Энди Чамберс - Путь Инкуба
По мере приближения над ними начали подниматься хмурые утесы кораллов. У подножий этих складчатых, изгибающихся бледных скал лежали останки огромного корабля. Тупые ребра из ржавого железа торчали сквозь дырявую шкуру из разлагающихся пластин брони, сломанный хребет растянулся на целый километр. Из гигантских турелей на верхней стороне корабля торчали застывшие пальцы пушек, слепо тыча в небеса. Когда темная фигура и следующий за ней подросток исчезли за расколотым носом, Морр снова ускорил шаг, чтобы не потерять их из виду.
Пестрому попадалось на глаза все больше и больше мусора, лежащего в песке на дне коралловых каньонов: металлические детали, изломанные и проржавевшие до полной неузнаваемости, наполовину засыпанные останки множества других машин, разнящихся по типу и величине от летучих механизмов с тонкими крыльями до меньших собратьев того корабля-великана, к которому они приближались. И кости. Всюду лежали кости и зубы, местами так плотно, что они полностью скрывали из виду песок. Кости тысяч, а возможно, и миллионов скелетов, простирались так далеко, сколько хватало глаз.
Они обогнули нос упавшего корабля, и впереди Пестрый увидел высокий нанос песка, образовавший седловину между двумя утесами. Небо за ним было ярко освещено адским пламенем бомбардировки. Длинные, причудливые тени скакали за фигурой в доспехах и юнцом, которые поднимались по песку, не обращая внимание на опасность. Морр зашагал вперед, сконцентрировавшись на далеких силуэтах, которые уже достигли верха седловины и перевалили через нее, исчезнув из виду.
Крутой склон трясся от ярости обстрела. Морр с трудом продвигался сквозь песок, который постоянно обрушивался небольшими лавинами. От бомбардировки в воздухе висел отвратительный запах горелого. Временами он становился сильнее от бьющих в лицо порывов жаркого ветра, порожденных накладывающимися друг на друга ударными волнами ближайших взрывов.
Морр и Пестрый достигли гребня одновременно и остановились. Перед ними простиралось видение из преисподней: усеянная оспинами кратеров равнина, освещенная потоками пламени и световыми следами от гудящих снарядов. Внизу не было видно ни одного живого существа, лишь мечущиеся огни казались живыми и триумфально, со стихийной яростью проносились по оплавленным пескам. Единственный язык пламени нефритового цвета ярко и ровно горел на самом горизонте, словно сияющий зеленью наконечник копья, вонзенный в землю.
Шлем Морра закрутился направо и налево, быстро выискивая его прежнее «я», но он не смог разглядеть даже следов будущего неофита и его загадочного покровителя.
— Нет! Это неправильно! — неверяще взревел Морр поверх какофонии взрывов.
— Что? Где мы должны быть? — прокричал Пестрый.
Морр указал на ровное зеленое пламя, висящее у горизонта.
— Врата, — мрачно сказал инкуб.
Глава 6
Новоприбывшие
Несмотря на то, что Мировой Храм Лилеатанира находился под землей, он всегда был приятным, естественным местом. Сардон помнила огромные пилоны из живого камня, высокие столбы, благодаря которым пещеры казались открытыми, как будто ты забрел в узкую долину под звездным небом. Мерцающие водопады пробивались сквозь трещины в камне и наполняли глубокие пруды, столь кристально чистые, что с первого взгляда можно было подумать, что они пусты. Звезды в верхних пределах храма были созданы при помощи забытого искусства и проливали свет, которого хватало, чтобы здесь, вдали от неба и солнца, могли жить растения. Весь храм покрывала живая зелень, от простых папоротников и мхов до маленьких деревьев элох и вьющихся лоз. Минеральные жилы и выросты кристаллов сверкали среди прудов и гротов, придавая храму ауру потустороннего царства фей, как будто здесь, скромно прячась от чужих глаз, резвились волшебные создания.
Теперь святилище изменилось, и немногое в нем осталось прежним — если вообще осталось. Сардон пришлось протискиваться сквозь узкую расщелину, чтобы пробраться внутрь, хотя она ожидала увидеть широкий и гостеприимный путь. Вместо этого зубчатые края вулканической породы немилосердно кромсали ее руки и колени. В конце концов она была вынуждена ползти на животе, словно змея, а потом выпала из метровой трещины внутрь храма и унизительно повалилась на пол. Ее окружали шипящие и булькающие звуки, усиленные замкнутым пространством. Менее чем в двух метрах от ее простертой руки кипела грязевая яма, плюясь комьями едкой жижи, и за пеленой дыма и испарений скрывалась еще дюжина подобных ям. Пол покосился и растрескался. Широкие разломы, освещенные внутренним пламенем, испускали потоки жаркого воздуха, словно адские печи. В некоторых местах потолок обрушился, образовав беспорядочные груды плит, и горстка упавших звезд по-прежнему сверкала из своих углублений, будто злые глаза.
