Шимун Врочек - Легионы просят огня
— Что ты… что ты хочешь?!
— Угадай, — говорю я. — Или помочь? Тихо вы!!
Голоса смолкают.
Я тщательно вытираю окровавленный клинок о тунику рыжего. Снова приближаю лезвие к кадыку.
— Так где живет колдун? Забыл? Эй, вы! — это уже толпе. — Кто знает местного лекаря? Ну же, вспоминайте!
— Я вспомнил! — орет рыжий. — Опусти кинжал… не надо.
* * *— Где? — спрашиваю я. — Где мне его искать?
— У Водяных ворот, инсула, третий этаж.
Давно бы так.
— Отлично.
Я отпускаю рыжего — он тут же отскакивает на безопасное расстояние. Убираю пугио в ножны… оглядываюсь. Та — ак.
Такое ощущение, что людей в таверне прибавилось.
— Может, лучше сыграем в «дюжину»?
Угрюмое молчание.
Похоже, местным находка с бритьем не очень понравилась. Они медленно обступают меня. Лица недобрые, рыжий подхватил кочергу. За их спинами я вижу братцев — гладиаторов, которые смотрят на происходящее, сложив могучие руки на груди.
— Хорошо, — говорю я. С тихим шелестом меч выскальзывает из ножен. Вот и пришло время гладия. — Ну, кто первый?
Словно я тут всех положу, один. Оптимист.
— Я — гражданин Рима, — говорю я. — Слышите?
Им все равно. Один из ублюдков — тот, что с бельмом на глазу — пытается достать меня ножом снизу, из‑под руки. Подлый прием. За такое в кабаках Субуры ломают руки…
Я пинаю со всей силы, звон металла — нож ударяется в стену. Н — на!
Все будет хорошо…
Кто‑то обхватывает меня сзади. Сукин сын!
…даже если — не будет.
Не глядя, бью локтем. Хруст! Вопль. Гладием задеваю руку рыжего, тот отступает к стене и начинает орать. Кровь течет по голому предплечью, капает на пол. Рыжий орет. Дурак. Если бы я хотел убить, уже убил бы…
«Мой меч — это я».
— Ааааа!
С острия гладия срывается темная капля. Остро пахнет кровью и чесночным соусом.
Капля разбивается. Щелк!
Ситуация непростая. Или они задавят меня числом — или я их всех поубиваю. Но это уже что‑то из области сказаний о Геркулесе…
— Берегись! — знакомый голос. Кажется, это один из братьев — гладиаторов. — Сзади!
Я успеваю повернуться и увидеть — оскаленные зубы, гримаса ярости…
Кочерга летит мне в лоб…
В последний момент я вскидываю гладий. Металл звенит. Сустав едва не выворачивает. В ладонь отдается так, что я чуть не роняю меч.
Проклятье!
Почему я пришел сюда без Тита Волтумия?! Было бы кому прикрыть мне спину!
Рыжий оскаливается и снова поднимает кочергу.
— Сюда! — слышу я голос.
Краем глаза замечаю движение. Здоровенный легионер расшвыривает местных в стороны — с легкостью. Бум, трах, н — на! С грохотом переворачивается деревянный стол, один из бродяг оказывается под ним… отлично!
Я бью рукоятью гладия в лоб самому настырному — н — на! — и иду вперед. Запрыгиваю на стол и взмахиваю мечом. Теперь нужно добраться до выхода. Но как?
Легионер машет рукой.
— Сюда! — кричит он. — Сюда, друг!
Я перепрыгиваю на другой стол, перебегаю. Мы с треском вываливаемся на улицу. Здоровенный полосато — серый котяра смотрит на нас с удивлением. Щурит желтые равнодушные глаза.
— Легат?! — мой спаситель удивлен.
Он кажется мне смутно знакомым.
— Ты — Виктор? — говорю я. — Верно? Семнадцатый Морской?
Легионер закрывает рот.
— Так точно, легат. — Выпрямляется, салютует. — Секст Анний, первый манипул второй когорты! Я был с Титом Волтумием… если помните.
— Милит?
— Арматура, легат.
Все «мулы» разделяются по сроку службы. Начиная от тирона — новобранца до эвокати — ветерана, отслужившего двадцать лет и добровольно вернувшегося на службу. Арматура — золотое сечение, костяк легиона. Это солдат, который служит давно и умеет все, что должен уметь легионер, но пока не освобожден от повседневной работы.
Когда я только ехал в Германию, Виктор сопровождал мою повозку от границы с Бельгикой до самого Ализона. Тогда мы еще столкнулись с галлами — дезертирами. В том бою я познакомился с Арминием, царем херусков, нашим союзником. Моим другом.
Давно это было…
Примерно месяц назад.
— Для римлян тут небезопасно, легат, — Виктор чешет затылок. — Даже для таких больших и красивых, как мы.
