Джон Френч - Чемпионы Темных Богов
Хротгир сжал рукоять боевого молота, чья голова покоилась на чуждой земле. Братья называли его Камнем под Беспокойным Небом. Он был невозмутим, он был их якорем, никогда не дававшим выхода ни боли, ни радости, ни гневу. Некоторые члены стаи считали, что эмоции вообще были ему недоступны, но нет, эти пожары полыхали в нем, как и в любом его брате. Однако он подавлял их силой духа, скрывал страсти под ледниками дисциплины — дисциплины, которую испытала эта охота.
Даже сквозь респираторы чувствовался пряный, сладкий запах, пробивавшийся через кровь и дым боя. Десятки лун висели в беспокойном небе, похожие на жемчужины, брошенные кем-то в лужу керосина. Они появлялись и исчезали, отращивали лица и поглощали друг друга пастями с клыками из гор.
Хротгиру хотелось сплюнуть — абсолютная неправильность этого места заставляла волосы вставать дыбом. Он не стал заострять внимание на окружавшем их безумии. Самообладание лидера этого не позволяло. Его воины же пробегали пальцами по старым амулетам и талисманам. Он слышал, как они шепчутся друг с другом.
— Как долго мы здесь пробыли?
— Как знать? Здесь даже время отравлено.
…малефикарум поражает все…
…каждую песчинку…
…каждый глоток воздуха…
Хротгир сильнее сжал рукоять молота, скрипнув старой кожей. Слишком много времени они провели в миазмах. Он смотрел, как Вигт наклоняется к павшим и проводит ритуал мертвых.
— Наша охота закончена, — сказал Волчий жрец. Он взглянул на Хротгира из-за волчьей маски смерти. — И мы не вернемся на родной мир с пустыми руками.
Хротгир отчетливо вспомнил, как нанес финальный удар.
Сила удара сорвала ухмыляющуюся голову предателя с плеч в фонтане полуночно-черной крови. Лица, с дрожью прижимавшиеся к поверхности его брони, вскрикнули и заговорили что-то, совершенно не различимое в гаме десятков голосов. Древняя броня затряслась, потеряла фиолетовый цвет и разбилась, как стекло.
Хротгир наклонился к нему, но тут же одернул руку: обезглавленное тело обратилось в кучу горячего пепла. Останки подхватило ветром, они завертелись, вспыхнули, стали дымом и наконец исчезли. От Люция Вечного остался лишь серебряный меч, красный от крови Хротгировских братьев.
Подняв меч, Хротгир, Камень под Беспокойным Небом, почувствовал, как внутри что-то шевельнулось, пытаясь преодолеть баррикады самоконтроля.
Тысячелетиями этот монстр разграблял владения Всеотца. На его руках была кровь миллионов: людей, королей, космодесантников. Он был серьезнейшим врагом человечества, но сегодня Хротгир победил его и отправил в небытие.
На мгновение Хротгир ощутил это — как будто сердца единожды втолкнули в вены ледяную воду. Он почувствовал нечто, в чем отказывал себе всю свою жизнь, что пытался задавить дисциплиной и самоконтролем.
Радость триумфа.
Хротгир прогнал воспоминания о мгновении самодовольства, заглушил радость и зарычал, недовольный потерей контроля. Он повернул голову к Вигту, как раз закончившему свою работу.
— Наши братья? — хрипло спросил он.
— Их сущность осквернена, — прорычал Вигт из-за шлема в форме волчьего черепа, стряхивая кровь с Клыка Моркай, с помощью которого извлекал прогеноиды убитых. — Они потеряны для нас.
Хротгир не ответил, уставившись на серебряный меч в руках. Вдоль проклятого лезвия дрожали и пульсировали отблески эфира. Он не помнил, когда достал меч, ранее повешенный на пояс; забытый боевой молот лежал в пыли.
— Нельзя здесь задерживаться, — сказал Вигт, наклоняясь к нему. — Это место питает в нас тьму. Мы должны быть подобны молнии, исчезающей прежде, чем раздастся гром.
— Где его братья? — спросил Хротгир, показывая на трупы, которые покрывали землю. — Мы убили смертных, малокровных рабов, годных лишь на падаль. Наша цель командовала космодесантниками, древними убийцами из этого трижды проклятого легиона. Где они?
В этот момент Хротгир услышал его. Натужный предсмертный хрип из груды еще не сожженных трупов. Космические Волки прочесали поле боя и обнаружили источник звука, трясущийся в окружении своих мертвых проклятых товарищей. Перерубленное в поясе существо, когда-то, возможно, бывшее человеком, выбралось на поверхность кучи, волоча позади туловища рваные ошметки, и еще судорожно дышало.
Хротгира это не удивило. Получеловек мог еще кричать часами, он узнал это задолго до того, как встал рядом с эйнхериями. Удивил же его звук, исходивший от жалкой твари.
