Филип Фармер - Многоярусный мир: Гнев Рыжего Орка
Вольф и Анана — вот двое властителей, которые стали настоящими «людьми». Но когда-то и они были такими же безжалостными кровопийцами, как их сородичи.
Кикаха подошел к Манату Ворсион. И вдруг, несмотря на свою твердую решимость никогда ни перед кем не склоняться, будь то мужчина или женщина, упал на одно колено. Он ничего не мог с собой поделать; его переполняло ощущение божественности, исходившей от великанши. Тщетно разум твердил ему, что по рождению она не более богиня, чем он сам. Колено подогнулось так естественно, будто он с детства только этим и занимался.
Теперь, оказавшись вблизи от женщины, Кикаха заметил, что ее ожерелье сделано из живых насекомых типа светлячков, связанных вместе.
Прямо у него за спиной раздался громкий голос Лингваллана:
— Манату Ворсион! Великая Праматерь! Владычица наша! Прародительница всего сущего! Позволь представить тебе Кикаху!
— Встань, Кикаха, человек разносторонних талантов и безмерной хитрости, человек, не знающий поражений! — сказала Манату Ворсион. От ее мелодичного и мощного голоса по спине у Кикахи побежали мурашки, — Войди в мой дом как гость!
Ступив под арку, Кикаха с любопытством оглядел большой зал с винтовыми лестницами, вырезанными внутри еще цветущего дерева. Следуя за Лингвалланом, он поднялся по одной из лестниц. Освещались помещения в дереве исключительно солнечным светом, по крайней мере днем, хотя какие устройства проводили сюда свет, Кикаха не понял. Мебель в комнатах, соединенных арочными проходами без дверей, тоже была вырезана из дерева и как бы вырастала из пола. Каждую комнату украшали толстые ковры, живописные полотна, скульптуры и фонтаны.
Но Кикаху снедало желание узнать, зачем Манату Ворсион понадобилось приглашать его сюда, и он не стал терять время на разглядывание произведений искусства. Попав в отведенные ему покои, Кикаха тут же ополоснулся под водопадом, сбегавшим вдоль стены и пропадавшим в маленьких дырочках в полу. Когда он вышел из-под душа, его насухо вытерла молодая женщина, вполне способная на Земле выиграть звание «мисс Америка». Она же подала ему пару сандалий. Кикаха обулся — похоже, сандалии были здесь общепринятой формой обуви — и спустился по блестящей полированной лестнице. Лингваллан встретил его внизу и провел в трапезную — большую комнату, устланную мягким ковром, но совершенно без мебели. На ковре, скрестив по-турецки ноги, сидела владычица этой вселенной, а рядом с ней — двое громадных, но очень красивых мужчин и две огромные прекрасные женщины. Манату Ворсион представила их гостю, предложила ему сесть и затем сказала:
— С ними я делю свою постель.
«Со всеми сразу?» — подумал Кикаха.
— Они также мои любовники, — добавила Манату Ворсион. — Как ты знаешь, или должен знать, есть большая разница между любовниками и теми, с кем просто делишь постель.
Слуги вместе с Лингвалланом, бывшим, по-видимому, кем-то вроде старшего дворецкого, внесли блюда с овощами и фруктами, в том числе незнакомыми Кикахе, а также жареной свининой, олениной и дичью. Откусив кусок бутерброда, намазанного толстым слоем какого-то джема, Кикаха выпучил глаза, ощущая, как все тело задрожало от блаженства.
Бокалы, выточенные из морских раковин, содержали четыре разных напитка. В одном была вода; в другом — легкое восхитительное вино; в третьем — разбавленное виски; в четвертом оказался напиток, какого Кикахе пробовать еще не доводилось.
Он пил и ел, стараясь не переедать, а лишь насытиться. От мяса почти воздержался, чтобы оставить место еще для одного бутерброда с джемом. Заметив его сдержанность, Манату Ворсион одобрительно кивнула. На самом-то деле Кикахе хотелось не столько есть, сколько расслабиться и словить кайф, но он понимал, что сейчас это совершенно неуместно.
Вот что было бы уместно, подумал он, так это прекратить светскую беседу и попросить у хозяйки ответа на кое-какие вопросы. Но Великая Праматерь не спешила, что, в общем, вполне естественно для женщины, прожившей более тридцати тысяч лет.
После обеда все вышли на улицу посмотреть церемонию, организованную в честь гостя. Танцы были ярки, живописны и шумны, а песни полны упоминаний о мифах и легендах, не известных Кикахе. Лингваллан, стоя рядом с ним, пытался пояснить гостю их суть, но вскоре сдался, не в силах перекричать шума толпы. Впрочем, мифы Кикаху не волновали. Он хотел услышать хоть что-нибудь о своей судьбе от женщины, знающей толк в таких делах, — от «Владычицы нашей» Манату Ворсион.
