Антон Карелин - Врата небес

— Я… Вы правы. Да, я так считаю.

— Значит, в смертельный для меня момент ты можешь сделать неправильный выбор, и вероятность этого все более увеличивается с каждым прожитым днем.

Вельх не отвечал. Раньше он был уверен в том, что в случае опасности умрет, спасая своего господина, но теперь с непривычным бессильным опустошением в его мыслях рождалась странная, недодуманная пока неуверенность.

— Ты перестал быть моим телохранителем, или перестанешь быть им в скором времени, — продолжил голос, выжигая в Вельхе свои слова. — А значит, ты предал меня.

— Вам судить, — ответил Гленран.

— Я рассудил уже.

Вельх снова закашлялся. Он вспомнил кислоту, выедающую живот.

— Ты вспоминаешь смерть Джереми Гарса, — кивая в свете, сказал голос, в котором слышалась жестокая насмешка, переплетенная с неподвижным спокойствием. — Напрасно. Ты не умрешь так, как он.

В комнате повисла тишина.

— Как же я умру? — спросил Гленран, уставший от ожидания и понимающий, что действительно рано или поздно он должен был получить возмездие за слишком мятежные мысли, которые выразил на бумаге своих коротких дневников; более того, согласный с тем, что он был достоин принять это возмездие именно сейчас, хотя и считающий, что лучшим из наказаний для него, раньше преданного принцу сверх всякой меры, было бы отлучение от Черного Камня и возможности служения Высокой Семье…

— Я отрекаюсь от тебя, — тихо сказал принц.

И Вельх, замерший перед Силой его голоса, почувствовал вдруг, как перестает биться в его груди второе, каменное сердце. Затем привычная тяжесть его пропала, сменяясь пустотой, и Гленран понял, что отныне он обыкновенный смертный, которому, кроме всего прочего, осталось не так уж и долго жить.

— Сейчас я уйду, и дверь останется открытой, — услышал он. — Ты можешь умереть здесь, но можешь и бежать. Начиная с этого мгновения у тебя будет восемь часов, по истечении которых я спущу с цепи Гончую Ада.

Вельх вздрогнул всем телом, впиваясь руками в каменный выступ кровати, и усилием воли подавил рвущую все тело холодную дрожь.

— Ты можешь сохранить свою душу и даже остаться в живых, Вельх, — в гаснувшем свете негромко произнес принц Краэнн, — ты можешь сделать это!.. — Сила его голоса встряхнула Вельха так, что он едва устоял на ногах.

— Как?.. — прошептал он, чувствуя наползающий со всех сторон мрак, в котором уже проступали контуры Гончей, и понимая, что убить это порождение тьмы не в его силах — теперь, когда он лишен всего, даже оружия, которое может причинить ей вред.

— …Но если ты выживешь, Гленран, — продолжал, будто не слыша его, принц, — помни, что лишь по милости я дарю тебе жизнь. И когда-нибудь потребую за это расплаты. Ты уплатишь цену?.. Или прямо сейчас побежишь к ней, искать ее защиты?..

— Ваше высочество… — невнятно воскликнул Вельх, изо всех сил борясь с накатывающейся на него судорожной дрожью. — Там, в доме Ферэлли… это был не я, это был кто-то другой… Очень хорошо экипирован… магическими вещами… одна из них давала ему нечеловеческую силу, он убил мать Даниэля моей рукой…

— Я знаю, — тихо ответил принц. — Я знаю, что в этом ты как раз невиновен…

— Это она!.. — содрогаясь, но по-прежнему борясь с холодной, болезненной дрожью, рвущей его тело на куски, прохрипел Гленран. — Это ловушка, которую подстроила она, ваше высочество, она…

— Я знаю, — ответил глубокий, сильный голос в полной темноте, — и только сейчас, когда дневники были уже закончены, когда было уже неоспоримо поздно, Вельх почувствовал в нем пустоту с трудом переносимого одиночества, почувствовал непонятное, идущее откуда-то из внутренней темноты, непродуманное пока еще сомнение.

— Ты дал мне ответ. — Он помедлил и непререкаемо добавил: — Теперь беги, или ты умрешь.

Принцесса вскинула голову и жестом приказала щебечущим ради ее увеселения служанкам замолчать.

Модистки, камеристки и примерщицы, держащие в руках многочисленные детали ее роскошного белоснежного платья, замерли, отходя на шаг назад и вглядываясь в лицо Катарины с некоторой опаской.

Взгляд инфанты несколько ударов сердца был где-то далеко, она приподняла подбородок и ловила неслышимые остальным слова неожиданного отчета.

