Джеймс Барклай - Крик Новорождённых
Роберто отдал приказ артиллерии выдвигаться вперед, а сам поскакал вдоль строя, сообщая об уничтожении орудий цардитов. Они это сделали! Восходящие! Он не знал, каким образом, и сейчас его это мало интересовало. Наступил решающий момент, и Даваров, сообразив, что его мишеней больше не существует, наверняка использует свои манипулы иначе.
— Передайте по строю, — скомандовал Роберто, проезжая вдоль рядов легионеров. — Принципии, вперед. Ломайте их!
Он направил коня на север. Достаточно добиться там серьезного прорыва, и цардиты проиграли. Дел Аглиос увидел, как катафракты Картоганева останавливают атаку степной кавалерии. Конные лучники скакали следом за ними, наполняя воздух стрелами. Отряд мечников присоединился к бою, заставляя противника повернуть для перестроения.
Он оглянулся.
— Ну же, Рован, пускай в дело рычаги!
Надо, чтобы камни падали, не встречая ответного огня. С форта по-прежнему летели снаряды, оставляя следы дыма и пламени, но их слишком мало, чтобы сломить дух цардитов. Роберто добрался до правого фланга. Принципии вошли в бой. Даваров ввел свои манипулы в брешь, пробитую кавалерией. Цардиты начали разворачиваться, чтобы их отсечь.
— Лучники, стреляйте за передние ряды. Давайте!
Приказ передали. Стрелы взлетели высоко вверх и ушли за пределы его видимости. Правый край шевельнулся и снова двинулся вперед. Всего на ярд, но это было значительным продвижением.
— Они поворачивают! — прокричал Дел Аглиос центурионам и всем, кто мог его слышать. — Они поворачивают!
Камни Рована Неристуса прорезали серое небо. Роберто проследил за их полетом. Он увидел, как они упали в центре цардитского резерва, который перестраивался, готовясь обороняться. В том месте, где цардиты считали, что они в безопасности.
— Уже нет, — ухмыльнулся Роберто. — Уже нет. Легионы Конкорда по команде центурионов сомкнули щиты. Флажки опустились, горны дали новый сигнал. Они стремительно пошли на слабеющего врага. Дисциплина. Порядок. Победа.
Дел Аглиос мог поклясться, что услышал, как где-то там, впереди, Даваров выкрикивал именно эти слова. Роберто улыбнулся. Может быть — может быть, им все-таки удастся спасти Конкорд.
* * *Адмирал Гай Кортоний, главнокомандующий окетанов, вдохнул холодный морской ветер, который прилетел на плоскогорье острова Кестер с северо-запада, неся с собой первый лед дуса. По всем признакам, погода переменилась. Начиная со снега с дождем, который шел уже пятый день с небольшими перерывами, и кончая туманом, который цеплялся за скалы, скрывая море всего в двух сотнях ярдов от берега.
Обычно Кортоний любил это время года. Родившись на берегах Тирронского моря в крошечной рыбацкой деревушке к северу от порта Payлент, он был гордым карадукским моряком. Он с раннего детства наблюдал за тем, как надвигаются туманы. И это зрелище его неизменно очаровывало.
На острове и на море с приходом дуса наступал покой. Окетаны называли это затишьем. Большая часть флота стояла в огромных гротах, которые находились под плато, а команды отдыхали в городе, проводя время с семьями и вознося благодарность морским богам, что вызывало у канцлера Коройен постоянные приступы благочестивой ярости.
В этот дус все складывалось иначе. Время для вторжения — если это действительно вторжение — не могло быть более неподходящим. Рутинные обязанности военного флота всегда весьма сложны и утомительны. Но они предусматривают поочередный отдых в течение дуса. Кортоний сделал все, что в его силах. Почти вся эскадра окениев находилась на острове, как и больше половины его собственных боевых кораблей.
Однако суда разведки и триремы, способные быстро атаковать, по-прежнему оставались в море. Они патрулировали северную часть Тирронского моря из-за угрозы со стороны изменнического флота Атрески. Они должны были держать под контролем все западное и восточное побережье и в особенности Эсторр — и при этом готовить блокаду к югу от острова. И учитывать тревожную обстановку, сложившуюся в Горнеонском заливе и на побережье Тундарры.
Слишком многим кораблям пришлось непривычно долго пробыть в море. Однако если сообщения из Гестерна верны, то цардиты отплыли из залива Харин. Отважное решение при штормах, которые налетали на южную оконечность Гестерна со сменой времени года. Кортоний справится с цардитами. Никто всерьез не верил сообщениям относительно размеров этого флота.