Усталый, раздраженный, хотя и несколько возбужденный зрелищем, Кикаха улегся спать в своей комнате. Час зевал, вздыхал, ворочался на толстых перинах, лежавших на полу, но в конце концов все же уснул. Пробудило его сновидение: словно наяву он увидел лицо Ананы — совершенно несчастное лицо, появившееся из серых зловещих облаков.
Наутро, приняв душ, позавтракав — словом, проделав все необходимые, но отнимающие время процедуры, — Кикаха спустился по лестнице и вышел из дерева. Там его ждал еще один завтрак, сервированный на улице возле арки. Великанша не появлялась, пока Лингваллан не провел Кикаху по поселку и не показал все достопримечательности, объясняя их историю и значение. Кикаха кипел от злости. В какую вселенную ни попади, нигде не скроешься от назойливых гидов!
Но тем не менее он уяснил для себя, к какого рода властителям принадлежала Манату Ворсион. Она была благожелательным деспотом. То есть единолично решала, в какой окружающей среде должны жить ее лебляббии и какой общественный строй подходит им лучше всего. Почти вся суша на планете была покрыта джунглями, лесами, реками и озерами. Пустынь здесь не существовало вовсе, зато невысоких горных массивов было в изобилии.
По густым плодородным джунглям кочевали отдельные семьи или племена. Охота, рыбная ловля и сбор растительной пищи занимали у них по нескольку часов в день. Земледелие было сведено к маленьким садам и огородам. Досуг туземцы проводили в беседах (местные лебляббии были жутко словоохотливы) и в воспитании молодежи, собирались порой на племенные советы, занимались искусствами, устраивали спортивные состязания и совокуплялись. Последнее занятие представляло собой публичную игру, потому-то мужчины-победители и носили на членах разноцветные ленточки, а женщинам рисовали на животе треугольники. Эти голубые, зеленые и оранжевые знаки отличия означали первое, второе и третье место в очень популярных соревнованиях.
Женщины и мужчины обладали равными правами. Межплеменных войн здесь не бывало — вместо них проводились азартные и подчас очень жесткие спортивные игры с соседними племенами.
Короче говоря, если верить Лингваллану, подданные Манату Ворсион были счастливы, насколько вообще могут быть счастливы люди.
Кикаха, немало живший среди первобытных народов, знал, что безопасное и сплоченное племенное существование требует от людей почти абсолютного единогласия. Инакомыслящие представляли собой угрозу сообществу, и обычно с бунтарями расправлялись без всякой жалости. Если бунтовщик не смирялся и после сурового наказания, его изгоняли или убивали. Как правило, непокорные предпочитали смерть изгнанию. Жизнь вне племенного сообщества была невыносима для его членов.
Кикаха спросил об этом Лингваллана.
— Наша Владычица повелела, чтобы новаторов в области искусства или техники не зажимали. Но взрывчатые вещества и огнестрельное оружие у нас запрещены, как и двигатели, работающие на горючем. Властительница говорит, что железные предметы, за исключением предметов искусства, загрязняют землю, воздух и воды. Она рассказывала нам, что творится на твоей родной планете, Земле-1.— Он помолчал, пожал плечами и добавил: — Да мы этого и не хотим, а если и хотели бы, она бы не позволила.
— Но ведь вашей планете не грозит перенаселение, — заметил Кикаха. — Все тоаны регулируют рождаемость в своих вселенных, за исключением Земли-1 и 2. К примеру, Ядавин, бывший когда-то властителем Многоярусного мира, сократил прирост населения среди своих подданных очень просто — растворил во всех водоемах химикалии, частично препятствующие зачатию.
— Я ничего не знаю про Ядавина или других властителей, — сказал Лингваллан, — но наша мудрая властительница создала наши тела таким образом, что мы крайне редко способны к зачатию.
— И у вас нет ни убийств, ни краж, ни междоусобиц, ни сексуальных преступлений?
Лингваллан снова пожал плечами:
— Все бывает. Великая Праматерь говорит, что это неизбежно между людьми. Но племенные советы выносят вердикты, и приговоренный может апеллировать лишь к самой Манату Ворсион. Очень трудно избежать разоблачения, если ты кого-нибудь убил. Да и редко у нас такое случается. Сексуальных преступлений почти не бывает. За совращение ребенка до двенадцати лет полагается смертная казнь. Люди старше двенадцати могут совокупляться только по взаимному согласию. — Он подумал немного, потом сказал: — Угроза ребенку, как физическая, так и моральная или эмоциональная, карается смертью или изгнанием. Но я о таком отродясь не слыхал, ни в одном из племен. Дети — самое ценное, чем мы владеем, если, конечно, ребенком можно владеть.
