Вонда Макинтайр - Эффект энтропии
Гнев ее так же внезапно исчез, как и появился. Она собрала свои распущенные волосы в тугой пучок на затылке и оставила их в покое. А Хикару на краткое мгновение закрыл глаза, чтобы не назвать себя дураком за то, что он отказался от нее, сколько бы это между ними ни продолжалось.
– О боже! – произнесла она. – Мне нужна была драка, мне надо было ослабить свои зажатые тормоза, – она посмотрела туда, куда ушли Дженифер и Снарл. – Пойми ты, что несмотря на то, как она выглядит, Дженифер очень мягкая, добрая. Она взрослый ребенок и чересчур застенчива. Боюсь, она чувствует себя несчастной в команде безопасности.
– С тобой действительно все в порядке?
– Да. Зачем ты вызвал меня? Ты закончил свое дежурство и хочешь пригласить меня на Алеф Прайм?
– Ты пообедала?
– Нет, я только собрала своих людей и поджидала тебя.
– Тогда все складывается как нельзя лучше – у меня есть заманчивое для тебя предложение.
* * *Джеймс Кирк предпочел бы приветствовать Хантер на борту своего корабля при его полном экипаже. И это вполне оправданное желание боролось в нем с чувством справедливости – его люди заслужили отдых. Справедливость победила – он не отозвал ни одного офицера с Алеф Прайма. И когда вместе с Хантер ступил на широкую пустынную палубу обзорной кабины, затемненной и тихой, и остановился у огромного стовосьмидесятиградусного иллюминатора, он был вознагражден за свою справедливость: они остались вдвоем в необъятном, заселенном только мерцающими звездами мире, и, как звезды понимали друг дружку без слов, так и им не нужны были никакие слова. Все, сказанное давным-давно, подтверждалось их обоюдным молчанием, а если чего то и не хватало, так это одного-единственного слова. И Джим произнес это слово, повернувшись к Хантер и глядя ей в глаза.
Это слово было ее интимным именем, известным только ее родным и ему, Джиму. Он не произносил этого имени с тех пор, как они расстались после недолгой, но страстной любви.
И тут открылись двери лифта. Джим сделал глубокий вдох и медленный выдох, когда на палубу ступил Спок, сопровождаемый Зулу и лейтенантом Флин. Он почувствовал смешанное чувство сожаления и облегчения – плохо ли, хорошо ли, но минута объяснения отодвигалась в неопределенное будущее.
– Мандэла!
– воскликнула Хантер. – А я и не знала, что ты на «Энтерпрайзе».
– Привет, Хантер, – откликнулась Мандэла. – А для меня сюрприз твое появление здесь.
– Она сказала мне, что хочет быть капитаном, как и я, – не подумав, сказал Джим.
Флин покраснела, но Хантер с удовольствием рассмеялась.
– Тебе придется срочно от нее избавиться, если ты хочешь сохранить свой корабль за собой: она слов на ветер не бросает.
И, кажется, Кирк наконец-то понял, что Флин хотела сказать, а не то, что она сказала во время их первой встречи. Тогда, беседуя с ней сразу же после ее прибытия на борт корабля, он спросил, каковы ее планы на будущее. И она, не задумываясь, ответила:
– Хочу работать на вашем месте.
Он не принял те слова всерьез – при ее образовании нечего было и мечтать о капитанской должности. А она как раз и заявила ему о том, что намерена серьезно работать, какую бы должность ни занимала, и хотела, чтобы к ней относились серьезно.
Флин широко улыбнулась на слова Хантер, и женщины, без лишних церемоний, как это принято в пограничном патруле, дружески обнялись.
– Кажется, мне не придется тратить время на представление присутствующих и прибывающих, – засмеялся Кирк. – Когда вы служили вместе?
Веселая улыбка моментально исчезла с лица Флин, ее сменила настороженная маска командира безопасности. И Кирк подумал, что если до нее дойдет то, что он говорил о службе безопасности Иану Брайтвайту, то он не знает, чего можно ожидать от Флин. Правда, на Спока он надеется, но мало ли что может произойти…
– Моя эскадрилья и пограничный флот Мандэлы одно время летали вместе, – ответила Хантер. – На границе вокруг Ориона.
– По сообщениям, там было жарко, – припомнил Джим, и разговор пошел о старых временах, о былых сражениях. Даже Спок не остался в стороне и рассказал одну странную историю, которая произошла с ним на заре его службы в Звездном Флоте. К большому облегчению Кирка, Мандэла Флин тоже расслабилась. И только Зулу казался отстраненным от разговора, хоть видно было, как он внимательно слушал и даже повторял про себя отдельные фразы, словно старался запомнить их, как и стихи Гомера, – навсегда.