Это был смех.
— Он вернется, — проговорило уродливое существо между рыками боли. Безумный голос звучал влажно от крови. — Он всегда возвращается.
Хротгир в четыре шага преодолел расстояние между ними и навис над умирающим существом. В ответ на него уставилось лицо без кожи, с голыми блестящим мускулами, покрытыми дрожащими богохульными рунами. По нему нельзя было определить ни пол, ни возраст — только то, что его жизнь была полна святотатств. Единственный глаз, пожелтевший и налитый кровью, выкатился, когда существо опять засмеялось.
— Он вечный, как ты сам скоро поймешь.
На лице Хротгира дрогнула мышца. Меч Люция был крепко зажат в его руке. Медленно, почти задумчиво он поставил ботинок на голову твари. Он не стал давить ее одним махом, а принялся постепенно опускать ногу. Смех урода превратился в агонизирующие крики, на смену которым пришли удушливые стоны. Череп сжимался под огромным давлением.
— Спасибо… — с еле слышным восторгом выдохнула тварь, а затем ее череп развалился, как гнилой фрукт. Хротгир вытер с ботинка грязь, выдохнул ядовитый туман, покрывавший поверхность этого мира, и прогнал дрожь, взбиравшуюся по позвоночнику. Он повернулся к стае.
— Мы уходим. — Он кивнул Тоэрну. — Сожгите все.
Тоэрн молча вышел вперед и направил огнемет на погибших членов стаи. Раздался вопль зажигаемого прометия, и павших охватил огонь. Единственным звуком, прорывавшимся сквозь шум пламени, была воющая погребальная песнь Волков, оставшихся в живых.
Путь к месту посадки лежал через зараженные долины, где ноги но щиколотку увязали в грязи из мертвецов. Небо успокоилось за время, прошедшее с боя, но все же продолжало вздрагивать и образовывать недоступные пониманию узоры. Волки отводили глаза, смотрели только вниз и старались подавить тики, призрачными пауками бегавшие по плоти.
«Громовой ястреб» в грозово-сером цвете их отряда с воем спустился к ним с орбиты. Пока Хротгир со стаей поднимались внутрь, медленные серые сервиторы, соединенные с тяжелыми болтерами, осматривали местность на предмет угроз.
Когда рампа закрылась и корабль начал поднимать их на орбиту, стая сняла шлемы со свистом выпускаемого воздуха. В охровом свете отсека заблестели покрытые шрамами лица и потемневшие от пота бороды. Только Вигт продолжал скрывать лицо под маской смерти.
Хротгир переводил взгляд серебряных, глубоко посаженных глаз с брата на брата и видел в них проникшую до костей усталость и тревогу, которые отражали его собственное состояние. Они дорого заплатили за эту охоту: жизнями связанных клятвами братьев и попаданием под грозный малефикарум на границе Ока.
— Братья, — обратился к ним Вигт, встав, когда корабль вышел за пределы атмосферы. — Мы пролили много крови на этой охоте. Теперь она закончена. Мы летим в Этт победителями, и саги об этом дне будут звучать в его стенах до скончания времен. Возрадуемся же и почтим память наших павших.
Хротгир не обращал внимания. Он слышал лишь смех культиста, умиравшего на инфернальной земле демонического мира.
Он всегда возвращается.
Вигт раскинул руки в стороны.
— Мы летим домой.
Он падал. Валился кувырком сквозь бесконечную черноту. Падал все быстрее и быстрее, но все же видел, как из темноты выплывают лица, как бледные руки тянутся к нему, пытаются схватить. На него упала невозможная в этой черноте тень, накрыла его, послышалось эхо кричащего смеха…
Хротгир распахнул глаза. Свет из полыхающих жаровен освещал каменные стены и длинный стол, за которым сидела стая. Слуги в масках принесли блюда с жареным мясом и мед в больших деревянных чашах — запасы, отложенные для пира, которым следовало отметить завершение охоты.
Волки сняли силовую броню и оставили ее в нижних отсеках «Реиоди», где ее трижды омоют и очистят от скверны Вихря. Сейчас на них были куртки из сыромятной кожи, украшенные шнуровым орнаментом, которые каждый воин придумал сам. Только Вигт оставался в броне, как всегда. Его окружали сервы: чистили доспехи, окутывали священным дымом из курильниц, которыми размахивали вокруг, и читали молитвы, ограждающие от колдовства.
Настроение стаи улучшилось, и воины пели и шутили. Пир в конце охоты был не только празднованием победы, но и прощальным ритуалом для тех, кто пал в погоне за добычей. Когда они вернутся на Фенрис, имена погибших высекут внутри Этта, и там все будут помнить, кем они были и что сделали.
