Майкл Муркок - Хроники Корума (Сборник)

Проснувшись, Корум ощутил смутное беспокойство. Он чувствовал, что проспал слишком долго, что ему необходимо поскорее встать и начать действовать. Он приподнялся в постели и снова упал без сил на подушки.

В голове медленно прояснялось. Чувствовал он себя явно значительно лучше. Впервые с тех пор, как он покинул замок Эрорн, он ощущал прилив созидательной энергии, жажду деятельности. Даже тьма, в которую погружена была его душа, казалось, несколько отступила.

Итак, в еду Коруму подсыпали всего лишь снотворное, и это оно, столь благотворно подействовав на него, помогло ему восстановить силы.

Интересно, сколько дней он проспал?

Корум заворочался в постели и снова ощутил рядом с собой — как и тогда во сне — чье-то теплое тело. С той стороны, где был незрячий глаз. Он повернулся: это была Ралина. Она лежала с закрытыми глазами, лицо ее казалось совершенно спокойным и удивительно мирным.

Он вспомнил подробности того ужасного сна. Вспомнил, какой покой обрел в теплых объятиях этой женщины, точно она спасла его ото всех бед и несчастий сразу.

Благодарный, он протянул к ней руку и погладил по спутанным волосам. Он чувствовал к ней почти такую же нежность, как к матери и отцу, как к сестрам…

Но, вспомнив о погибших близких, гладить волосы Ралины он перестал. И мрачно уставился на изуродованную руку. Рана совсем зажила, лишь на конце культи остался светло-розовый кружок молодой кожицы. Корум снова посмотрел на Ралину. Как она могла лечь в постель с таким уродом, с калекой?!

Он так долго смотрел на нее, что она наконец открыла глаза и улыбнулась.

И Корум сразу же рассердился: ему показалось, что в этой улыбке сквозит скрытая жалость. Он начал было поспешно выбираться из постели, но Ралина, положив ему руку на плечо, остановила его.

— Останься со мной, Корум. Ведь теперь и мне нужно твое сочувствие.

Он помедлил, подозрительно на нее глядя.

— Пожалуйста, Корум! Поверь: я люблю тебя.

Он так и застыл. Любовь? Между ней и вадхагом? Что же это за любовь? Он покачал головой.

— Это невозможно! Ничего не получится…

— Не будет детей — это я знаю. Но от любви рождаются не только дети…

— Я не понимаю тебя…

— Прости. Я оказалась чересчур эгоистичной. Я воспользовалась твоей слабостью, — она села в кровати. — С тех пор, как на том корабле уплыл мой муж, я никогда и ни с кем не делила ложе. Я не…

Корум задумчиво смотрел на нее. Красота ее обнаженного тела не могла оставить его равнодушным, однако подобные отношения между ними были просто недопустимы! Он не должен, не имеет права… Это же просто неестественно, наконец!..

Он наклонился и поцеловал Ралину в грудь. Она прижала его голову к себе. И они вновь поплыли на огромной постели, как на корабле, по морю любви, постигая друг друга, проникая друг другу в душу так глубоко, как то позволяет одна лишь любовь.

Прошло несколько часов, и только тогда Ралина наконец заговорила:

— Корум, ты последний в своем племени. Я же никогда не увижу свою родину — со мной останутся лишь верные мне обитатели замка. Но здесь у нас царят мир и покой, которые вряд ли что-то способно нарушить. Может быть, ты, поразмыслив, останешься со мной?… Хотя бы еще на несколько месяцев?..

— Нет. Я ведь поклялся отомстить за убийство своих близких и гибель всех остальных вадхагов, — напомнил он, нежно ее целуя.

— Но эта клятва противна твоей натуре! Ты из тех, кто умеет только любить, ненавидеть же совсем не умеет. Я в этом уверена.

— Что ж, пока я ничем не могу опровергнуть эти слова, — сказал Корум, — но знаю: жизнь моя лишится смысла, если я не уничтожу Гландита-а-Крэ. И желание мое порождено отнюдь не одной ненавистью. Скорее ощущением, что страшный недуг с поразительной быстротой распространяется по этим густым лесам. И, естественно, хочется поскорее вырубить больные деревья, чтобы остальные могли вырасти здоровыми и стройными. Примерно таково мое отношение к этому Гландиту. Он сделал убийство своей привычкой и теперь, перебив всех вадхагов, начнет истреблять какой-нибудь другой народ. А если иных племен больше не останется, он будет убивать тех несчастных мабденов-земледельцев, что обитают в окраинных деревнях той территории, на которой правит король Лир-а-Брод. Судьба призвала меня выполнить этот долг, и я непременно должен довести начатое дело до конца, ибо оно мне кажется в высшей степени справедливым.

