Аарон Дембски-Боуден - Кровавый корсар
Октавия вздрогнула. Даже самым неопытным из навигаторов приходилось сталкиваться с тысячами чудовищных изменений, поражающих человеческое тело и душу в варпе. И сама Октавия во время тягомотной службы на «Звездной деве» успела наглядеться на призраков скверны, затронувшей неосторожных членов экипажа. Конечно, не столь жуткие, как в рассказе Талоса, но все же…
— А что случилось с Секундусом? — спросила она.
— Я не хочу говорить о втором. Мне неприятно вспоминать о нем, и даже месть эти воспоминания не успокаивает.
Пророк взял в руки шлем и добавил:
— Просто скажи мне, что не так?
Девушка сузила глаза.
— Почему вы думаете, что что-то не так?
— Может быть, потому, что я не законченный идиот.
Октавия с трудом выдавила улыбку. Он мог убить ее. И он убьет ее без малейшего колебания, если посчитает это необходимым.
«Сейчас или никогда», — подумала она.
— Я все время вижу Рожденную-в-пустоте.
Талос медленно выдохнул и ненадолго прикрыл глаза.
— Продолжай.
— Я слышу из-за угла ее плач. Я вижу мельком, как она проносится по пустым коридорам. Это она. Я знаю. Но Пес ее не замечает.
Служитель сконфуженно пожал плечами — его совсем не радовал испытующий взгляд Повелителя Ночи. Талос вновь обернулся к Октавии.
— Итак. — Она склонила голову к плечу. — Я заражена скверной?
В ответ Пророк устало вздохнул.
— От тебя одни проблемы.
Эти слова задели ее гордость. Девушка расправила плечи и выпрямилась во весь рост.
— Я могу сказать о вас то же самое. Вряд ли моя жизнь стала приятнее после того, как вы меня похитили. И это вы охотились на меня, помните? Вы притащили меня на борт, схватив за горло, словно пойманную зверушку.
Талос рассмеялся. У него был тихий смех — немногим громче, чем дуновение воздуха, выдохнутого сквозь кривящиеся в улыбке губы.
— Твой острый терранский язычок никогда мне не наскучит. — Воин перевел дыхание. — Будь осторожна, Октавия. Несмотря на то что ты боишься собственной слабости, беда не в тебе. Этот корабль провел в варпе целую вечность. Скверна не в тебе, а в «Завете». Самые его кости нечисты, и мы вдыхаем заразу с каждым глотком воздуха. Мы еретики. Такова наша судьба.
— Это… не очень-то утешает.
Пророк взглянул на нее настолько по-человечески, что у девушки перехватило дыхание. Заломленная бровь, кривая полуулыбка и выражение, в котором отчетливо читалось: «А чего ты от меня ожидала?»
— «Завет» ненавидит меня, — сказала девушка. — Я это знаю. Его дух отшатывается с отвращением каждый раз, когда я к нему прикасаюсь. Но он не стал бы нарочно запугивать меня призраками. Он слишком прост, чтобы додуматься до такого.
Талос кивнул.
— Конечно. Но «Завет» полон памяти о живших и встретивших смерть на его борту. На этих палубах умерло больше людей, чем числится сейчас у нас в экипаже. И корабль все еще помнит каждого из них. Подумай о крови, что впиталась в сталь вокруг нас, о сотнях последних издыханий, и сейчас циркулирующих в вентиляционной системе. Запертых здесь навечно, вновь и вновь проходящих сквозь легкие живых. Мы обретаемся среди воспоминаний «Завета», так что всем время от времени видятся странные вещи.
Октавия вздрогнула.
— Ненавижу этот корабль.
— Нет, — сказал Талос, снова взяв в руки шлем. — Это неправда.
— Но я воображала совсем другое. Вести боевой корабль легиона Астартес — об этом молится каждый навигатор. И «Завет» движется так, как бывает только в чудесном сне, — он извивается, словно змея в масле. Но все здесь настолько… пропахло тухлятиной… — Голос Октавии звучал все тише и наконец умолк.
Некоторое время девушка пристально всматривалась в лицо Пророка, ощущая острый кислотный запах его дыхания.
— Ты довольно невежливо пялишься на меня, — заметил он.
— Вам повезло, что вы не потеряли глаз.
— Интересно сформулировано. Учитывая, что полчерепа мне заменили металлическими пластинами и, по словам Кириона, левая половина лица у меня выглядит так, словно я проиграл бой скальному кугуару.
Он провел кончиками закованных в перчатку пальцев по медленно рассасывающимся шрамам. Даже его сверхчеловеческой физиологии было нелегко справиться со всеми увечьями. Рубцы на левой половине лица тянулись от виска к уголку губ.
— Это не метка любимца удачи, Октавия.
— Выглядит не так уж и плохо, — возразила девушка.
Что-то в тоне Повелителя Ночи заставило ее почувствовать себя свободнее — возможно, нотка почти братской близости в его ровном голосе и открытом взгляде.
