Джеймс Барклай - Крик Новорождённых
Юноша начал откапывать свою одежду. Он замерз, а воздух стремительно охлаждался. Слеза скатилась по его щеке, и вскоре Гориан уже горько плакал. Он лишился всего. Своих братьев, Миррон — бедняжка Миррон! — и всего, что у него было. Ничего не осталось. Гориан оказался в одиночестве на плато, в захваченной врагами стране, лишенный всякого имущества и не знающий, куда идти.
Гориан затянул ремнем тунику, натянул сапоги и потер руки. Днем дерево согревало его, но меховой плащ остался в лагере. Юноша сомневался, что его вещи до сих пор там, но ведь от проверки он ничего не потеряет. Гориан мысленно отследил, что творится впереди. Никто не прятался среди деревьев, никто не ждал его на месте лагеря. Его мешок и меха остались там, где он их бросил, но все остальное исчезло.
Гориан наклонился, чтобы взять свои вещи, но вместо этого выпрямился и повернулся. На полуосвещенную поляну вышел Кован, наложив стрелу на натянутую тетиву.
— Пол сказал, что ты сделаешь эту ошибку, но даже я не думал, что ты настолько глуп. Он сказал, что ты вернешься в лагерь, и я остался бы тут на всю ночь, лишь бы выиграть пари. А теперь ты к тому же должен мне двадцать денариев.
— К чему еще?
— Заткнись, Гориан. Заткнись и сядь.
— А иначе что? — ухмыльнулся он.
Кован переместился так, чтобы оказаться всего в двух ярдах от него. Он держал лук очень твердо, а в его взгляде была такая решимость, что Гориан встревожился.
— Менас погибла из-за того, что не захотела тебя ударить. Насчет меня не заблуждайся: у меня такой проблемы не будет. По правде говоря, ты сейчас не лежишь со стрелой в горле только потому, что остальные умолили Джереда сохранить тебе жизнь.
— Правда? — Гориан ощутил прилив любви и надежды. Значит, его все-таки простят!
— А я прислушиваюсь к желаниям моих друзей. И я слушаю, что мне говорит мой командир. И выполняю это. Мне противно, но я выполняю.
— Так ты здесь, чтобы забрать меня назад?
— Назад? — Кован изумленно уставился на него. — Ты явно сошел с ума, как сказала Миррон. И я, как всегда, предполагал. Назад! Не смеши меня. Ты жив — и это уже больше, чем ты заслуживаешь. У тебя есть мешок и плащ, и это тоже больше, чем ты заслуживаешь. Ты убийца и насильник. Они не хотят твоей смерти, но они больше не хотят тебя видеть или слышать о тебе. Дел Аглиос приказал своим солдатам убить тебя, как только они тебя увидят. Пол Джеред пустит по твоему следу левимов. В Карадуке и Конкорде не найдется места, где бы тебя приняли. Ты — никто. Изгнанник. Отщепенец. Ты умрешь здесь.
Гориан изучающе посмотрел на Кована, прикидывая, сможет ли добраться до него так же, как добрался до Менас, и решил, что не сможет. У него не хватит сил. И потом, он знал, что Васселис лжет. Они не будут долго его ненавидеть.
— Закончил? — поинтересовался он.
— Зачем ты это сделал? — спросил Кован. — Что на тебя нашло?
— Ты никогда толком не понимал, правда, солдатик? Восхождение важнее, чем я или Миррон по отдельности. Оно должно расти, чтобы осуществить свое предназначение. Оно станет главной силой этого мира, и на мне лежит ответственность, чтобы это произошло. Я должен позаботиться о том, чтобы семена были посеяны в самой плодородной почве. — Он развел руками. — Мне жаль, что я обидел Миррон, но когда-нибудь она поймет. Умом она очень юная. Я старше и мудрее.
— Нет, Гориан, ты сумасшедший. Твой дар не ставит тебя выше чести, порядочности и закона.
— Ну надо же, Васселис! Ты произносишь слова, смысл которых давно умер. — Гориан рассмеялся.
— Может быть, — ответил Кован, снова приближаясь и продолжая целиться ему в горло. — Но только моя честь сейчас сохраняет тебе жизнь. И позволь мне сказать тебе одно. Если ты еще раз приблизишься к Миррон… если ты хотя бы попытаешься причинить ей боль, угрожать или даже вообще говорить с ней, я тебя убью.
— У тебя кишка тонка! — заявил Гориан.
Кован резко вскинул лук. Острие стрелы разодрало Гориану щеку и нос, едва не задев левый глаз. Гориан отшатнулся, хватаясь за лицо. Боль была ужасающей. И у него пошла кровь! Он сжал кулаки.
— Ах-ах! — Кован снова зарядил лук и прицелился в него. — Не испытывай меня.
— Я тебя убью, Васселис! — пообещал Гориан, уже представляя себе, как лицо этого мерзавца стареет, распадаясь под его руками. — Когда-нибудь!