С десяток секунд пронесся в осторожной, опасливой тишине, как вдруг принцесса внезапно выпрямилась, и каждая из девушек и женщин, стоящих здесь, увидели, как неожиданное изумление, а затем непонятное напряженное бессилие промелькнули на красивом нежном лице инфанты.

— Тихо, — негромко и бесстрастно сказала она, поднимая руку и указывая на дверь. — Очень тихо. Все вон.

Оставляя детали платья, все двенадцать служанок, шурша многочисленными длинными юбками, стремительно покинули примерочный кабинет.

Как только последняя из них покинула кабинет, открытые бессилие и ярость отразились на лице Катарины.

— Гончую?! — неверящим тоном переспросила она. — Он осмелился выпустить на волю Адскую Гончую?! Проклятие Тармаамрата, она же разорвет Гленрана, она же вылакает его до основания, до дна, до капли, — если мы не решимся его защитить!.. — Опомнившись, что думает вслух, она прикрыла кольцо рукой и несколько долгих минут напряженно размышляла, не двигаясь.

— Проклятие! — наконец едва слышно сказала она. — Чертов ублюдок Краэнн!.. Не мог убить его попроще!.. — и снова замолчала, уставив невидящий взгляд в широкое заполненное алеющими закатными лучами окно.

— Что с Даниэлем? — внезапно отрывисто спросила инфанта, щурясь и кривя губы в досаде; выслушав ответ, она еще более потемнела лицом и замолчала, закусив губу. Затем ледяным тоном спросила: — Как вы могли потерять его?! Дайте мне Хранителя… Где Ферэлли, мэтр?

— Око Небес не видит его! — едва слышно донеслось из глубины бриллианта; обладатель голоса торопился, старательно тараторя заученные, подготовленные слова: — Ровно через две минуты после полудня он вошел в свой дом, где неожиданно непроницаемым пятном его окружила темнота; с того момента вместо ответов на все заклятия Видения, Проникновения и Познания я получаю одно и то же — непроницаемую клубящуюся тьму!

Он говорил еще что-то, объясняя причины своей неудачи, оправдываясь и каждым словом пытаясь выразить готовность продолжать начатый труд, но принцесса застыла, не слушая его. Губы ее шевелились, в то время, когда Катарина неслышно произносила одно и то же слово: «Тьму, тьму, тьму…», и в глазах ее сияли две собранные, очень спокойные серебряные звездочки.

— Тише, — приказала она, замолчав, но тут же продолжила: — В семье Ферэлли не было амулетов такой мощи, и защититься от Ока он не мог никак. Попыток покинуть пределы Дэртара он также не предпринимал, а если бы предпринял, я бы тотчас узнала. Уже семь часов, как ты не можешь его обнаружить — ни на улицах, ни дома. Это значит лишь, что он отыскал кому-то из практикующих независимых Мастеров телепорт за пределы столицы и оплатил его: так проследите все телепорты последних восьми часов и узнайте, куда был направлен каждый из них!

— Это может быть связано с вторжением в свободу практики Мастеров, — быстро переспросил новый тихий голос. — Ваше высочество, получаем ли мы необходимые полномочия?

— Да, — властно сказала Катарина, лицо которой снова приняло выражение птицы, готовой атаковать любого, кто нарушит ровную линию ее полета, — получаете. Кроме того, к утру подготовьте и заверьте все бумаги по дому Ферэлли, включая обвинение в предательстве Короны и опись имущества семьи… Теперь, Хранитель!

— Да, ваше высочество?

— Ты можешь скрыть от Ока телепорт группы из четырех человек.

— Д-да, ваше высочество, — прошелестел голос, едва слышно и очень слабо.

— Тогда молчи и не мешай мне думать. — Принцесса замолчала, погружаясь в стремительные мысли, которые несли ее все дальше и дальше, через падения одних и возвышения других, через возрождения и смерти, сквозь интриги и открытые противостояния — к Трону.

Через несколько секунд лицо ее преобразилось из растерянного в решительное. Она улыбнулась, чуть разжимая четкую линию слегка влажных губ, вся раскрасневшаяся, с чуть растрепанными черными волосами, — такая прекрасная, что у любого, увидевшего ее, захватило бы дух.

— Слушайте, — спокойно произнесла Катарина, открывая кольцо и чуть приближая его к губам. — Телепорт моей группы по следам Гленрана вы скроете. Но если я начну творить противодействующее Краэнну колдовство, чтобы подчинить Гончую себе, об этом узнает Глава Конклава, сам Краэнн и, возможно, мой отец. Значит, о том, что я официально беру Вельха Гленрана под свою защиту, поймет каждый из них… Ну и наплевать! Он слишком ценен для того, чтобы его убивать, — мы спасем его; когда он будет в моих руках, пусть подумают, как я буду его использовать! Слушайте меня внимательно. Очень внимательно.