Брайан Герберт - Песчаные черви Дюны
Несмотря на то что Гарими никогда не была сторонницей проекта гхола, она теперь очень хотела посмотреть на его кульминацию. Если процесс пробуждения окажется неудачным, Гарими надеялась прекратить весь проект дальнейшего выращивания других гхола. Если же, наоборот, все пройдет гладко, Гарими будет настаивать на том, что цель достигнута и программу можно свернуть. Она понимала, что Шиана, знавшая, что в нуль-энтропийной капсуле мастера Тлейлаксу есть еще много клеточного материала, собирается продолжить эксперименты с гхола.
Ноги Юйэ одеревенели от страха. Он был близок к обмороку и, чтобы не упасть, ухватился за спинку ближайшего стула.
— Сестры, я не хочу возвращения моей памяти. Я не тот человек, которого вы хотели воссоздать, я совершенно новая личность — моя личность. Старого Веллингтона Юйэ мучили самыми разнообразными способами. Даже если он есть часть меня, то как я смогу простить его за то, что он сделал?
Гарими пренебрежительно махнула рукой.
— Тем не менее мы вернем тебе прежнюю память. Такова наша цель, и не жди от нас снисхождения или сочувствия. У тебя есть задача, которую ты должен выполнить.
Проктор жестом дала понять юноше, что он может идти. Шиана посмотрела на Гарими и двух других старших сестер — Калиссу и Эльен, присутствовавших при разговоре.
— Я использую на нем сексуальный метод, тот самый, который оказался столь действенным в случае башара. Это наилучший способ из всех известных.
— Ваш сексуальный импринтинг пробудил память башара только потому, что вызвал у него кризис. Мать Тега сделала его невосприимчивым к импринтингу. Не ваш способ всколыхнул его прошлое, а его сопротивление импринтингу, — сказала Эльен.
— Это так. Поэтому для каждого гхола мы разработаем индивидуальное испытание, которое поможет управлять ими с помощью их собственных страхов и слабостей.
— Но каким образом секс сломает Юйэ точно так же, как он сломал башара?
— Не сам секс, но сопротивление Юйэ. Он с ужасом думает о своем прошлом. Если он уверен, что мы знаем, как раскрыть его прошлую память, то он будет сопротивляться этому изо всех сил. Когда он будет сопротивляться, я применю по отношению к нему одну из самых мощных наших процедур, и он окажется на краю неподдельного безумия.
Гарими пожала плечами.
— Если это не сработает, то мы найдем другие способы.
* * *Черные густые тени в углах полутемной комнаты делали страх Юйэ почти осязаемым. Мебели не было, если не считать жесткого мата на полу, такого же, как те, на которых дети гхола занимались гимнастикой.
Ведьмы не сказали мальчику, что его ждет. Из того, что он читал, Юйэ знал, что пробуждение памяти может стать весьма болезненным. Он не был сильным человеком и не отличался храбростью. Но все равно, перспектива боли не пугала его так, как страх вспоминания.
С тихим шелестом открылась дверь, скользнув по хорошо смазанным металлическим направляющим. Из коридора в комнату ворвался слепящий свет, более яркий, чем тусклое мерцание плавающих светильников в этой келье. В проеме нарисовался женский силуэт. Шиана? Он смотрел на ее силуэт, на женственные округлости тела, не скрытые широким платьем. Дверь закрылась, и глаза Юйэ постепенно адаптировались к мягкому свету.
Страх только усилился, когда Юйэ понял, что Шиана совершенно обнажена.
— Что это? — Он так нервничал, что восклицание это было больше похоже на беспомощный писк.
Она подошла ближе.
— Сейчас ты разденешься.
Еще не оперившийся подросток, Юйэ с трудом проглотил слюну и перевел дух.
— Я не буду раздеваться, пока вы не объясните, что со мной произойдет.
Шиана применила всю силу Голоса.
— Ты сейчас разденешься!
Лихорадочно, дрожа всем телом, он сорвал с себя одежду. Шиана внимательно осмотрела его, скользнув глазами по его худому обнаженному телу, словно ястреб, собирающийся схватить добычу. Юйэ показалось, что она сочла его никуда не годным.
— Не причиняйте мне боль, — умоляюще произнес он, ненавидя себя за проявленное малодушие.
— Конечно, тебе будет больно, но не я причиню тебе боль. — Она коснулась его плеча. Прикосновение показалось ему ударом тока, но он был так потрясен, что потерял способность двигаться. — Это сделает твоя восстановленная память.
— Я не хочу ее возвращения, я буду сопротивляться.
— Сопротивляйся, дерись, делай, что хочешь. Ничего хорошего из этого не выйдет. Мы же знаем, как пробудить тебя.
