Елизавета Дворецкая - Ночь богов, кн. 1: Гроза над полем
– Но что же я делать должен? – злобно ответил Хвалис.
– Поссорить их надо. Оковцы и сами нашим не сильно-то доверяют. Понимают, что князюшка наш воевать с хазарами не хочет. Пойди к нему и скажи: так мол и так, хотят тебя угряне погубить. А я, скажи, один здесь ваш друг истинный, хочу вам добра. Пусть они уходят поскорее. А как они уйдут, ты у отца войска выпросишь, чтобы следом за ними идти. Приведешь им подмогу, хоть какую, небольшую, они и тому рады будут. Главное, чтобы от тебя они ее получили, а не от оборотня. Понимаешь?
– А если не выйдет? – Хвалис глядел на нее с тревогой и сомнением, а на лице женщины отражались отвага и уверенность. Казалось, дайте ей копье – сама воевать пойдет. – А если он мне не поверит? Отцу расскажет? Я ведь погибну!
– А ты хочешь, сокол мой, и на дерево не лезть, и меду поесть? – несколько язвительно отозвалась Галица. – Так не бывает. Это кто от старшей жены родился, тому мед уже в горшочке несут. А тебе на дерево лезть придется, иного пути нет.
Хвалис снова посмотрел через луговину на Лютомера. Тот не очень походил на человека, которому все приносят уже готовым, но он мог довольно легко получить все, что захотел бы, – лучшую невесту и сам угрянский стол.
Да и в словах Галицы содержалось кое-что весьма привлекательное. На Дон! С дружиной! Слава, честь, добыча! Тогда уже никто не будет видеть в нем «семца» – то есть младшего, бесправного члена рода, челядина.
Поднявшись, Хвалис отряхнул рубаху, словно уже стоял перед лицом своей славы. По его лицу Галица ясно видела, что он захвачен теми образами, которые она перед ним развернула.
– Ступай к нему, к Доброславу, – шептала она. – Скажи ему, что только ты один здесь ему друг. Я помогу. Не бойся. Ступай.
Голос ее вползал прямо в душу, а ее самой Хвалис уже не видел. Почти стемнело, но фигуры на луговине он видел отчетливо – а она исчезла. Она растворилась во тьме березняка, растаяла в свежем ночном ветерке, только взгляд ее желтых глаз еще сиял, медленно угасая, где-то на самом дне памяти.
Да была ли она? Хвалислав огляделся. Женщина исчезла, он стоял под березами один. И мысли, услышанные от нее, уже казались своими, родившимися в собственном уме и выношенными в душе.
Все это верно. Доброславу опасно оставаться здесь, потому что его попытки втянуть угрян в войну с хазарами возмутят вече. Доброслав может не выбраться отсюда живым! А он, Доброслав, – почти единственная надежда Хвалиса добиться надлежащего положения. А значит, нужно поговорить с ним. Причем не откладывая.
Темнело, Ратиславичи потянулись к тыну, жители окрестных весей тоже расходились по домам. У вятичей перед шатрами еще горел костер, люди сидели вокруг котла, потом тоже потянулись к шатрам. Иные укладывались прямо возле огня, завернувшись с головой в плащ от комаров.
Вот в Ратиславле закрыли на ночь ворота – теперь можно не бояться, что его кто-то увидит. Только бы мать не вздумала его искать и поднимать шум.
Выбравшись с опушки, Хвалис пошел к костру. При виде нежданного гостя дозорные мгновенно вскочили, в руках у всех оказались топоры и копья. Как видно, княжич Доброслав тоже готов был к неприятным неожиданностям.
– Ты кто таков? – Двое дозорных сразу шагнули навстречу, держа копья наготове. – Чего надо?
– Княжича Доброслава хочу видеть, – ответил Хвалис.
При слабых отсветах костра никто не разглядел бы, как он бледен, и Хвалис старался держаться спокойно, не выдать, как сильно все дрожит внутри. Он не был трусом, но не был и дураком и понимал, что именно сейчас, в этот тихий, теплый, ничем особо не примечательный вечер месяца кресеня, решается его судьба. Он ясно осознал, что перед ним нежданно открылась возможность свалить оборотня, своего главного соперника, и обзавестись могучим союзником в лице вятичского князя Святомера. О такой удаче сын хвалисской безродной рабыни не мог и мечтать. Теперь все зависит от его смелости и решительности.
– Ты кто таков? – повторил один из дозорных, а второй заметил:
– Да я вроде знаю его. Он из Вершининых домочадцев. Я там во дворе видел его. Зачем тебе князь Доброслав?
Видимо, в ближней дружине Доброслава звали князем.
– Разговор есть.
– Лег он уже, не стану будить, – проворчал первый дозорный. – Утром приходи.
– Разбуди, – приказала Хвалислав, помня о том, что он – княжеский сын, а не холоп какой-нибудь. – Не твоего ума дело, о чем и когда нам говорить.