— Что такое «скальный кугуар»?
— Хищник моего родного мира. Когда в следующий раз встретишь одного из Чернецов, присмотрись к его наплечникам. Ревущие львы на них — это то, что мы называли «скальными кугуарами» на Нострамо. Если главарь банды мог покинуть город ради охоты на них, это считалось признаком процветания.
— Госпожа, — перебил его Пес.
Урок истории оборвался. Октавия резко обернулась.
— Что?
Пес неловко переступил с ноги на ногу.
— Однажды я убил скального кота.
Девушка скептически хмыкнула, но Талос ответил прежде, чем она успела ввернуть хоть слово:
— Народец Холмов?
Его низкий голос эхом пронесся по комнате.
Изуродованная голова с венчиком седых волос дернулась в кивке.
— Да, господин. И я правда однажды убил скального кота. Маленького. А потом съел.
— Возможно, так и было, — согласился Талос. — Народец Холмов селился вдали от городов. Они влачили весьма жалкое существование в горах.
Октавия все еще с интересом смотрела на Пса.
— Сколько тебе лет?
— Больше, чем вам, — ответил Пес и снова кивнул, будто его слова все объясняли.
«Странное созданьице», — подумала Октавия, вновь поворачиваясь к Талосу.
— Как ваша рука?
Воин покосился на закованную в доспех левую руку и сжал пальцы в кулак. Внешне она ничем не отличалась от правой. Но под керамитом скрывалось нечто совсем иное: протез из металлических костей на гидравлических суставах. Тихое жужжание искусственных мышц и сервопередач все еще было в новинку Пророку. Талоса забавляла вибрация маленьких сервоприводов в запястье и пощелкивание, которое издавал локоть из пластали, если новая конечность двигалась слишком быстро. Он упражнял руку, притрагиваясь кончиком большого пальца к остальным и повторяя это раз за разом со все увеличивающейся скоростью. Даже самые легкие движения отдавались рокотом в доспехе.
— Кирион потерял руку на Крите, — усмехнулся Талос. — Не совсем то, в чем я бы хотел быть на него похожим.
— Как вы ее ощущаете?
— Как свою собственную руку, — он пожал плечами, — только чужую.
Девушка невольно улыбнулась.
— Все понятно.
— Я собирался поговорить с Делтрианом о предстоящем ремонте, — сказал Пророк. — Хочешь пойти со мной?
— Нет, что вы. Благодарю за предложение.
— Нет, — пропищал Пес, все еще маячивший в дверях. — Нет, сэр.
Судовые вокс-динамики с треском включились. Гортанное рычание Вознесенного разнеслось по коридорам: «Переходим в эмпиреи через тридцать циклов. Всей команде вернуться к рабочим постам».
Октавия подняла голову к настенному динамику.
— Это был вежливый способ сказать: «Октавия, марш в свою комнату».
Талос кивнул.
— Возвращайся в свои покои, навигатор. Остерегайся призраков, блуждающих в здешних коридорах, но постарайся не обращать на них внимания. Сколько нам осталось до места назначения?
— День до границы Мальстрема, — ответила она. — Может быть, два. Есть еще кое-что.
— Что именно?
— Отец Рожденной-в-пустоте. Септимус велел мне не беспокоить вас такими мелочами, но я думаю, вам следует знать.
Талос молча склонил голову, делая ей знак продолжать.
— Иногда на Черном Рынке или еще где-нибудь на палубах для команды он заводит разговор о том, что этот корабль обречен и проклят, что «Завет» погубит всех нас в одну из грядущих ночей. Кое-кто из тех смертных, что постарше, прислушивался к нему и соглашался… Вам известно, как они относились к девочке. Но сейчас и новые члены команды, те, что с Ганга, стали прислушиваться. Аркия обвиняет вас. У девочки был ваш медальон, и все же она… вы знаете.
— Погибла.
Октавия кивнула.
— Я приказал Септимусу разобраться с этим, — пробормотал воин. — Но благодарю, что ты сообщила мне. Я сам покончу с этой ситуацией.
Талос заметил, что ее голос прозвучал неуверенно.
— Мертвые рабы бесполезны, — сказал он. — Но так же бесполезны и непокорные рабы. Я убью его, если он не оставит мне иного выбора, однако у меня нет желания отнимать у него жизнь. Аркия — образец устойчивости к скверне, ведь он сумел зачать ребенка, хоть и провел в черных недрах корабля не один десяток лет. Я не глупец, Октавия. Для смертных он служит примером не в меньшей степени, чем его дочь. Его убийство принесет нам мало пользы и лишь настроит против нас команду. Покорность в людях следует воспитывать, устрашая их наказанием, а не бросая в глубины отчаяния, дабы сломить их дух. В первом случае мы получим преданных и усердных работников, которые будут трудиться, чтобы выжить. Во втором — пустую оболочку, от которой нам, хозяевам, не будет никакого проку.
