Чингисхан. Книга 2. Чужие земли - Волков Сергей Юрьевич
Какая ерунда лезет в голову… Снизу передают очередной штуцер. Так, в прошлый раз я двигался влево, значит, теперь нужно вправо. Стоп! Это слишком просто, это легко просчитывается. А вот там, где я уже был, кашгарцы меня явно не ждут. И я ползу к тому месту, откуда стрелял минуту назад.
Упираясь носками сапог в землю, выглядываю. Та-ак, господа бандиты перешли в атаку. Разумно. На ходу постреливая, кашгарлыки бегут к валу. Тем лучше. Точнее, проще. Все, игра в угадайку закончились. Началась другая – кто быстрее.
Привстаю на одно колено, и меняя штуцеры, веду беглый огонь по противнику. По мне стреляют, я стреляю – все честно. Пули кашгарцев несколько раз попадают в вал возле моих ног. Я даже чувствую, как земля вздрагивает, когда в нее вонзаются кусочки металла.
– Порох! – сообщает снизу Нефедов. – Порох и бочку принесли!
Я спускаюсь к нему и махандам. Мешочков с порохом – целая куча. Вполне хватит для претворения моего плана в жизнь. Решение надо принимать быстро – кашгарцы на подходе. Указываю на бочку, обращаюсь к Нефедову:
– Игнат! Плотно загрузи ее порохом вперемежку с камнями. Пару мешочков с порохом оставь. Камни больше кулака не клади. Давай, быстрее, быстрее! И скажи остальным – пусть зарядят все штуцеры и уходят.
Профессор, укладывая мешочки в бочку, переводит мои слова махандам. Князь, естественно, никуда уходить не собирается. Риши тоже – он хочет своими глазами увидеть чудо пророка Пилилака. Ну, а дружинники, конечно же, не могут оставить правителя и главного жреца.
Я разрываюсь между стрельбой по кашгарцам, контролем за работой Нефедова и переговорами с упрямым князем. Чувствую – от былого хладнокровия не остается и следа. Начинаю психовать. Это очень плохо. Маратыч учил нас: стрелок обязан всегда, при любых раскладах, иметь холодную голову. Стреляя в тире, мы не очень понимали смысл этой фразы – ну, подумаешь, разволнуешься перед парой последних выстрелов, когда нужно добирать баллы, подышишь – да и успокоишься.
А вот теперь, на поле боя, я даже не мозгами – всем организмом понимаю, что имел в виду мой тренер. Холодная голова – это прежде всего отсутствие гнева, суетливости, злобы, словом, тех эмоций, что могут привести к гибели.
Подхожу вплотную к сидящему на земле князю, смотрю в его прозрачные глаза и делаю короткий и понятный жест рукой в сторону крепости. Он недовольно дергает ртом. Над нашими головами свистят пули – кашгарцы уже совсем близко.
– Бочка наполнена, – к нам на четвереньках подползает Нефедов.
– Надо плотно закрыть ее крышкой.
Профессор переводит. Князь отдает распоряжения. Потом он приказывает своим людям уходить. Слава богу!
С заряженным штуцером высовываюсь из-за вала – и тут же ныряю обратно. Очередь косит траву на гребне. Кашгарцы буквально в двадцати метрах! Идут густой цепью, с М-16 наперевес.
– Бочка готова?
– Ну да, – Нефедов подбирается ближе, вполголоса, как будто кто-то может нас подслушать, говорит: – Артем, не дури. Мы можем сдаться кашгарцам. Скажем, что были пленниками. Сразу нас не убьют, мы ж европейцы, значит, за нас можно получить выкуп. А потом чего-нибудь придумаем…
– Гад ты все же, профессор Игнат Нефедов, – я, лежа на боку, перехватываю штуцер поудобнее. – Вот врежу я тебе сейчас прикладом в лобешник…
Он делает страшные глаза, поспешно отползает. Спускаюсь следом, но не за тем, чтобы выполнить свою угрозу – просто пришло время для чуда. Вешаю на шею два связанных вместе мешочка с порохом. Берусь за бочку – и вижу, как у меня дрожат руки. Да, с этим волнением уже ничего не поделать. Сейчас на карту поставлено все, и жизнь, и смерть, и прошлое, и будущее…
– Мне нужен нож и огниво! – это не просьба, это приказ.
Счет идет на секунды. Нефедов поспешно переводит. Князь подходит ко мне, вытаскивает из ножен на правой стороне кинжал, протягивает мне. Кинжал очень хорош. Голубоватая сталь, ухватистая рукоять из желтоватой слоновой кости, на хвостовике – нефритовый шарик. Огниво – кресало, кремень и трут – мне передает жрец.
– Уходите все! – кричу я и начинаю закатывать бочку наверх, благодаря богов и судьбу, что вал невысок.
Когда до гребня остается совсем чуть-чуть, я, чтобы бочка не скатилась обратно, упираюсь в нее коленом и кинжалом не столько пробиваю, сколько расковыриваю в крышке дыру. Взрезаю мешочки, сыплю порох внутрь, в бочку.
Так, полдела сделано. Осталось самое простое – и самое сложное одновременно. Сложное не потому, что опасное, тут все опасно, а потому что я это делаю первый и, скорее всего, последний раз в жизни.
Про пороховую бомбу, изготовленную из обычной винной бочки, я читал в книге, посвященной гугенотским войнам во Франции. Для такой бомбы нужен порох, камни и галька в качестве поражающего элемента, бочка и наклонная поверхность. Но в книге, я это точно помню, помимо прочего было написано: из десяти пороховых бомб такого типа успешно взрывались только четыре. А у меня – всего одна. Это означает, что я не имею права на ошибку.
Слышу голоса кашгарцев, перекликающихся друг с другом. Они совсем рядом. Напоследок обозреваю окрестности. Серые стены Маханадари, силуэты людей между зубцами, изумрудную зелень травы внизу, набравшие вечернюю синеву конусы дальних вершин и багровое солнце, наполовину ушедшее за Рогатую гору, таинственный Буй-сар. Я хочу, чтобы все это навечно сохранилось в моей памяти.
А еще я очень хочу видеть Телли. Ее глаза. Венок из пламенеющих ромашек на ее волосах.
Пора!
Упираясь плечом в бочку, выкатываю ее на гребень вала. Кашгарцы – в нескольких шагах от вала – вскидывают автоматы. Их человек двадцать, взрослые, бывалые мужики. Наверное, Нефедов и впрямь мог бы с ними договориться.
– Привет! – я улыбаюсь самой радушной из всех мыслимых улыбок. – Подходите поближе, друзья! Представление начинается!
Толкаю бочку ногой. Она катится вниз, постепенно набирая скорость. Один из кашгарцев гортанно вскрикивает, указывая на высыпающийся из бочки порох.
Я валюсь в траву, начинаю ширкать рубчатым кресалом по кремню. Это самое «узкое место» моего плана. Я плохо умею обращаться с огнивом, а спичек у махандов, понятное дело, нет.
Начинается стрельба. Из-под кресала летят искры. Они попадают на лежащий в траве трут, голубоватая змейка дыма поднимается вверх. Начинаю дуть, стараясь не дать крохотной искорке умереть. Трут, изготовленный из какого-то темного пористого вещества, явно за меня. Искорка расползается, превращается в оранжевое пятнышко. Я дую, щуря слезящиеся от дыма глаза. Понимаю – уже опоздал. Огонь не успеет по пороховой дорожке добежать до бочки. Все пропало!
Над трутом поднимется долгожданный язычок пламени. Безо всякой надежды сую горящий трут в кучку просыпавшегося из бочки пороха. Яростное пламя бьет в лицо. Кричу от боли, вскакиваю на ноги.
Вижу кашгарцев, ногами расшвыривающих пороховую дорожку. Они смеются, машут мне рукой – иди сюда, мол, вояка. Вот и все. Мой план провалился. Бочка останавливается, упершись в какую-то кочку. Порох догорает в траве. На меня направлены стволы М-16. Князь внизу кричит, размахивая саблей. Риши горестно стонет. Нефедов безумными глазами смотрит на меня, в его взгляде читается недоумение.
Да, Пилилак оказался лжепророком. Он не спас махандов. И сейчас погибнет или, что еще хуже, будет захвачен в плен.
Впрочем, еще есть возможность сохранить если не жизнь, то хотя бы честь. Прощай, Телли. Прощай, мама. Никогда не думал, что все закончится вот так…
Я подхватываю с земли заряженный штуцер и не целясь – разве можно промахнуться с пяти метров! – стреляю в бочку. Взрыва я не слышу и не вижу. Просто что-то огромное, слепящее, поднимается под ту сторону вала и поглощает меня, как штормовая волна одинокого пловца…
Глава седьмая
Перевал Сломанных ребер
– Понимаешь, Артем, – Нефедов делает неопределенный жест рукой, – этнос, переживший фазу обскурации, становится реликтовым. Вот как маханды.
