Нора Кейта Джемисин - Наследие. Трилогия (ЛП)

— Солнце встает, — говорит Чжаккарн.

— Он успеет до рассвета, — мрачно отзывается Курруэ.

И тут слышится… нечто. Какой-то звук. Нет, не звук. Гудение. Мерное, усиливающееся и опадающее, словно стук сердца. И этот стук раскачивает землю под ногами.

Вдруг посреди поля битвы вспыхивает черная звезда. Иных слов я подобрать не могу — из ниоткуда возникает сфера сгущенной пульсирующей тьмы, она сияет, исполненная такой силы и мощи, что под ней прогибается и стонет земля. Возникает провал, от него змеятся глубокие трещины. Враги ссыпаются туда, как песчинки. Я не слышу криков ужаса — черная звезда поглощает все звуки. Их тела она поглощает тоже. Она втягивает в себя все-все.

Землю встряхивает, да так сильно, что я падаю на четвереньки. Вокруг ревет и гудит. Я смотрю вверх и вижу, как мимо летит ставший враз видимым воздух — его втягивает в провал, в жадную прорву, в которую превратился Нахадот. Курруэ и остальные сгрудились вокруг меня, они бормочут заклинания на своем языке, приказывая ветрам и другим чудовищным силам, которые выпустил на свободу их отец. Благодаря их заклятиям мы в безопасности, мы заключены в пузырь тишины, но все вокруг… Даже облака неестественно изогнутой грядой уползают в черную звезду. Вражеской армии больше нет. Лишь земля, на которой мы стоим, и континент вокруг нее, и планета под ним.

И тут я понимаю, какую совершил ошибку: дети Нахадота защищают меня от опасности, но все остальное он волен пожрать!

Я собираю в кулак всю силу воли и преодолеваю душащий меня страх.

— П-прекрати! — ору я. — Нахадот, прекрати!

Слова уносит воющий на тысячи голосов ветер. Нахадот связан магией существа, более могущественного, чем он сам, на нем заклятие слушаться моих приказов — но только если он меня слышит. Возможно, он и пытался заглушить мой голос — или просто целиком отдался свирепой ярости — и теперь купается в своей силе, вызвавшей к жизни хаос, который составляет его сущность!

Провал под ним взрывается — он достиг земных недр. Из него поднимается щупальце раскаленной лавы и закручивается в тугую спираль, но потом чернота поглощает и его. Сверху смерч, внизу вулкан, а в сердце этого пульсирует, увеличиваясь в размерах, черная звезда.

И как мне ни страшно, это самое прекрасное зрелище, когда-либо являвшееся моим глазам.

Но что это? Мы спасены! Отец Небесный пришел нам на помощь! В разрывах облаков просверкивает ясное небо, и в то самое мгновение, когда камни под моими ладонями приходят в движение, готовясь сорваться с места, над горизонтом восходит солнце.

Черная звезда исчезает.

Что-то, отдаленно напоминающее человеческое тело, — настолько эти жалкие останки обожжены и изуродованы — некоторое время висит на месте черной звезды, а затем падает в кипящую лаву. Сиэй, выругавшись, срывается с места и мчится на своем желтом шаре, прорываясь сквозь стенки пузыря — но и пузырь больше не нужен. Воздух раскален, он обжигает легкие. И я вижу, как вдали собираются грозовые облака и быстро плывут в нашу сторону — заполнить образовавшуюся пустоту.

А столица, которая высится посреди равнины… О нет. Нет! Нет! Нет!!!

Я вижу остовы и развалины нескольких зданий. Остальное поглотила черная звезда. Огромный пласт земли обрушился в заполненный огненной лавой провал — ранее на этом месте стоял дворец.

В котором жили мои жена и сын.

Чжаккарн смотрит на меня. Она воин, а воины не склонны выказывать презрение, но я чувствую, что оно переполняет ее. Курруэ помогает мне подняться на ноги, и ее лицо ничего не выражает. Все это — твоих рук дело, говорят ее глаза.

Я все возвращаюсь и возвращаюсь к этой мысли. Я оплакиваю близких.

— Сиэй извлек его оттуда, — говорит Чжаккарн. — Пройдет немало лет, прежде чем он восстановит тело.

— А нечего было такие силы будить! — рявкает Курруэ. — К тому же в человеческом облике!

— Это уже неважно, — устало говорю я, и на этот раз я, как ни странно, совершенно прав.

Земля еще вздрагивает — что-то Нахадот сдвинул, разорвал в ее глубинах. А ведь это был прекрасный край, достойный того, чтобы его украсила столица всемирной империи. Теперь он лежит разоренный и пустынный.

— Заберите меня отсюда, — шепчу я.

— Куда? — спрашивает Чжаккарн.

Мой дом разрушен. Куда мне идти?

У меня с языка чуть не срывается — да куда угодно, но я вовремя спохватываюсь. Эти существа, конечно, ненавидят меня не столь люто, как Нахадот, и не пытаются обратить во зло любой приказ, но они мне и не друзья. Сегодня я уже совершил один глупый поступок — с чудовищными последствиями.

— Отнесите меня на Сенм, — говорю я. — В родные земли народа амн. Там мы заново отстроимся.

И они подхватывают и несут меня. А через несколько дней континент разламывается на части и погружается в глубины моря.

6

СОЮЗНИКИ

— Йейнэ?

Мать, убитая ревностью, хватает меня за руку. Я держусь за рукоять кинжала, что торчит в моем собственном сердце. Руку заливает кровь, и она горячее, чем мой гнев. Мать наклоняется ко мне и целует в лоб:

— Ты умерла.

Ты лжешь, амнийская шлюха, белобрысая ведьма. Я еще увижу, как вся ваша мерзкая лживая кодла исчезнет, провалится в темные, как ночь, глубины моей души.

*

На следующее утро назначено очередное заседание Собрания. По-видимому, сессия в самом разгаре — посланцы всех земель собирались каждый день в течение нескольких недель, пытаясь уладить налоговые споры перед началом длинных зимних каникул. Теврил пришел рано утром, чтобы лично разбудить меня перед таким важным делом. Ему с огромным трудом удалось вытащить меня из постели. Когда я поднялась, ноги отозвались болью, напомнили о себе синяки, которые я насажала, удирая вчера вечером от Нахадота. Я спала мертвецким сном — еще бы, после таких-то передряг.

— Декарта присутствует на большинстве заседаний — если, конечно, состояние здоровья позволяет, — громко инструктировал меня Теврил, пока я одевалась в соседней комнате.

Портной за ночь сотворил настоящее чудо — мне доставили целую кипу подобающей женщине моего положения одежды. И постарался он на славу: не просто укоротил типичные амнийские платья, рассчитанные на немалый рост, но и сшил кучу юбок, подходящих именно мне. Конечно, они были все какие-то слишком нарядные и непрактичные, я к таким не привыкла. Новые платья облегали и сдавливали в весьма странных местах. Я чувствовала себя дура дурой. Но что делать, наследница Арамери не должна вести себя как дикарка — хотя кто я? дикарка и есть, — и я попросила Теврила передать портному мою благодарность.

Смотрясь в зеркало, я едва себя узнала: в глаза сразу бросилась черная круглая отметина над бровями, под ней платье какое-то иностранное непонятное, а чье лицо-то между ними? Это я? Надо же…