– Да ты не от отца ли с поручением каким? – спросил второй дозорный, более догадливый.
– Княжичу Доброславу скажу, с чем пришел.
– Что там такое, Невер? – Из шатра показался десятник, услышавший голоса.
– Да вот, пришел тут один… Князя требует.
Десятник, видимо, сразу узнал Хвалислава и вспомнил, что это один из старших Вершининых сыновей, причем любимый, как говорят. Знаком велев обождать, он скрылся в шатре, и вскоре оттуда появился сам Доброслав.
Он действительно, видимо, уже собирался спать, потому что был в одной исподке и босиком, только набросил на плечи плащ, спасаясь от ночной прохлады.
– Ну, что там за мара полуночная? – спросил он, окидывая хмурым взглядом Хвалиса и дозорных. – Кто там бродит? Чего надо?
– Это я, Хвалислав. – Гость шагнул вперед. – Есть у меня к тебе разговор, Доброслав Святомерович.
– Разговор? – Доброслав вопросительно поднял брови.
Было видно, что он колеблется: его не очень прельщала необходимость вести доверительные беседы с сыном какой-то робы, пусть и бывшей, но надменность боролась с осторожностью: а вдруг тот и правда пришел с чем-то важным?
– Отойдем. – Хвалислав кивнул в сторону, на темнеющий перелесок. Он видел эти оскорбительные для него колебания, но не собирался отступать. В нем вдруг тоже проснулась гордость, и он смотрел на оковцев свысока, чувствуя, что в какой-то мере они зависят от него.
Доброслав глянул на дозорных, и Хвалислав понял его.
– У меня ничего нет! – Он развел руки, показывая, что не имеет при себе никакого оружия, кроме короткого ножа, которым пользовался за столом. – И я тут один. Не робей, князь Доброслав, – насмешливо подбодрил он. – С хазарами воевал – не боялся, а теперь усомнился?
Он знал, что говорит обидные вещи, но не стал сдерживаться. Если он будет только кланяться этому надменному княжичу, у которого у самого в бабках явно есть восточная женщина, то оковцы никогда и не начнут его уважать!
– Хорошо. – Доброслав наконец кивнул и взглядом приказал дозорным оставаться на местах. – Пойдем.
Они отошли шагов на десять, так что их от костра совсем не было видно.
– Послушай, князь Доброслав, – начал Хвалислав. – Я к тебе как друг пришел. Никто об этом разговоре не знает и знать не должен. А дело вот в чем. Дожидаться веча тебе не стоит. Угряне с хазарами воевать не хотят и войска тебе не дадут. И отец мой не на Дон смотрит, а в иные места. Он людей уже на Днепр послал, к новой княгине. Боюсь, как бы не вышло для вас чего худого из этого веча. А первый твой противник – мой брат Лютомер. Уходить тебе надо так, чтобы он не знал. А ведь случится что, отцу твоему скажут – не приезжал к нам княжич Доброслав, от смолян не возвращался, у смолян его и ищите. А в лесах между Угрой и смолянами только лешего сыщешь!
Эти рассуждения легко нашли путь к сердцу Доброслава, потому что он и сам все время ждал чего-то подобного. Он не стал возмущаться, дескать, как это можно обидеть гостя и как земля-матушка носит таких негодяев. Он видел еще и не то. Волновало его другое: не подослан ли этот чернобровый самим Вершиной? Не хотят ли его, Доброслава, просто выдворить побыстрее из Ратиславля и без помех прикончить где-нибудь в лесу? С дружиной в двадцать человек не много навоюешь против целого племени на его собственной земле.
– Я друг тебе, Доброслав Святомерович, – добавил Хвалислав, стараясь говорить твердо. – Хочу, чтобы между нашими родами дружба и мир были, а не вражда кровная. Я и не так еще тебе помогу. Я буду у отца войска просить. Сам приду к вам на помощь, если не со всем племенем угрян, так хоть с частью. Тут есть люди, которые вашу сторону держат, хоть и не так много их. Ты, главное, отцу скажи: я, его сын старший, вам друг.
– Старший у вас Лютомер, – возразил Доброслав.
– Он вообще вне рода! – с горячей яростью возразил Хвалислав. – Он – бойник. Волк! И он – оборотень! Я следом за ним старший, если не он князем угрянским будет, то я! И если будут у меня друзья и родня сильная, то оборотня я одолею. И тогда уж сам друзей моих не забуду. Я вам помогу, а вы мне.
– Я тебя понял. – Доброслав действительно понял, из каких соображений сын хвалиски явился нему ночью с этим разговором. – Как соберешь людей, приходи. Примем хорошо. Ты мне помог, я этого не забуду. Теперь скажи: твой отец нас охраняет? Выставил дозор за нами следить?
– Зачем? Не война ведь.
– Уходить надо, – сказал из темноты десятник Перемог, который, оказывается, находился достаточно близко, чтобы все слышать. – Прикончат нас здесь, княжич. Я тебе еще днем говорил. Они ведь тоже понимают…
