Стивен Эриксон - Врата Мертвого Дома

Пять тысяч солдат отдадут за это жизнь. Какая-то романтическая глупость, не иначе; неужели я хочу признания от этих простых солдат? Да и просты ли солдаты — просты в том смысле, что смотрят на мир и своё в нём место по-простому, прагматично? И разве такой взгляд не позволяет обрести глубинное знание, которое мне теперь чудится в этих измотанных, стёрших в кровь ноги мужчинах и женщинах?

Дукер посмотрел на свою безымянную воительницу и встретил ответный взгляд потрясающих глаз, будто она ждала, знала, что все мысли, сомнения и страхи приведут его к ней, заставят искать её.

Женщина пожала плечами.

— Думаешь, мы слепые и ничего не видим, Дукер? Мы защищаем их достоинство. Вот так просто. И в этом — наша сила. Ты это хотел услышать?

Я принимаю этот упрёк. Никогда нельзя недооценивать солдата.

…Санимон представлял собой массивный тель — холм с плоской вершиной, полмили в поперечнике, высотой более тридцати саженей, бесплодное плато, продуваемое всеми ветрами. На юге, в Санит-одане, где сейчас растянулась цепь, шли две насыпные дороги, сохранившиеся с тех времён, когда тель был ещё процветающим городом. Обе дороги были прямыми, как копьё, и лежали на мощном фундаменте из каменных блоков; западная называлась Панесан’м — теперь никто ею не пользовался, потому что она вела к другому телю в безводных холмах и больше никуда. Другая, Санидже’м, тянулась на юго-запад и до сих пор служила торговцам, которые отправлялись к внутреннему морю Клатар. Насыпи в пятнадцать саженей высотой делали дороги своего рода водоразделами.

Вороний клан Колтейна занял Санидже’м у теля и расположился так, будто дорога была укреплённой стеной. Южная треть самого Санимона стала для виканцев опорным пунктом, где стояли воины и лучники кланов Куницы и Дурного Пса. Поскольку беженцев вели по восточному краю Санимона, крутой склон теля позволял не выставлять с той стороны фланговую охрану. Этими силами укрепили арьергард и восточный фланг. Войска Корболо Дома, которые атаковали с обоих направлений, снова умылись кровью. Седьмая по-прежнему представляла собой внушительное зрелище, несмотря на потери, несмотря на то, что солдаты иногда падали замертво без всяких видимых ран, а другие плакали, рыдали и не могли остановиться, даже когда убивали врагов. Прибытие виканских лучников обратило врагов в бегство, так что опять появилась возможность передохнуть.

Кулак Колтейн стоял в одиночестве и смотрел на южный одан. Его украшенный перьями плащ трепетал на ветру, оперение дрожало под дыханием воздуха. В двух сотнях шагов в том направлении, у гряды холмов сидели на конях воины нового племени, варварские знамёна неподвижно чернели на фоне бледно-голубого неба.

Дукер пристально рассматривал Колтейна, подходя ближе. Попытался поставить себя на его место, почувствовать, чем живёт теперь Кулак, — и не смог. Нет, это не от слабости воображения. От страха. Я не могу взвалить на себя чужой груз — даже на краткий миг. Все мы теперь погружены в себя, каждый наедине с собой…

Колтейн заговорил, не оборачиваясь:

— Кхеран-дхобри — так они, во всяком случае, именуются на карте.

— Недобрые соседи Арэна, — проговорил Дукер.

Кулак резко обернулся, пронзил его взглядом.

— Мы всегда соблюдали условия договоров, — сказал он.

— Да, Кулак, соблюдали — чем приводили в ярость многих жителей Арэна.

Колтейн снова отвернулся, посмотрел на племя у холмов и долгое время молчал.

Историк взглянул на свою безымянную воительницу.

— Тебе нужно найти лекаря, — заметил он.

— Щит я могу держать…

— Не сомневаюсь, но риск заражения…

Её глаза распахнулись, и Дукер умолк, ощутив приступ острой печали. Он отвёл взгляд. Ты глупец, дед.

Колтейн заговорил:

— Капитан Сон.

— Кулак.

— Фургоны готовы?

— Так точно. Подъезжают.

Колтейн кивнул.

— Историк.

— Кулак?

Виканец медленно обернулся к Дукеру.

— Я даю тебе Нихила, Бездну и воинов из трёх кланов. Капитан, командор Бальт известил раненых?

— Так точно, и они отказались. — Кожа вокруг глаз Колтейна натянулась, но затем он медленно кивнул. — Как и, — продолжил Сон, глядя на Дукера, — капрал Лист.

— Признаю, — вздохнул Кулак, — те, кого я отобрал из своего народа, тоже были недовольны, но они не смеют перечить своему военному вождю. Историк, будешь командовать так, как сочтёшь нужным. Но ответственность на тебе огромная. Ты должен доставить беженцев в Арэн.

Вот до чего дошло.

— Кулак…

— Ты малазанец, — перебил Колтейн. — Следуй предписанному протоколу…

— А если нас предадут?

Виканец улыбнулся.

— Тогда мы все отправимся к Худу вместе. Если уж будет конец у этого похода, то пусть — подходящий.

— Держитесь, сколько сможете, — прошептал Дукер. — Я с Пормкваля кожу спущу и его губами отдам приказ, если понадобится…

— Оставь Первого Кулака Императрице — и её адъюнкту.

Историк потянулся к стеклянной бутылочке на шее. Колтейн покачал головой.

— Это твоя история, и сейчас никто не важен так, как ты, историк. Если когда-нибудь увидишь Дуджека, скажи ему: не солдат Императрица не имеет права терять, а память Империи.

К ним подъехал отряд виканцев с лошадьми в поводу — среди них оказалась и верная кобыла Дукера. Позади из пыли проступили повозки беженцев, а рядом ждали ещё три фургона, которые, как заметил Дукер, охраняли Нихил и Бездна.

Историк глубоко вздохнул.

— Что до капрала Листа…

— Его не переубедить, — сказал капитан Сон. — Он просил передать тебе слова прощания, Дукер. Он бормотал что-то про призрака за плечом, что бы это ни значило, а потом добавил: «Скажи историку, что я нашёл свою войну».

Колтейн вдруг обернулся, словно эти слова поразили его так, как не могли никакие другие.

— Капитан, передай войскам — атакуем в течение часа.

Атакуем? Худов дух! Дукеру было неуютно в собственном теле, руки налились свинцом и обвисли, словно вопрос, что делать с собственной плотью и костями — что делать вот прямо сейчас, — стал для него неразрешимым.

Сквозь гудящую пелену пробился голос Сна:

— Твоя лошадь, историк.

Дукер судорожно вздохнул. Глядя на капитана, он медленно покачал головой.

— Историк? Нет, пожалуй, историком я стану снова где-то через неделю. Но сейчас и на ближайшее будущее… — Он снова покачал головой. — Нет у меня подходящего слова, чтобы себя назвать. — Он улыбнулся. — Думаю, сгодится «дед»…