Питер Фехервари - Ксеноугроза: Омнибус
«Дикий огонь», — догадался Азайя, узнав свечение нечестивого наркотика Кредо. Черный кристалл, сформированный в пропитанном магмой аду, лежащем у самого основания шпилей, куда решались ступать лишь проклятые. При раскусывании он сгорал, вызывая приступ ярости, при этом временно увеличивая силу и скорость. Лишь самая малая доза не была смертельна, но «запальщики» Кредо с охотой платили эту цену за те мгновения божественной резни, что она даровала. Наркотик действовал быстро, а значит, лазутчик должен был разгрызть кристалл сразу же после того, как Хелифос вошел в зал. И, судя по тому, как горели глаза убийцы, кристалл был большим.
— Черная Игла расплетает мир! — дребезжащим голосом взревел фанатик, обрывая проповедь жреца.
А затем слова стали ему недоступны. Из его рта брызнула кровь и повалил дым, а тело его задергалось, словно марионетка, пляшущая по прихоти какого-то безумного божества. Женщина перед ним обернулась, и поток раскаленного дыма ударил ей прямо в лицо. Пока она падала на колени, ассассин с быстротой плети взмахнул руками и его ногти — длинные, закаленные до остроты кинжала — вспороли глотки стоящих по сторонам от него, окатив всех вокруг кровью. С хриплым бульканьем в горле он бросился на Хелифоса, прорубаясь через застывшую в ужасе паству.
— Запальщик! — крикнул Азайя. Выхватив костяной меч, он прыгнул в зал с галереи. Спираль молчала в его крови, поэтому в его распоряжении было лишь две руки, и не одна из них не могла похвастаться когтем, но его оружие, выращенное из выделений самого пророка, в той же мере являлось частью его тела, что и убийственная третья лапа Бхарбаза. Это был дар, призванный отметить явление третьей парадигмы, и Азайя был в ней первенцем. Они впервые убили вдвоем, когда ему исполнилось девять.
— За Спираль! — прорычал избранный коготь, чувствуя, как рукоять меча пульсирует в ладони. Приземлившись на корточки, он ринулся вперед, проталкиваясь сквозь сжавшуюся, вопящую толпу. Кандидаты утратили значение после еретического вторжения, и он небрежно раскидывал их в стороны, стремясь быстрее добраться до ассасина. Кто-то из будущих посвященных набросился на Азайю и принялся исступленно кусать его и молотить кулаками. Широко распахнутые, налитые кровью глаза и неподвижно растянутый рот складывались в гримасу, лишенную всех признаков разума. Это была та женщина, что пала под дыханием запальщика.
— Мы горим, — прохрипела она. Жирный дым вздымался от ее обожженных губ.
Избранный коготь вогнал клинок между её челюстей, но, когда стал вытаскивать оружие обратно, на него накинулись еще двое «испорченных» кандидатов: один схватил его за грудки, второй вцепился в руку, сжимавшую меч. Затем помешанные впились зубами в стеганую броню Азайи — истекая кровью и дымом, они пытались добраться до его плоти. Верующий видел подобных им среди толпы; эти создания буйствовали и бросались на товарищей, словно волки. Оправдывая свое имя, «Дикий огонь» быстро распространялся в толпе, заражая безумством через дым. Наркотик всегда был опасен, но Азиа никогда не видел, чтобы инфекция передавалась столь быстро. Это было нечто новое. Нечто более темное.
Высвободив руку с мечом, он бросил одного из противников в гущу толпы и впился клыками в голову того, что схватил его. И хотя у Азайи не было когтей, его удлиненные челюсти были полны острых зубов, мгновенно прокусивших кожу и вонзившихся в кости черепа. Но его враг не замечал боли и не отступал до тех пор, пока шип на конце языка Азийи не пробил ему мозг. Вредоносная струя газа, вырвавшись из трещины, сбросила капюшон с головы Азайи и впилась ему в лицо. Запах серы и горелой плоти был нестерпимым. Избранный коготь с рыком вырвал покрывшийся волдырями язык из вражьего черепа и отшатнулся. Разбрызгивая ихор, он отгонял «порченых» широкими взмахами меча. Красная пелена застилала ему глаза. Он не мог отличить чистых от запятнанных…
«Это не важно» — осознание было таким волнительным. Радостным! Оно заглушило непрерывный психический шепот пророка, таившийся среди мыслей Азайи с самого его рождения. — «Ничто не важно!»
Сдернув тлеющий капюшон, он ощутил, как «Дикий огонь» струится по жилам всплесками агонии и блаженства, побуждая убивать снова и снова, снова и снова, потому что ничто не важно и все иллюзорно. Очередной безумец бросился на него, и Азайя, зарычав, встретил его ударом меча, почти развалившим врага на две половины.