Мировой Храм представлял собой символическое и метафизическое место слияния психических течений, чья сеть опутывала всю планету. Нарушение его материального строения было симптомом куда большего внутреннего повреждения. Психическая аура этого места полнилась тошнотворными миазмами бессильного гнева, в ней вихрилась ненависть, настолько сильная, что она обратилась вовнутрь и отравила свой источник. Сардон плакала, чувствуя ее так близко от себя, и мировой дух разъяренным чудовищем бился о стены ее сознания, угрожая затянуть ее в свой водоворот ярости и горечи утраты.
Все живые существа Лилеатанира были соединены с мировым духом, и, умирая, они соединялись с ним и усиливали его. Казалось, что все те, кто массово погиб в катаклизме, напитали только один, самый опасный аспект духа — дракона. Дракон был разрушителем, силой, которая очищала пространство, чтобы на нем могло вырасти нечто новое. Он был лесным пожаром и мощной бурей, его гнев поднимал горы и испивал моря. Сардон почитала дракона и признавала, что такие силы должны существовать, но не питала к нему любви. Теперь же дракон вырвался на свободу и в своей ярости пожирал весь Лилеатанир.
По ощущениям Сардон, прошло немало времени, пока она рыдала в полутьме. Наконец она с трудом поднялась на ноги, кашляя от жгучих испарений. Она не знала, что делать дальше. Увидев храм, она подтвердила свои худшие опасения, но ничем не могла разрешить их. Она могла вернуться к беженцам, ждущим снаружи, и увидеть, как надежда исчезает с их лиц, когда она скажет им, что ничего нельзя сделать. Она могла оставаться внутри и плакать, пока ее не задушит дым, или же она могла попытаться разведать, что творится дальше, как бы тщетно это не было. И, будучи столь же стойкой, как и весь ее народ, она решила продолжить исследование храма.
Местами камень был отполирован и покрыт сложными резными рунами, которые пульсировали собственным колдовским светом. Их не задели конвульсии земли, и связи с другими мистическими местами планеты остались в целости. Сардон не отваживалась протянуть руку и использовать руны, чтобы напрямую соприкоснуться с мировым духом. Она попыталась спеть утешающую песнь, как ее учили в те дни, когда она была миропевицей, но у нее ничего не вышло, кроме пустого, безжизненного подобия, как будто вырвавшегося изо рта визгливой старухи. После этого она ощутила ясное чувство неприязни, разрастающееся вокруг нее, и стены неодобрительно содрогнулись. Она решила, что больше не будет и пытаться.
Спотыкаясь о покосившиеся камни, она набрела на скелет, застрявший между двумя плитами. Судя по агрессивному, мужскому виду одеяния, тело принадлежало одному из хранителей храма. Его раздавило камнями, но это случилось уже после смерти. Его убил не обвал и не кипящая грязь. Прямые линии, оставленные ножом, покрывали кости практически с ног до головы, но ни один порез не был достаточно глубок, чтобы быть смертельным. Столь вопиющая жестокость могла означать только одно: темные сородичи проникли в Мировой Храм. Мысли Сардон взметнулись вихрем, когда она подумала об этом, и она немедленно ощутила прилив болезненного облегчения. «Это сделал кто-то другой, не мы».
Не могло быть просто совпадением, что налет охотников за рабами и последующий катаклизм произошли почти одновременно. Но даже в худших своих страхах Сардон не способна была представить, что дети Кхейна могли на самом деле ворваться в Мировой Храм. Теперь все становилось ясно. Ярость дракона была высвобождена не кланами, как она боялась, но коварным вторжением темных сородичей в самое сердце мира. Сардон не могла понять, зачем им нужно было осквернять Мировой Храм, но она не понимала и причин всех тех кошмарных деяний, которые им приписывали. Зло, чистое и искреннее зло, казалось их единственной мотивацией.
Сардон сплюнула, пытаясь избавиться от мерзкого привкуса смерти во рту, но он упорно не желал уходить, мешая ей думать. В нижних пещерах храма таились врата, ведущие на тропы духов… и секрет, который многие уже давно забыли. Она начала пробираться вниз, так далеко, как только можно было пройти, и пыталась восстановить пред внутренним взором карту святилища, сравнивая то, каким оно стало сейчас, с тем, каким оно было пятьдесят лет назад. В конце концов она нашла покатый спуск, который лишь наполовину был засыпан обломками, и пошла по нему. В самом низу он заканчивался сводчатым залом, который был весь покрыт трещинами и испачкан высыхающей грязью, но в остальном уцелел, что само по себе было чудом.