Юйэ закрыл глаза и заскрипел зубами. Он попытался отвернуться, но Шиана крепко схватила его за руки, потом отпустила его руки и принялась ласкать его тело. Нежные поглаживания он воспринимал так, словно женщина проводила зажженной спичкой по его плечам и груди.
— Твоя память спит в твоих клетках. Для того чтобы пробудить ее, я должна пробудить твое тело. — Она продолжала гладить его, а у Юйэ не было сил отпрянуть. — Я научу твои нервные клетки делать то, что они разучились делать.
Он снова вздрогнул, судорожно хватая ртом воздух.
Она снова прикоснулась к нему, колени его подогнулись, как она и ожидала. Шиана толкнула его на лежавший на полу мат.
— Мне надо вывернуть наружу сознание, таящееся в каждой хромосоме в каждой клетке.
— Нет, — это слово прозвучало невероятно слабо.
Когда она прижалась к нему своим горячим телом, отчего он мгновенно вспотел, Юйэ попытался уйти в себя, убежать от Шианы и ее ласк. Из всего, что он знал о своей прошлой жизни, Юйэ сделал вывод, что есть только один надежный якорь, ухватившись за который он сможет обрести мужество. Ванна! Его возлюбленная жена, сестра Бене Гессерит, единственная надежда в длинной цепи бесконечных предательств и единственная настоящая привязанность во всей его прошлой жизни.
Злодеи Харконнены знали, что Ванна может быть единственным человеком, который сможет заставить Юйэ нарушить законы школы Сук, и это сработало — и не могло не сработать, — ибо Юйэ любил ее всем сердцем. Сестры Бене Гессерит не имели права любить, но он знал, что жена отвечает ему взаимностью.
Он вспомнил ее портреты в архивах, вспомнил все, что он узнал о ней за последнее время.
— О, Ванна.
Он стремился к ней в своих мыслях, старался ухватиться за нее, как за спасительную путеводную нить.
Шиана коснулась рукой его талии, провела пальцами ниже и уселась верхом на юношу. Мышцы Юйэ перестали ему повиноваться. Он не мог пошевелиться. Шиана припала губами к его плечу, начала целовать его шею. Ее тело было оружием, а он — мишенью. Шиана была большим специалистом по сексуальному импринтингу.
Неудержимый поток чувственности захлестывал, в этом потоке едва не потонул архивный образ Ванны, но Юйэ изо всех сил сопротивлялся чувствам, которые возбуждала в нем Шиана. Напротив, он думал о том, как повел бы себя в любовных объятиях Ванны.
Ритм движений нарастал, и в информацию, почерпнутую в архивах, начали вплетаться реальные воспоминания. Юйэ вспомнил те страшные моменты, наступившие после того, как его жену захватили Харконнены, он видел безобразно жирного барона, его племянника, убийцу Раббана, коварного Фейда Рауту и ментата Питера де Фриза, смех которого был язвительным и едким, как уксус.
Слабого, беспомощного и разъяренного, его заставили смотреть, как она подвергается пыткам в тюремной камере. Она была сестрой Бене Гессерит, она могла блокировать боль, могла подавлять телесные инстинктивные реакции. Но Юйэ не мог осознать эти вещи, как ни старался. Это не помогало.
В этих кошмарных воспоминаниях барон смеялся рокочущим глубоким басом.
— Видишь эту маленькую камеру, в которой она находится, доктор? Это хорошая игрушка с массой разных возможностей. — Было видно, что оглушенная и дезориентрованная Ванна стоит на ослабевших коленях вниз головой. — Мы можем менять направления сил притяжения, теперь направление гравитации целиком зависит от ракурса.
Раббан издевательски хохотнул, стоя в соседней маленькой комнатке за пультом управления гравитацией. Ванна внезапно с глухим стуком грохнулась сверху на пол. Она сумела вовремя повернуть голову и сложить плечи, чтобы не сломать шею. Откуда-то словно змея выскользнул Питер де Фриз с усилителем боли в руках. Раббан выхватил дьявольское устройство из рук ментата и сам приложил зонд к шее Ванны. Она скорчилась от невыносимой боли.
— Остановитесь, остановитесь! Умоляю вас, — вне себя закричал Юйэ.
— О, доктор, это не так-то легко сделать… — Барон сложил на груди свои толстые короткие руки.
Раббан снова включил искусственное тяготение, и Ванну словно тряпичную куклу начало швырять от стенки к стенке.
— Если вы так сильно ее любите, то сделайте что-нибудь, чтобы исправить положение.
«О, моя ненаглядная Ванна!»
Теперь память была живой, воспоминания яркими и подробными — таких подробностей не узнаешь ни в каком архиве. Никакие документы не могут придать такой ясности воспоминанию…