Фрэнк Герберт - Дюна
О последнем обстоятельстве стоит сказать особо. Герберт разработал собственную систему, заметно превосходившую и глубиной, и разносторонностью любой отдельно взятый стандартный университетский курс. За несколько лет он изучил психологию, где особенно прельстила его школа Карла Густава Юнга с ее понятием коллективного бессознательного, историзмом и социологизмом — впоследствии эти гербертовские познания отчетливо проступят в многих его романах. Прошел курсы английской литературы, сравнительно лингвистики, экологии, теологии, много занимался историей, биологией, энтомологией… Чисто по-жюльверновски на каждую отрасль знания он заводил архив, оказавшийся со временем серьезным подспорьем в литературной работе. И все это — параллельно с коллекционированием практических умений. Герберт стал не только отличным фотографом, что было весьма на руку журналисту, но и получил также пилотские права и сертификат эксперта-дегустатора вин, навыки аквалангиста — увлечение это сохранилось на всю жизнь — и эксперта-графолога. В начале пятидесятых он попробовал силы в литературе и, как уже говорилось, в 1952 году дебютировал как фантаст-новеллист. Правда, нельзя сказать, чтобы писательскому труду он предавался в это время слишком усердно. За последующие десять лет им было опубликовано всего два десятка рассказов — они были потом изданы отдельными авторскими сборниками, увидевшими свет в 1970 («Миры Фрэнка Герберта», 1973 («Книга Фрэнка Герберта») и 1975 («Лучшее Фрэнка Герберта») годах. Однако среди этих ранних рассказов затесался и один роман — «Дракон в море» (1956); он выходил также и под другими названиями — «Субмарина XXI века» и «Под давлением», но сам Герберт предпочитал именно это, первое.
Сюжетно роман был достаточно традиционным — фантастический детектив, действие которого разворачивается в будущем на борту подводной лодке. Но уже здесь проявилось мастерство Герберта-романиста, которое окончательно раскроется в «Дюне». В первую очередь, это психологизм, хотя в «Драконе…» он ощущается меньше, чем в более поздних романах. Зато умение воссоздать, детально и достоверно описать обстановку Фрэнк Герберт продемонстрировал уже в полной мере. Критикой роман особо замечен и отмечен не был — ни после публикации в журнале «Аналог», ни по выходе отдельным изданием. Зато читатели его приметили. Разумеется, еще не так массово, как потом «Дюну», но стоит сказать, что помимо фэнов, «Дракон…» нашел себе еще один — и довольно обширный круг читателей: моряков-подводников. В их среде роман пользовался популярностью, причем никто не верил, что автором является сугубо «сухопутный» журналист, а вовсе не какой-нибудь отставной коммодор. Уж слишком профессионально, со знанием мельчайших подробностей моряцкого быта и психологии все описано! Герберт, всего раз побывавший на борту подводной лодки, да и то на час-другой, гостем, немало гордился подобными отзывами (Замечу в скобках, что хорошо его понимаю: отлично помню, как однажды в Калининграде познакомили меня с известным океанологом Киром Нессисом и тот сказал: «Всегда ищу в маринистике ляпы, а в вашей „Арфе“ не нашел, как ни старался!» — ох и потешило же это мое самолюбие…) Конечно, не эта достоверность суть основа литературного произведения, но и без нее по-настоящему художественной книги не может быть.
То ли в 1960, то ли в 1961 году Фрэнк Герберт по заданию одной из газет Западного Побережья готовил серию очерков о наблюдении за развитием и перемещением песчаных дюн в штате Орегон. Это по началу чисто служебное задание оказалось поистине судьбоносным. Он «заболел» пустыней. И вскоре — уже не в командировку, а в отпуск, за собственный счет — отправился в Аравию. В тот момент он еще сам не знал, что привлекает его больше — возможность понырять в воспетых Квиличи водах Красного моря или песчаные волны пустыни Тихама, узкой, в полсотни километров, лентой протянувшейся вдоль побережья. Пустыня победила. И пустыня породила сперва — интерес к этой сложной, тончайшей, все время балансирующей на грани саморазрушения экосистеме, к людям, ее населяющим, к их мировоззрению и религии; а потом — потом породила «Дюну».