— Неужели? — Кован опустил лук и подошел еще ближе. — Попробуй сейчас, Гориан. Попробуй сейчас.
Гориан отпрянул. Кован поманил его к себе.
— Теперь ты не такой большой, да? Не такой умный, малыш Восходящий.
Правым кулаком Кован ударил в лицо Гориана, разбив ему губу. Гориан вскрикнул и попятился. Он поднял руки, неожиданно ощутив страх. Во рту у него появилась кровь. Кован снова надвинулся на него, и его правый кулак ударил Гориана в висок. В ухе громко загудело. У Гориана подкосились ноги, и он упал на четвереньки. Нога Кована ударила ему в живот, перевернув на спину.
Гориан захрипел от боли.
— Перестань! Перестань!
Кован навис над ним. У Гориана ныло все тело. Около уха пульсировала острая боль. Он почувствовал, что на глаза навернулись слезы.
— Так говорила Миррон, верно? Но ты ее не стал слушать, да? — Кован снова ударил его ногой, на этот раз под ребра. Гориан взвыл. — Вот что при этом чувствуешь.
Кован навалился на него и начал бить по лицу обеими руками. У Гориана не было сил сопротивляться. Кулаки Кована попадали по глазам, носу, рту и щекам. Каждый удар приносил новую боль, пока он не впал в ступор. Гориан уже громко плакал, не в силах с собой справиться. В конце концов Кован сжалился и встал.
— Больно, правда? — сказал он, разминая покрасневшие кисти рук. — А сейчас я вернусь в лагерь. У меня есть конь, и меня ждет горячая еда и теплая удобная койка в просторной палатке. А у тебя какие планы, Гориан? Наверное, тебе надо заняться своим лицом. Оно в жутком виде. Опухнет и будет болеть. Но это хотя бы пройдет. А то, что ты сделал с Миррон, останется навсегда.
Гориан ничего не ответил, только с ненавистью смотрел на него.
— И все остальное тоже, Гориан. Они никогда не примут тебя обратно. Теперь это твоя жизнь. Привыкай к ней.
Кован повернулся и пошел прочь.
— Ладно, — сказал Гориан самому себе. — Ладно.
* * *Лагерь сворачивали, готовясь к переходу. До рассвета оставалось три часа. Шум стоял оглушительный. Кони храпели, молотки стучали, секции ограды с грохотом укладывали на плоские повозки. Скоро передовой отряд кавалерии и легкой пехоты уже сможет двинуться вперед. Первые манипулы выйдут не позже чем через час.
Джеред и Роберто стояли с Дахнишевым в операционной палатке хирурга. Никто из них не сомкнул глаз. Врач сначала осмотрел Ардуция и Оссакера по приказу Роберто, а потом Миррон — по приказу Джереда. И наконец его ждала мрачная обязанность исследовать тело Менас. Хирург накрыл труп тканью, испятнанной кровью. Джеред прикусил губу, когда под покрывалом исчезла голова Менас.
— Ну, есть какие-то выводы? — спросил Роберто.
— Второй раз за этот день могу сказать — я никогда не видел ничего подобного, — вздохнул Дахнишев. — Сколько ей было лет, вы сказали?
— Тридцать четыре года, — ответил Джеред. — Она была молода, здорова и полна сил.
— Поразительно. — Дахнишев нахмурился. — Если бы мне нужно было сделать заключение, я сказал бы, что ей было лет сто или больше. Она умерла от старости. Я осмотрел ее органы, я видел ее кожу, глаза и волосы. Никаких повреждений — если не считать старческих изменений. Это невозможно.
— Это не должно быть возможно, — негромко согласился Роберто, и Джеред почувствовал на себе взгляд генерала. — Хочешь объяснить мне, как это могло произойти?
— Ардуций объяснил бы тебе лучше, но, по сути, их талант заключается в способности использовать небольшое количество энергии, взятой из своего тела или из ближайших источников, и применять ее, усиливая и направляя, чтобы заставить все живое расти.
— Расти? — переспросил Роберто, указывая на труп.
— О! — воскликнул Дахнишев, моментально все поняв. — А когда что-то растет, оно в результате стареет.
— Совершенно верно, — подтвердил Джеред.
— Боже Всеобъемлющий! — выдохнул Роберто.
— Но это должно было утомить его, отнять у него все силы, — добавил Джеред.
— Ну, спасибо Всеведущему за то, что этот мерзавец может убить только одного человека. И то время от времени, — проговорил Роберто.
— Послушай, я понимаю, что это очень трудно принять…
— У вас дар преуменьшения, господин казначей.
— Какое бы дело они ни предпринимали, оно их утомляет. Чем больше усилий — тем сильнее эффект.
— Да, — согласился Дахнишев. — Я видел признаки старения в других твоих Восходящих. Они стареют пропорционально своему делу, так ведь?
