Крис Райт - Наследие предательства
— Мы не рвемся к славе, — сказал он. — Остатки орды Уррлака должны быть уничтожены, а у нас есть все для этого. Но что потом? Меня это волнует.
Гор хлопнул по плечу Хана. Даже это обычное движение — легкое изменение позы, взмах рукой — выдавало в примархе воина. Каждый жест был в высшей степени изящен, исключительно рационален, наполнен властной, чрезмерной энергией. Они оба были существами более высокого порядка, только слегка скованные материей смертного существования.
— Затем мы снова должны сражаться вместе, ты и я, — сказал Гор. — Последний раз это случалось слишком давно, и я скучаю по тебе. С тобой все становится проще. Так что будь добр, не исчезай.
— Меня всегда можно найти. Когда все закончится.
Гор искоса взглянул на него.
— Когда все закончится, — повторил он. Затем выражение его лица стало серьезным.
— Галактика меняется. Я многого не понимаю в ней, и многое мне не нравится. Воины должны держаться вместе. Надеюсь, я смогу призвать тебя, когда придет время.
Двое примархов посмотрели друг другу в глаза. Я могла представить, как они сражаются вместе, и мне стало от этого не по себе. Такой союз потряс бы галактику до основания.
— Ты знаешь, что можешь, брат, — сказал Хан. — Так всегда было между нами. Ты призываешь, я прихожу.
Я услышала искренность в его голосе, он говорил то, что думал. Кроме того я услышала восхищение и теплоту. Они были высечены из одного камня.
Затаив дыхание, я почувствовала, что здесь происходит нечто важное, нечто необратимое.
Ты призываешь, я прихожу.
После этого они вместе вышли из комнаты, идя в ногу и беседуя. Есугэй вышел с ними.
В покоях стало тихо. Я слышала тиканье часов, такое же громкое, как собственное сердцебиение. Долгое время я не шевелилась. Гнетущее чувство страха медленно прошло. Когда я наконец разжала пальцы на подлокотниках кресла, меня все еще трясло. В голове проносились мысли и образы, сталкиваясь в безумном потоке ошеломляющих впечатлений.
До меня медленно дошло, что я осталась одна в сердце линкора Легиона, не имея понятия, как отсюда выбраться. Я догадывалась, что мое звание немного значило в этом месте.
Это было не самое худшее. На краткий миг я увидела путь, по которому на самом деле направляли Великий крестовый поход, и от этого моя ничтожная роль казалась даже еще более незначительной, чем мне представлялось. Мы были ничем для них — этих закованных в броню богов.
Когда я задумалась над этим, сама попытка обсудить военную политику с примархом показалась не тщеславием, а скорее безумием.
Тем не менее я увидела примархов. Бесчисленные кадровые военные с радостью отдали бы свои жизни, чтобы оказаться на моем месте. Несмотря на провал моей миссии, это стоило того.
Я, покачиваясь, поднялась с кресла, собираясь выйти в коридор. Мне не нравилась перспектива снова встретить тех стражников.
Как оказалось, мне и не надо было. Вернулся Есугэй, бесшумно скользнув через двери и заговорщицки улыбнувшись.
— Что ж, — произнес он, — это было неожиданно.
— Действительно, — ответила я все еще слабым голосом.
— Примарх и магистр войны, — сказал Есугэй. — Вы хорошо справились.
Я засмеялась, скорее от спавшего напряжения, чем чего-нибудь еще.
— Серьезно? — спросила я. — Я почти потеряла сознание.
— Бывает, — сказал он. — Как вы себя чувствуете?
Я закатила глаза.
— Я сделала из себя посмешище. Это была пустая трата времени, вашего времени. Прошу прощения.
Есугэй пожал плечами.
— Не извиняйтесь. Хан ничего не делает впустую.
Он внимательно посмотрел на меня.
— Мы скоро отправляемся на Чондакс, — сказал он. — Будем охотиться на орков. Хан знает о предстоящей задаче. Он прислушался к вам и попросил меня передать, что, если пожелаете, можете присоединиться к нам. Нашему курултаю нужен опытный советник, который не побоится сказать правду, которую мы не хотим слышать.
Есугэй снова улыбнулся.
— Мы знаем нашу слабость, — сказал он. — Все меняется. Мы должны измениться. Что вы думаете об этом?
Минуту я едва могла поверить в услышанное. Подумала, что он, должно быть, шутит, но догадалась, что он это делает нечасто.
— Вы отправляетесь на Чондакс? — спросила я.
— Не знаю, — ответил он. — Может и нет. С нами вам будет непросто. Для чужих мы кажемся странными. Возможно вам будет лучше в вашем Департаменто. Если это так, то мы поймем.
Пока Есугэй говорил, я приняла решение.
Чувство было волнующим, похожим на прыжок в неизвестность, что было несвойственно мне, так же как и приключившаяся со мной временная забывчивость. Учитывая события последних нескольких часов, мне было несложно поверить, что судьба дает мне шанс чего-то добиться, стать чем-то большим, чем безымянной шестеренкой гигантской машины. Увольнение с действительной службы было близким, и такой шанс больше никогда не выпадет.
— Вы правы, я не понимаю и почти ничего не знаю о вас, — призналась я.
Я попыталась сохранить голос твердым, говорить более уверенно, чем чувствовала себя. Я словно смеялась, наполовину от волнения, наполовину от страха.
— Но обязательно узнаю, — добавила я.
VII. ШИБАН
Нам понадобилось еще два дня, чтобы добраться до центра. Мы с Торгуном все это время сражались вместе, сочетая наши непохожие умения и стараясь не отменять приказы друг друга. В одних случаях я жаждал продолжать наступление, и он не возражал, в других соглашался с его желанием зачистить район, прежде чем покинуть его.
Не всегда было просто. Мои воины неохотно взаимодействовали с его братьями. Мы не слишком часто общались, я встретился только с одним из его лейтенантов, суровым воином по имени Хаким, и даже тогда обменялся с ним едва ли парой слов. Несмотря на это, мы учились друг у друга. Я убедился, что мы можем перенять некоторые тактические принципы Торгуна, и надеялся, что он придерживается того же мнения и о наших умениях.
К моменту прорыва в центр Дробилки мы потеряли больше воинов, чем за все предшествующие годы кампании. Мое братство было сильно потрепано, его боеспособность снизилась почти до двух третей от первоначальной. Я не сожалел об этом. Никто из нас не сожалел. Мы всегда понимали, что зеленокожие будут упорно сражаться за свой последний плацдарм, и те, кто погиб, пали как воины.
Тем не менее, будь на то время, я бы оплакал Бату, который всегда был близок мне, а также Хаси, у которого была жизнерадостная душа. Сумей он выжить, то добился бы многого.
Сангджай извлек их бессмертные органы, и таким образом частице каждого из них было предназначено жить дальше в деяниях других. Как обычно, мы сберегли их доспехи и оружие, а смертные тела оставили, чтобы вернуть земле и небу Чондакса. Даже в защищенных от сильного ветра ущельях останки наших братьев начинали разлагаться прямо у нас на глазах. Я знал, что плато, за которое мы так яростно сражались и пролили много крови, сейчас снова очищено, став белоснежным, пустым, гулким.
Я видел памятники, воздвигнутые Империуму на Улланоре, и восхищался ими. Они будут стоять тысячелетия. Ничего подобного не останется на Чондаксе, чтобы запечатлеть наше присутствие. Мы были похожи на призраки, которые мчались по пустошам, стремительно убивая, прежде чем исчезнуть навсегда.
Но битва была достаточно реальной. Беспощадная, непрерывная, жестокая битва — вот что было реально. Достигнув центра, мы были изнурены и измотаны неослабевающим сопротивлением орков. Мой доспех стал бурым от кровавых пятен. Нагрудник покрыли щербины и вмятины, шлем усеяли зарубки от клинков. Мышцы, подготовленные для непрерывных войн тренировками и генетическими изменениями, постоянно изводила тупая боль. Я не спал много дней.
Но когда мы достигли последней вершины и, остановившись на краю длинного утеса, узрели цель этих усилий, наш дух воспарил.
Мы увидели последнюю гору, покрытую ржавчиной крепость врага, и улыбнулись.
* * *Это была широкая, круглая впадина, словно вырезанная в изломанном ландшафте гигантской ложкой. Мы стояли на ее южном краю, глядя в центр. Скалы на противоположной стороне едва были видны из-за пыли и большого расстояния. Дно долины было гладким и пустым, бесплодное пространство голых скал, которое мерцало в свете солнц. Земля перед нами плавно снижалась почти на двести метров, затем снова выравниваясь.
В центре впадины стояла цитадель — скалистый шпиль, зазубренный и растрескавшийся за долгие годы. Он тянулся ввысь, словно охотничье копье, пронзившее тушу. Крепость поднималась более чем на двести метров, разделяясь на несколько узких пиков, которые блестели в солнечном свете, как раздробленная кость.
У орков было много времени, чтобы поработать над горой. Они окружили ее стенами и башнями, которые были соединены между собой винтовыми лестницами. Фланги цитадели ощетинились орудиями, а из основания извергались столбы черного дыма. Внутри рычали колоссальные машины — двигатели, генераторы, кузни. Я полагал, что их извлекли из усеянного пещерами космического скитальца, возможно, давно рухнувшего на мир и медленно превращенного в сердце последнего оплота орков.