— Я перерожден! — взревел он, разрубив еще одного нападавшего таким же ударом.
«Опомнись, избранный коготь!» — прошипел Спиральный Отец в его разум. Для Азайи бормотание пророка редко складывалось в слова, поэтому фраза почти осязаемо врезалась в него, смывая гнев потоком стыда. Он понял, что Бхарбаз все это время сражался подле него: все три руки собрата метались вокруг, создавая иллюзию вихря, в которой клинок на конечности сплетался с когтями и ятаганом в смертельной гармонии. Это было идеальное воплощение Священной Спирали…
— Я среди братьев! — прошипел Азайя. Стиснув клыки, он подавил ярость и оценил ситуацию.
Полный хаос. В зале были заперты больше сотни кандидатов в культ вместе с горсткой обращенных людей. Все они перемешались, вопили и избивали друг друга. По большей части прихожане скопились у выхода и стучали в массивные двери, запертые с начала церемонии. Кое-кто пытался забраться на галереи, и многие в спешке лезли по головам остальных, но невозможно было понять, гонит их страх или ярость. Хелифоса не было видно, но кафедра, у которой он стоял прежде, была пуста. Может, убежал в святилище?
«Они потеряны», — провозгласил Спиральный Отец.
— Очистить всех! — рявкнул Азайя аколитам, собравшимся на галерее, и обернулся к Бхарбазу. — Мы должны найти апостола!
Вместе они нырнули в толпу, повергая на землю каждого, кто вставал у них на пути, пока аколиты расстреливали зал с галереи.
— Спаси нас, брат! — взмолился задыхающийся человек, вцепившись в край рясы Азайи. Избранный коготь зарубил его без колебаний — в борьбе с обрушившейся на них чумой доверять можно было только спиралерожденным.
Бесформенный силуэт вырвался из толпы и, врезавшись в стену справа от Азайи, запустил кривые когти глубоко в камень. Это была изуродованная пародия на человека, с руками, вытянутыми вдвое против естественной длины, но тело при этом скрючилось и усохло, как будто перетекло в конечности. Голова твари безвольно свисала на спину и покачивалась, словно маятник на длинной и тонкой шее, сломанной или же вовсе лишенной костей. Глаза давно лопнули, челюсти разворотило, но без сомнения, это был ассасин, посеявший всеобщее безумие.
— Стена! — прокричал избранный коготь аколитам, когда тварь двуногим пауком поползла на галерею. — Следите за стеной!
Один гибрид перегнулся через перила, но не успел прицелиться — чудовище взмахнуло рукой и распороло ему горло настежь. Слепая голова монстра, свисавшая на спину, радостно завизжала, когда её окропила свежая кровь. Внезапно ускорившись, существо втянуло себя внутрь галереи. Череда дульных вспышек озарила тени, когда защитники обратили автоганы против убийцы, но через пару секунд тот оказался уже среди них.
— Берегись, брат! — воскликнул Бхарбаз. Скулящий безумец прыгнул на Азайю, пытаясь достать его когтями обгоревших до костей рук. Уже занося клинок, избранный коготь узнал нападавшего: Хелифос. Волосы апостола пылали, застывшее лицо напоминало посмертную маску, всю в трещинах от пылающего под ней жара.
— Я не справился, — прошипел Азайя и одним взмахом снес голову апостола с плеч. Она улетела в толпу, распространяя по пути дым, словно большая кадильница.
Повсюду в зале жертвы горения начали воспламеняться — воздействие «Дикого огня» достигло своего пика. В последние минуты перед гибелью безумцы были опаснее всего. Они не нуждались в оружии, ведь само их прикосновение несло гибель. Стоя спина к спине, два родича сдерживали врагов, пока помещение затягивало дымом.
«Храм осквернен навечно», — горько рассудил Азайя. Затем в его мире осталась лишь безжалостное уравнение парирований и выпадов, где любой просчет стал бы фатальным. Даже на расстоянии вытянутой руки, исходящий от проклятых жар был нестерпимым.
Наконец противники кончились. На зал обрушилась тишина, прерываемая лишь шипением опаленной плоти. Избранный коготь понял, что прекратилась и стрельба. Он покосился на галерею, пытаясь разглядеть что-нибудь за клубами отвратительного дыма.
— Братья? — позвал он, но не получил ответа. — Братья!
Откуда-то сверху донеслось раскаленное дыхание, переросшее в смех.
— Ассасин ещё жив, — прошипел Азайя, и Бхарбаз встал рядом с ним, направив оружие на галерею.
— Покажись! — вызвал убийцу на бой избранной коготь. — Именем Священной Спирали…
