чтобы Фабий подох!
Второй Астартес снова замолчал, и через некоторое время Рафен начал думать, что Тарик больше не будет разговаривать с ним; но тот заговорил снова:
— Как они тебя поймали?
Рафен помедлил. Фабий сейчас мог слышать каждое слово, произнесенное ими. Он был склонен оценивать ситуацию и взвешивать каждое свое действие, и, несмотря на то, что его импровизированная тюрьма была построена из утиля и обломков, Кровавый Ангел ни минуты не сомневался, что так называемый Прародитель мог со всех сторон опутать ее подслушивающими устройствами и экранами наблюдения. К тому же, была вероятность, — мысль об этом была настолько отвратительна, что он не желал об этом думать — что среди пленников был шпион …и еще хуже, этим предателем мог оказаться Тарик. Про себя он отметил: меньше, чем за день это место уже заставило его утратить доверие ко всему и вся.
Поэтому он ответил, тщательно обдумывая каждое слово:
