А. Захарченко - Пираты Гора
Посмотрим, столь же ли самозабвенно они будут отплясывать, скованные рабскими кандалами.
Я рассмеялся.
Клинтус и Турнок ждали моей команды.
— Приведите девчонок, привязанных к носу второй и третьей галер, — распорядился я.
На лице Турнока появилась кривая ухмылка.
— Да, они настоящие красавицы, — заметил он со знанием дела.
Они оба удалились, а я направился по проходу между скамьями гребцов к носовой палубе первой галеры.
Девушка, привязанная к носовой балке, стояла, обращенная лицом вперед, и не смогла меня увидеть.
— Кто здесь? — спросила она. Я не ответил.
— Пожалуйста, — взмолилась она, — скажите, кто здесь?
— Замолчи, рабыня, — бросил я ей недовольным тоном.
У нее вырвался легкий горестный стон.
Острием меча я разрубил путы, стягивающие ее ноги, затем перерезал петлю, наброшенную ей на шею, и, вложив меч в ножны, немного ослабил веревки у нее на запястьях, все еще оставляя ее руки связанными за спиной, вокруг балки.
Когда она уже могла стоять на затекших от неподвижности ногах, я резким рывком развернул ее лицом к себе.
Увидев мою черную, распухшую губу, мои глаза, она тут же узнала меня и беспомощно закричала.
Я усмехнулся и, схватив ее за шею, с силой прижал ее губы к своим.
Никогда еще мне не приходилось видеть, чтобы женщину переполнял такой ужас, а ее опущенные плечи выглядели столь жалко, что я рассмеялся.
Затем демонстративно вытащил из ножен меч и концом лезвия коснулся ее подбородка, поднимая ей голову. Когда я стоял у позорного столба, она с таким же презрением подняла мне голову, чтобы лучше рассмотреть мои черты.
— Ты красива, не так ли? — спросил я. В ее обращенных ко мне глазах застыл ужас. Я опустил острие меча и поднес его к горлу девушки. Она судорожно отвернулась и закрыла глаза. Какое-то мгновение я помедлил, давая ей почувствовать, как лезвие меча натягивает нежную кожу у нее на горле, и затем разрубил веревки, стягивающие ее заведенные вокруг носовой балки руки.
Она бессильно опустилась на пол.
Не сводя с меня наполненного безумным страхом взгляда, она отчаянно пыталась подняться на затекшие, отказывающиеся служить ей ноги.
Лезвием меча я указал ей на дощатый пол палубы, приказывая встать на колени.
Она затрясла головой и, согнувшись, пошатываясь на нетвердых ногах, подбежала к поручню у борта галеры и перегнулась через него.
Огромный тарларион, увидев упавшую на воду тень человека, тут, же взметнул над поверхностью болота свою усеянную чудовищными зубами пасть и, с хрустом сжав мощные челюсти, снова тяжело погрузился под воду. Рядом показались еще два-три его хищных собрата.
Девушка невольно отшатнулась от поручней и, откинув голову назад, разразилась диким криком.
Затем снова обернулась ко мне.
Лезвие моего меча неумолимо указывало на дощатый пол палубы у моих ног.
— Пожалуйста! — выдавила она из себя сквозь слезы.
Лезвие меча не шелохнулось.
Она, шатаясь, подошла и тяжело опустилась передо мной на колени, протянув ко мне скрещенные в запястьях руки. Я не стал сразу связывать ее, а медленно обошел вокруг, окидывая хозяйским глазом эту доставшуюся мне добычу. Она уже не казалась мне столь красивой и желанной, как прежде. Наконец, натешившись созерцанием ее смиренного вида, я поднял с палубы обрывки веревки и связал ей руки. Она подняла голову и с мольбой в глазах принялась заискивающе вглядываться мне в лицо.
Я плюнул ей в лицо, и она низко опустила голову, вздрагивая всем телом от сотрясавших ее рыданий.
Затем повернулся и направился вдоль скамей для гребцов к лестнице, ведущей на кормовую палубу.
Девушка, понурив голову, шла, за мной.
Обернувшись, я увидел, как она тыльной стороной ладони вытирает с лица мой плевок. Подойдя к лестнице, она встала рядом с ней, низко склонив голову.
Я поднялся по ступеням на кормовую палубу и устроился в кресле кормчего — на этом троне, возвышающемся над моими владениями.
Высокая сероглазая блондинка и смуглокожая черноволосая девушка, та, что ходила с рыболовной сетью на плече, уже стояли на коленях на дощатом настиле палубы, у подножия ведущих к моему креслу ступеней.
Девушка, которую я привел, также опустилась на колени.
Кивнув на блондинку и смуглокожую, я посмотрел на Клинтуса и Турнока.
— Нравятся? — спросил я.
— Красавицы! — воскликнул Турнок. — Просто красавицы!
Девушки невольно вздрогнули.
— Да, — согласился Клинтус. — Хотя они обычные ренсоводки, за них можно будет получить неплохие деньги.
— Пожалуйста! — взмолилась блондинка. Я посмотрел на Клинтуса и Турнока.
— Они ваши, — сказал я им.
— Вот это да! — воскликнул Турнок и поднял с полу обрывок веревки. — Руки! — рявкнул он, обращаясь к высокой сероглазой блондинке, которая тут же, еще ниже наклонив голову, испуганно протянула ему скрещенные в запястьях руки. Через мгновение каким-то сложным крестьянским узлом Турнок связал их вместе.
Клинтус, легко наклонившись, также поднял кусок веревки и спокойно взглянул на смуглокожую девушку, ответившую ему полным ненависти взглядом.
— Руки! — не повышая голоса, приказал он.
Девушка нехотя, с угрюмым выражением лица протянула к нему скрещенные запястья и тут же с удивлением взглянула ему в лицо, почувствовав неожиданную силу, скрытую в его худых руках.
Я усмехнулся; Клинтусу, думаю, не составит большого труда справиться с этой, пусть даже выросшей среди ренсоводов, девчонкой.
— Как хозяева собираются поступить с нами? — робко спросила стоящая поодаль гибкая темноволосая девушка.
— Вы будете выставлены на продажу на невольничьем рынке в Порт-Каре, — ответил я.
— Нет, только не это! — воскликнула она.
Сероглазая блондинка невольно вскрикнула, а смуглокожая брюнетка, рыдая, уронила голову на палубу.
— Плот готов? — обратился я к Турноку.
— Готов, — прогудел гигант.
— Мы привязали его к тростниковой лодке, прямо под этой галерой, — добавил Клинтус.
Из подлокотника кресла я взял моток веревки и завязал конец ее на шее гибкой темноволосой девушки.
— Как тебя зовут? — спросил я у нее.
— Мидис, если хозяин не против, — ответила она.
— Не против. Мне будет приятно называть тебя этим именем, — ответил я.
Турнок взял у меня из рук тот же моток веревки и, не разрезая его, сделал на веревке петлю, набросил ее на шею сероглазой блондинки и протянул моток Клинтусу, знаком указавшему смуглой девушке занять свое место в этом небольшом караване.
— Как твое имя? — спросил Турнок у высокой сероглазой девушки.
— Тура, — ответила она, — если хозяин не против.
— Тура! — воскликнул он, хлопая руками себя по коленям. — Вот это да! А я — Турнок!
Подобное совпадение, казалось, не слишком польстило девушке.
— Я крестьянин, — с гордостью сообщил ей Турнок.
В глазах девушки мелькнуло скорее презрение, нежели уважение.
— Всего лишь крестьянин? — прошептала она.
— Крестьянин, — загрохотал Турнок над притихшим болотом, — это тот бык, на чьей спине покоится Домашний Камень всего Гора!
— Но ведь я — ренсоводка! — простонала девушка.
Ренсоводы считали себя более высокой кастой, чем простые крестьяне.
— Чепуха! — прогудел Турнок. — Сейчас ты всего лишь рабыня.
Девушка, уткнув лицо в связанные руки, горько разрыдалась.
Клинтус, к тому времени уже закрепивший петлю на шее смуглокожей девушки, бросил моток оставшейся веревки на палубу.
— А как твое имя? — спросил он у нее.
— Ула, — ответила девушка, робко поднимая на него глаза, — если хозяин не против.
— Не против, — кивнул Клинтус. — Мне безразлично, как тебя называть.
Девушка низко опустила голову.
Я обернулся к женщине с ребенком, руки которым я развязал еще раньше, и знаком приказал им отойти в сторону.
Телима, стоящая у ступеней на нижней палубе, связанная по рукам и ногам, подняла голову.
— Насколько я помню, — сказала она, — ты собирался взять всех нас в Порт-Кар, чтобы там выставить на продажу.
— Замолчи, — сказал я ей.
— В противном случае, — продолжала она, — я предполагаю, что ты хочешь затопить галеры на болотах, чтобы мы пошли на корм тарларионам.
Во мне опять начало закипать раздражение. Она смеялась надо мной!
— Именно такое решение должно было прийти в голову человеку из Порт-Кара, — сказала она.
— Заткнись! — приказал я.
— Слушаюсь, мой убар, — отозвалась она. Я снова повернулся к женщине с ребенком.
— Когда мы уйдем, — сказал я, — освободи всех этих людей. Передай Хо-Хаку, что я забрал с собой нескольких его женщин. Думаю, это не слишком большая плата за все, что мне пришлось пережить.
— Убар, — напомнила мне Телима, — не должен ни держать ответ перед кем бы то ни было, ни давать каких-либо разъяснений.
