Справедливость для всех, т.I "Восемь самураев" - Игорь Игоревич Николаев
— Дорогая, — Биэль улыбнулась. Теперь, когда она сбросила верхнее облачение, на маркизе остались только шерстяная фуфайка и чулки. То и другое вымокло насквозь, и холодный ветер уже вытягивал тепло, кожа старшей Вартенслебен покрылась мурашками. Подскочивший слуга накинул на плечи госпожи толстый плед.
— Милая сестра, — Биэль, по-прежнему не стесняясь свидетелей, порывисто обняла младшую. — Не сердись!
— Ты могла… замерзнуть, — Флесса будто устыдилась собственных тревог и удержала на языке готовое сорваться «погибнуть».
Биэль чуть отстранилась и внимательно поглядела в бледное лицо младшей сестры. Маркиза искала следы искренней заботы, а не злость того, на чью семью посягнули без позволения. Нашла или нет — кто знает… В любом случае маркиза поправила шерстяной плед и жизнерадостно сообщила:
— Холод полезен моей коже. Любезный Курцио аусф Монвузен предоставил мне самую большую и холодную ванну на свете. За что я ему искренне благодарна.
На последней фразе голос Биэль ощутимо звякнул сталью, четко и ясно показывая, как следует понимать сегодняшнее приключение всем без исключения свидетелям.
— Как пожелаешь, — буркнула Флесса.
Старшая сестра снова глянула на собеседницу с таким видом, будто хотела вновь заключить младшую в порывистые объятия, унять тревоги, заставить рассмеяться, как в детстве. Когда юные души не имели греха пред Господом, а тяжкая ответственность пред миром и семьей была всего лишь пустыми словами.
Взгляды темно-синих и светло-синих глаз соприкоснулись, на мгновение показалось, что вот-вот произойдет нечто хорошее, удивительное… Однако не произошло. Фаворитка вице-герцогини то ли не поняла, что это лишь пауза в разговоре, то ли решила — вот наступил удобный случай воспользоваться паузой и продемонстрировать госпоже верность. Девушка вклинилась со словами участия, и Биэль недоуменно приподняла бровь.
— Заткнись, — бросила Флесса, и девица послушно замолкла, часто моргая.
Курцио тем временем снял и костюм, и шерстяное белье, оставшись на продуваемой палубе в одной лишь повязке, прикрывавшей чресла на манер (как выразилась бы одна пришелица из очень далеких мест) японских трусов.
Шпион и маркиза обменялись такими взглядами, что, казалось, воздух между ними раскалился и осыпался искрами. Курцио, манерный и достодолжный как островной нобиль на балу, хотя стоял почти обнаженный на ледяном ветру, изящно склонился, подав руку маркизе. Биэль, похожая на северную морячку, обозначила реверанс и вложила холодные пальцы в крепкую ладонь Монвузена.
Им не понадобилось ничего говорить, изысканная и грациозная пара прошествовали рука об руку к каюте, провожаемая горящими взорами команды, равнодушная к чувствам окружающих. Флесса закусила губу, глядя им в спину и делая вид, что не замечает, как малочисленная охрана и моряки тяжело задышали, глотая слюну.
— Что скажешь? — вполголоса спросила вице-герцогиня, не поворачивая голову к Мурье. Впрочем тот все понял верно и ответил без малейшей заминки, столь же тихо:
— Несколько шрамов от оружия. Немного для такого возраста. Очень, очень искусен или редко сражается.
— Или и то, и другое, — подумала вслух вице-герцогиня.
Мурье чуть помолчал и добавил:
— Не уверен, но я бы сказал, что в молодости его ударили стилетом в спину. Исподтишка. Очень особенный след.
— Ясно. Приведи этих скотов к порядку.
Флесса опять же не уточняла, каких именно скотов она имеет в виду, но верный помощник и тут все понял верно. Как обычно. Горбун обрушился на матросов с проклятиями и руганью, а свиту благородных персон призвал к порядку и достоинству. Пока Мурье наводил дисциплину, Флесса глянула на фаворитку, и в глазах коротко стриженой брюнетки сквозила зимняя стужа. Девушка на всякий случай сделала самый глубокий реверанс и подобострастно склонила голову.
— Ты наглая, дурно воспитанная девка, — вымолвила Флесса.
— Как прикажет моя госпожа, — с готовностью согласилась девушка. Если у нее и были какие-то сомнения по данному поводу, подаренное на днях кольцо с рубином охватывало палец приятной теплотой и нашептывало, что терпеливым воздастся сторицей.
— Ты шлюха. Алчная и глупая.
— Что, моя госпожа?.. — растерянно пробормотала девица.
— Я оскорбила тебя, — сухо вымолвила вице-герцогиня. — Почему бы тебе, скажем, не дать мне пощечину?
— Чт-то?.. — проблеяла шатенка. Она понимала: разворачивается катастрофа, однако не могла сообразить, что именно происходит и как себя надо вести.
— Ты ведь не простолюдинка, — с холодным, отстраненным любопытством, глядя как на диковинную вещь, отметила вице-герцогиня. — Почему ты с готовностью терпишь унижение? Ответь мне должным образом!
Девушка мялась, ломала пальцы в мокрых перчатках и страдала, глядя снизу вверх на всесильную Вартенслебен. Грозовой фронт согнал тучи в одну плотную массу, которую осветило солнце. Мир окрасился в свинцово-синие цвета, снова пошел мелкий осенний дождь. Флесса стояла, скрестив руки на груди, будто не замечая, как ледяная вода пропитывает стеганую куртку, шляпу с очень маленькими полями, расшитыми бисером, красные чулки.
— Прекрасная… госпожа… — прошептала спутница.
— Нет… Ты не она, — протянула Флесса с видимым разочарованием, глядя на фаворитку, чья шапочка вымокла и покоробилась, открывая волосы цвета кленового сиропа.
— Пошла вон. Отправляйся в трюм и не показывайся мне на глаза, пока мы не причалим к пристани. После, впрочем, тоже не показывайся. Мурье, заплатишь ей. И напомнишь, чтобы я одарила семью…. скромно. Их дочь не порадовала меня.
Горбун молча склонился. Девушка жалко забормотала скомканные извинения, все еще надеясь как-нибудь исправить случившуюся беду. Тщетно. Мурье, у которого по всеобщему мнению, сердце выели мыши, подхватил бывшую фаворитку за руку и настойчиво повлек в сторону. Надежды очередной претендентки на привилегии, дарения и прочие выгоды раскололись вдребезги.
Повинуясь слаженным действиям команды, корабль отворачивал, уходя в сторону холодного солнца, чьи лучи уже не грели. Часть свиты осталась не при делах, часть боролась с дурнотой, достигая разной степени успеха. Ветер гудел в натянутых парусах, и скрипело дерево.
Флесса прошла на корму, чувствуя, как палуба под мягкими подошвами сапожек ходит из стороны в сторону наподобие маятника, одновременно и легкого, и неотвратимого в своем движении. Дождь прекратился, шторм лишь задел краешком судно и ушел дальше, оставив за собой взбаламученную воду. Рулевой, мимо которого прошла Флесса, дисциплинированно опустил голову, понимая, что рядом с такой особой лучше превратиться в тень. Молодая женщина постояла, глядя