А Джим, довольный, улыбался самому себе. От былого сожаления, что им с Хантер не удалось надолго уединиться, что он слишком импульсивно пригласил на встречу других, не осталось и следа. Он был счастлив, что все идет так, как оно идет.
* * *Поздней ночью по корабельному времени Зулу сидел в темноте своей маленькой каюты и грыз ноготь большого пальца: Зулу мучили сомнения. Он любил «Энтерпрайз». Здесь у него были друзья товарищи по команде, они любили и уважали его, начальство по достоинству оценило, а сам он от всей души восхищался своим капитаном. И если он решит остаться на борту «Энтерпрайза», то должен признаться себе, что безумно влюблен в Мандэлу Флин. А признание равносильно отказу от всех честолюбивых, далеко идущих, планов.
Зулу привык мечтать. Но бесплодные мечтания надоели ему. Полгода службы на «Энтерпрайзе» не внесли никаких изменений в его судьбу – он как был рулевым, так и остался. И скорее всего, останется им на всю жизнь. Как бы ни совершенствовал он свое мастерство, какую бы характеристику ни заслужил бы, на борту этого корабля ему не добиться повышения в командирской должности. А, с другой стороны, он всегда готов служить под командованием Кирка и Спока. Но поймет ли его Мандэла? Не будет ли презирать его за то, что он… что он ради любви к ней отказался от всех своих честолюбивых планов?
Но помимо всего, его подстерегает еще одна – может, самая страшная для него – опасность. Он готов на реальную опасность – на смерть в бою, лишь бы его приняли в боевую эскадрилью, в идеальном варианте – на «Аэрфен». Если, конечно, Кирк отпустит его, а Хантер примет на борт своего корабля. И если Кирк не отпустит – это еще полбеды. Но если Хантер не примет его, то как он будет продолжать свою службу на «Энтерпрайзе»?
* * *Хантер и Джим вместе прошли к транспортному отсеку.
– У меня сегодня был счастливый день, Джим. Я рада, что снова увидела тебя, – призналась Хантер.
– А мне жаль, что мы так скоро расстаемся, – произнес он, – и нет никакой, видимой причины для того, чтобы на обратном пути завернуть на Алеф Прайм.
– Мы к тому времени уже уйдем отсюда, – сказала она. – На границах неспокойная обстановка, а моя эскадра ослаблена. И я не могу позволить себе роскошь, надолго оставляя ее без флагманского корабля. Я должна быть там, где и она.
– Хантер глубоко вздохнула, – я не знаю, кем заменить двоих моих погибших.
Он не знал, что ответить. Но просто сочувствовал ей, потому что понимал, что такое потерять не просто членов экипажа, а друзей, которых никто не сможет заменить. Так, молча, они дошли до транспортного отсека, Джим набрал координаты корабля Хантер, наступила минута прощания.
– Ну вот, – произнес он и замолчал с полной ясностью осознав, что истинная неловкость подступила к ним только сейчас, когда ни один из них не мог произнести прощального слова. Они молча обнялись, и Джим с какой-то отчетливой безнадежностью вдруг понял, что и другого слова, слова надежды, которое собирался ей сказать, он так и не скажет, потому что слишком долго собирался сказать его и опоздал – опоздал на многие годы.
– Он спрятал свое лицо в ее волосах, вдыхал ее запах, от которого повеяло такими воспоминаниями, что он боялся даже взглянуть на нее, боялся заговорить.
– Джим, – грустно произнесла Хантер. – Не надо. Пожалуйста, не надо, – она осторожно высвободилась из его объятий.
– Хантер!..
– Прощай, Джим, – сказала все-таки она и взошла на платформу.
– Прощай, – прошептал он.
Кивком головы Хантер предупредила о том, что она готова, и Кирк надавил на кнопку транспортатора. Хантер исчезла.
* * *Нескоро Кирк вышел из оцепенения, нескоро пришел в себя. Да и пришел ли? Он чувствовал себя уставшим, опустошенным, потерявшим что то очень нужное. И мечтал только о том, чтобы добраться до своей каюты, никого не встретив, чтобы на него не свалилась какая-нибудь сверхнеотложная задача.
Впервые он подумал о том, чтобы уйти в отставку. И, может быть, сразу же после выполнения этого непонятного задания, над которым не хотел больше ломать голову. Предстоит легкая прогулка, и это то, на что он еще способен.
Он вошел в свою темную пустую каюту – в единственное место на корабле, где по-настоящему мог расслабиться и по-настоящему ощутить всю глубину своего одиночества, и где не был целых двадцать четыре часа.