Я не выдерживаю. И смеюсь. Виктор тоже начинает смеяться…
Мы стоим в переулке и хохочем. Это нервное. Наконец я говорю:
— Берегись!
— Легат?
Я хватаю его за тунику и дергаю на себя. Треск ткани. Бум! Прилетевший из темноты камень ударяет в стену дома — там, где только что была голова легионера.
— Вот сукины дети, — говорит Виктор с каким‑то даже восхищением. — Нам бы побыстрее свалить, легат.
Побыстрее? С удовольствием, но…
— Мне нужен лекарь.
— Я знаю, где это, — говорит Виктор. — Бежим!
* * *Они настигают нас в переулке. Обходят с двух сторон — по всем правилам военного искусства.
Темнота сгущается.
Даже в Субуре, самом мрачном и опасном квартале Рима, есть ночное освещение — уличные лампы. Чтобы, когда тебя будут резать, резали с удобством, не напрягая глаз. В Германии ничего подобного нет.
Только звезды.
— Эй, римлянин, — доносится из темноты стерто — безличный голос. — Слышишь? Самое время расплатиться…
Я киваю: верно. Обожаю драки в подворотнях. Ничего не видно, противники злы, безжалостны, напуганы и обычно пьяны. В ход идут ножи и палки, а пинать лежачего считается классическим приемом.
В Риме я частенько участвовал в подобных развлечениях. Правда, я обычно бывал с компанией… что и спасало, видимо, мою голову.
Из темноты возникают три настороженные фигуры.
Бельмастый пришел не один. Ничего, остальными займется Виктор. С утробным рычанием легионер наступает на них, фигуры шарахаются…
Бельмастый делает шаг вперед. Тусклый недобрый блеск железа. В руке у бельмастого — гладий. Все понятно: это варвар с римским мечом…
А с варварами у меня разговор короткий.
Бельмастый ухмыляется. Я вижу, как белеют в темноте его зубы.
В следующее мгновение я с силой бью гладием по клинку его меча. Раз! Вижу растерянное лицо, отвожу руку назад. Коли, коли, коли! — учит центурион новобранцев…
Два!
Я поворачиваю кисть, чтобы гладий плотнее вошел в тело. Бельмастый смотрит на меня — в глазах удивление. Рот открывается. Черная дыра глотки. Извини, ты сам напросился.
За моей спиной — хриплый рев Виктора. Крики, торопливый топот. Приятели бельмастого решили нас оставить. Отлично.
Гарда упирается в мягкое. Я рывком припираю бельмастого к стене.
Вонь его дыхания режет глаза. Чеснок и много лука. Гнилые зубы.
Я моргаю. Приближаю голову к лицу ублюдка — он вздрагивает, словно пойманная рыбина. Пытается сорваться с крючка.
— Это мой меч, — говорю я негромко и выдергиваю клинок. — Я убиваю им своих врагов.
Отступаю на шаг.
Из его рта вырывается струйка крови, пачкает подбородок.
Бельмастый делает шаг. Падает на колени.
— Львы — говорит он. Жутким, потусторонним голосом. Я вздрагиваю.
— Смерть, смерть… никого не останется…
Кровь заливает мостовую, вокруг его ног расплывается пятно. В черной лужице отражается полоска неба над нашими головами.
— Слышите, римляне! Львы пожирают… львов… Львы! Львы!
Он дергается — и затихает. Кончено.
Виктор выглядит не на шутку обеспокоенным.
— Легат, я… я слышал про предсмертные предсказания… и он говорил… Он говорил… что… Я же слышал!
— Пошли, солдат. Это всего лишь еще один мертвый варвар.
* * *— Здесь, легат, — говорит Секст Виктор. — Наверху.
В сумерках дом кажется каменной горой. А мы идем в поход на живущего в пещере злобного Циклопа, пожирателя людей и овец.
Мда. Сомнительная метафора.
Потому что Одиссея тогда чуть не съели.
— Легат?
Я киваю. Мы поднимаемся по узкой лестнице. Гем, сидя на ступеньках, провожает нас мутным, равнодушным взглядом.
Третий этаж.
— Останься здесь, — говорю я Виктору хрипло. Голос внезапно сел. Я стою на пороге тайны — тайны, которая, возможно, изменит все.
— Да, легат, — Виктор кивает. Встает у двери в задумчивой позе. Ладонь на рукояти гладия.
Молодец, солдат.
* * *— Что это сегодня был за шум?
Мирца закручивает волосы в узел на затылке, поднимает вверх. Такую прическу делают знатные римлянки и дорогие гетеры. Но ей она тоже идет. С ее темными волосами и тонкой шеей — и кошачий изгиб спины! — Мирца хорошо смотрится.
Даже со своими синяками.
Она красивая. Теперь Мирца это знает. Как сегодня тот дезертир на нее смотрел… хотя он не дезертир, конечно… Но смотрел хорошо.
— Дезертир не поделил что‑то с Рыжим и Людоедом, — говорит она.