— Но зачем уезжать отсюда так поспешно? Ведь вскоре — чуть раньше или чуть позже — мы так или иначе получим известия о том, где сейчас Гландит-а-Крэ. Тогда и стоит немедля отправиться в путь, чтобы с уверенностью осуществить задуманную месть.

Корум закусил губу.

— Возможно, ты и права…

— А кроме того, ты должен как-то привыкнуть обходиться без руки и глаза, — продолжала Ралина. — Для этого нужно время, Корум.

— Разумеется, но…

— Ну так останься здесь, со мной, хоть ненадолго!

— Хорошо. Я согласен. Обещаю, что, по крайней мере, несколько дней никаких решений принимать не стану.

И Корум, не принимая никаких решений, прожил в замке Ралины еще целый месяц. После всех пережитых ужасов и страданий ему действительно требовалось время, чтобы залечить раны и восстановить душевное равновесие. Это оказалось непросто: увечья постоянно напоминали ему о былом; он то пытался сделать что-то отрубленной рукой, то — посмотреть незрячим глазом. И постоянно видел собственное лицо в зеркале…

Ралина старалась как можно реже оставлять Корума одного, а остальное время проводила в библиотеке. У него же сейчас особого пристрастия к чтению не обнаруживалось. Он предпочитал бродить вдоль зубчатых стен замка или, взяв лошадь, отправлялся во время отлива на берег, в лес, чему Ралина очень противилась, опасаясь, что на него могут напасть дикие лесные мабдены, забредшие в эти места.

В эти светлые, полные любви дни тьма, окутывавшая душу Корума, несколько развеялась, хотя и не исчезла совсем. И порой, если какая-то мелочь вдруг вызывала в нем воспоминания о доме, он весь цепенел и переставал замечать, что происходит вокруг.

Замок маркграфа Мойделя был построен на острове, носившем то же имя. Семейство Мойделей обитало здесь в течение нескольких столетий. В замке собралось множество интереснейших вещей: коллекции — занимавшие целые залы! — фарфоровых статуэток и фигурок из слоновой кости; различные диковинки, собранные в разные времена в различных морях; немыслимое количество оружия и боевых доспехов; большое количество полотен (написанных, с точки зрения Корума, довольно грубо), посвященных истории государства Ливм-ан-Эш и богатейшему фольклору этой страны. Столь сильное проявление воображения и фантазии потрясли Корума — вадхаги вообще были людьми в высшей степени рациональными, и фантазеры среди них встречались крайне редко. Но самому принцу все эти волшебные истории и занимательные легенды очень нравились. Изучая их, он пришел к выводу, что большая часть сказок о неведомых землях и загадочных людях и зверях корнями своими уходит в полученные некогда сведения о жизни в иных плоскостях. Безусловно, кто-то из анонимных авторов в давние времена видел эту иную жизнь, а впоследствии бесчисленные рассказчики сказок и легенд лишь вольно использовали воспоминания «первопроходцев» в качестве фольклорных сюжетов. Коруму интересно было как бы в обратном направлении прослеживать развитие сюжета о небывалых приключениях героя одной из подобных историй, находя путь к некоему вполне реальному, земному источнику описанных событий или явлений, особенно если речь шла о жизни древних народов, вадхагов и нхадрагов, которых в преданиях наделяли пугающим, сверхъестественным могуществом и удивительными способностями. Благодаря этим фольклорным сюжетам он узнал кое-что интересное и о себе, и о том, в каком священном трепете перед древними расами жили мабдены восточных земель, пока не обнаружили, что представители этих рас тоже смертны и уничтожить их, в общем-то, ничего не стоит… Вполне возможно, думал Корум, что столь яростный геноцид, которому были подвергнуты древние расы, был отчасти вызван именно тем, что вадхаги оказались вовсе не колдунами и ясновидцами.