Герберт признавался, что вначале у него родились наброски второго и третьего романов «Хроник Дюны». Но потом он переключился на работу над первым — и довел ее до конца. Первая часть романа — «Мир Дюны» — увидела свет на страницах «Аналога» в 1963–1964 годах; вторая — «Пророк Дюны» — год спустя. И тогда же, в шестьдесят пятом, вышло в свет отдельное издание, сразу же отмеченное премией «Небьюла», присуждаемой Ассоциацией американских писателей-фантастов, а годом позже — и премией «Хьюго», присуждаемой Всемирной (то бишь — всеамериканской) ассоциацией любителей НФ. Однако популярность книги вышла далеко за пределы традиционного круга любителей фантастики. Долгое время роман держался в первых строках списка бестселлеров. Им зачитывались поклонники приключенческого жанра и сторонники экологического движения, исламские фундаменталисты усматривали в судьбе Муад-Диба некие аллюзии с жизнью Мухаммеда, что обусловило небывалый успех этого вполне западного романа на Востоке, по роману был вскоре поставлен кинофильм… Прямо-таки небывалый успех «Дюны» буквально требовал превращения романа в многотомную эпопею — тем более что американский рынок (как и наш нынешний) просто «болен» продолжениями. К тому же, вспомним наброски второго и третьего романов существовали… А издательские предложения были одно заманчивее другого — авансы, измерявшиеся пяти-, шести- и даже семизначными числами стали для Герберта делом привычным. И постепенно сложились «Хроники Дюны» — за первым томом последовал второй, «Мессия Дюны» (1970), потом «Дети Дюны» (1976), «Бог-Император Дюны» (1981), «Еретики Дюны» (1984) и наконец «Дюна — дом братства» (1985). Время создания эпопеи растянулось на двадцать с лишним лет, а продолжительность описываемых событий — на двадцать с лишним тысячелетий.
«Дюна» — даже если говорить лишь о первом романе — произведение на редкость многоплановое. Американская критика, в частности Малкольм Дж. Эдвардс, и вовсе почитает его экстраординарным для НФ. И потому, вопреки сказанному в самом начале нашего разговора, мне все-таки придется уделить ему некоторое — но заранее предупреждаю, минимальное — внимание.
Хотя кое-кто из критиков восхищается галакто-историческим фоном романа, его лихо закрученной политической интригой — подозреваю, это происходит скорее по инерции. В самом деле, ничего необычного и уж тем более экстраординарного тут нет. Немало фантастов — начиная с Роберта Хайнлайна и Айзека Азимова — создавали свою «историю будущего», бытописали разного рода галактические империи и леденящие душу злодейские замыслы нехороших баронов супротив благородных графов и герцогов (в отдельных случаях бывало, правда, и наоборот)… Каюсь, все это порядком успело даже навязнуть в зубах. И потому не знаю, как у вас, а у меня злоключения герцогского отпрыска Пола Атридеса особого интереса не вызывают.
Но.
Хаджра Муад-Диба, его превращение из изгоя в вождя вольнаибов, этих бедуинов Аракиса — дело иное. Здесь уже следишь за каждым шагом, за каждым поворотом фабулы, за каждой мыслью. И мысли, надо сказать, в большинстве своем далеко не ординарны…
Но.
Пожалуй, во всем опыте англо-американской НФ нет ни одного измышленного воображением писателя мира, сотворенного столь детально, столь комплексно, столь гармонично, как Дюна. Само по себе желание «миротворчества» посещало многих. Удивительно сладкий это искус — создать мир по собственному произволу, ощутить себя демиургом, богом-творцом. «И трудны функции Бога фантасты берут на себя», как писал некогда Вадим Шефнер… Многие, повторяю, брали. Вспомните Урсулу Ле Гуин — «Планету изгнания», «Изнанку тьмы»… Вспомните Хола Клемента — «Огненный цикл», «Экспедицию „Тяготение“». Примерам несть числа. И все-таки «Дюна» стоит в этом ряду особняком. Она уникальна не только по степени и мастерству разработки фантастической модели — и другие авторы умели быть детальными, и они разрабатывали для своих измышленных планет хронологии, словари и мифы — но и по удивительному ощущению достоверности, по — странное слово! — обаянию этого жестокого безводного мира.
Но.
Говорят, талант — это умение оказаться в нужное время в нужном месте. «Дюна» упала на благодатную почву нарождающегося экологического движения, пробуждающегося экологического сознания. И не удивительно, что адепты «Green Peace» и других подобных объединений подняли роман на щит, именуя его не иначе, как «блистательным пособием по экологии»; его даже стали использовать в университетских курсах… Здесь я позволю себе маленькое отступление: в этой связи (и вообще в связи с триумфальным успехом романа) Герберта стали приглашать читать лекции в различных университетах, а родной Вашингтонский университет даже предложил ему занять профессорскую кафедру. Герберт немало гордился тем, что с подобными предложениями обращаются именно к нему — человеку, так и не завершившему университетского курса и не получившему степени бакалавра… Однако вернемся к роману.