Кортоний покинул балкон и допил остатки сладкого травяного чая. Завтрак хорошо улегся в его желудке, и настало время для променада, который требует совершать для очищения артерий этот проклятый хирург. Адмирал зашнуровал сапоги, надетые на босу ногу, и набросил на плечи меховой плащ. Потом разгладил перед тоги с синими и золотыми нашивками окетанов и надел на голову шлем с плюмажем. По крайней мере, шлем защитит его седые волосы от холодного дождя — те немногие, что у него еще остались.
Адмирал вышел из своих покоев в сводчатую галерею с колоннами, огибавшую большой зал, пол которого находился тремя этажами ниже. В конце коридора он открыл двери на западную стену, и его легкие наполнил морозный воздух. Дождь со снегом усилился, туман сгустился сильнее обычного. Тишину нарушал разнообразный шум. Слишком много дозорных и наблюдательных постов, и слишком много суеты среди команд артиллеристов, которые усеивали скалы.
Война. Боже милосердный, раньше он так ее любил! А теперь она стала раздражающим фактором в его размеренной жизни немолодого мужчины.
Адмирал вышел наружу. Внизу направо находились внутренние дворики и сады южной части Дворца окетанов, украшенные бюстами, колоннами, фонтанами и флагами. А слева раскинулось Тирронское море и скрытый туманом берег Гестерна. Он посмотрел вниз, за скалы и уступы. На самой границе его обзора виднелись всплески волн, разбивающихся об основание острова, но в целом везде доминировал туман, который становился гуще из-за осадков, не прекращавшихся этим безветренным днем.
Сегодня Кортоний выполнит то, что хирург велел делать ежедневно: пройдет до самой дозорной башни на дальнем конце укрепления. По дороге он отвечал на приветствия, кивал старшим гражданским служащим и изредка останавливался, чтобы переброситься несколькими фразами с теми, кто вышел проветриться. Некоторым людям нравился климат острова, и командующий только уважал их за это. Жизнь на Кестере требовала любви к нему и благоговения перед морем и стихиями.
Поднявшись до половины лестницы, адмирал уже пожалел о решении пройтись. Ему стало жарко, лицо покраснело. Он регулярно останавливался на длинной спиральной лестнице из трехсот ступеней и вышел на площадку в таком состоянии, что едва сумел ответить на изумленные приветствия дозорных. Одна из них придвинула ему стул, и командующий с облегчением на него опустился.
— Спасибо, — сказал он. — Смелый жест — и очень своевременный.
— Здоровье не признает чинов, адмирал. Мы все время от времени болеем.
Кортоний хрипло захохотал. Его сердцебиение только-только начало приходить в норму.
— Ты прирожденный дипломат, юная госпожа. Я просто слишком толстый.
Трое дозорных вдруг решили, что их увеличительные трубы требуют особого внимания. Со стула Кортоний не мог смотреть за край стены. Дозорная башня была довольно узкой. Места хватало только для восьми человек. На стороне, обращенной к суше, стояли маленькая чугунная печка под навесом и пара стульев. Колокол и флагшток отмечали центр площадки.
Адмирал встал и перешел на морскую сторону.
— Неблагодарное дело дежурить в такую погоду, как сегодня.
Женщина-легионер открыла рот, чтобы ответить, но тут с южной стороны острова донесся звон колокола. Его тревожный голос подхватили остальные, звуки приближались. Что бы ни заметили с дальних башен, оно двигалось в их направлении.
У Кортония снова отчаянно заколотилось сердце. Он перешел к запасному увеличителю, установленному на штативе на уровне глаз, и прильнул к нему. Сливаясь с морем, туман закрывал все.
— Поднимают флаги, — сказал один из дозорных.
Кортоний развернул увеличительную трубу к ближайшей башне на южной стороне. Там развевался красный флаг, а дозорные указывали на юг. Он увидел, как по дороге в скалах к дворцу скачет посыльный. Адмирал снова перевел трубу на море. В тумане появились силуэты, и с каждым мгновением его сердце колотилось сильнее.
Вода кишела мачтами, корпусами и веслами. Они выныривали из тумана и невозмутимо приближались. Биремы, триремы, боевые суда и, наконец, громадные галеры с артиллерией. По слухам, на таких не меньше двух тысяч гребцов — в десять раз больше, чем на атакующих триремах. Медлительные громадные суда. Корабли для осады.
— Где блокада? Что случилось с блокадой?
Ее обошли или потопили, не оставив и следа. Главная часть южной обороны уже исчезла! Звон колокола оглушал Кортония. На башне разворачивали красный флаг.
