Энди Смайли - Адептус Астартес: Омнибус. Том I
Когда Колго вышел за пределы слышимости, Владимир вновь взглянул на боевые машины демонов, строительство которых завершалось прямо на глазах. Он взял в руки Клыки Дорна, их лезвия были покрыты шрамами от пылавшей на них крови демонов и пробормотал сам себе:
— Не ошибка ли, что я молился об этом?
К тому времени, как ударная группа Имперских Кулаков и Испивающих Души достигла Панпсихиона, отряд Прекса потерял ещё двух бойцов. В лабиринте отсеков и туннелей, где космодесантникам приходилось преодолевать каждую перемычку или узкий проход по двое или по трое, невидимые враги хватали их из тьмы. Клыкастые лица неясно вырисовывались во тьме, скрежеща зубами и плюясь желчью. Стены обрушались, под ногами внезапно разверзались ямы. Хихикающие твари мелькали в коридорах впереди, слишком быстрые, чтобы рассмотреть их или подстрелить. Одного Имперского Кулака затащили в камеру изломанные и окровавленные костлявые руки, к тому времени, как до него добрались боевые братья, в комнате уже было некого спасать, лишь куча искорёженного керамита на полу и кровь на стенах и потолке.
Второй был убит невидимыми руками прямо на глазах братьев. Когда же они попытались вытащить его из камеры, куда его волокли неведомые враги, голова воина повернулась практически полностью назад и позвоночник хрустнул. Силы, удерживавшие его, мгновенно исчезли, мёртвое тело рухнуло на палубу, и воцарилась тишина.
Так что ударная группа осторожно выходила на открытое пространство, оставив лабиринт за спиной и гадая, с какой стороны теперь ждать атаки.
— Что это за место? — спросил Луко, первым выходя из туннеля.
— Панпсихион, — прозвучал голос Прекса из — за спины, — эксперимент.
— Он был удачным? — спросил Луко.
— Он покоится здесь без использования вот уже двести лет, — отозвался Прекс. — Сойдёт за ответ?
Округлое пространство Панпсихиона было очерчено гладкими стенами, украшенными мозаикой. Линии из ярких цветных камней складывались в названия сотни великих битв из истории Имперских Кулаков, окружённые сложной геральдикой, спиралью завивавшейся в бесконечный узор. Даже имя Терры было среди прочих, напоминая, какую роль сыграли Имперские Кулаки в битве за Дворец Императора десять тысяч лет назад.
В центре Панпсихиона было устройство из стали и кристалла, достигавшее потолка, что — то вроде переплетающихся паутин, в которых были подвешены срезанные плиты и куски кристаллов, похожих на гигантские драгоценные камни. Цветная радуга отражалась от каждой поверхности, создавая сумасшедший клубок форм и света, отрицавший всякую возможность рассмотреть его как нормальный объект в трёх измерениях.
Нога Луко потревожила оковы, лежащие на полу. Они были одними из дюжин, лежавших вокруг устройства.
— Некоторые враги не поддаются обычным техникам допроса, — пояснил Прекс. — В том числе — псайкеры. Панпсихион был построен, чтобы обрушивать их ментальные барьеры.
— Эта машина, — сказала сестра Эскарион, — служила для измельчения человеческих душ? Инквизиция использует подобные устройства, но с переменным успехом. И я никогда не видела ни одного подобного размера.
— Всё это дела прошлого, — ответил Прекс, — мы должны продвигаться. Мы уже рядом с трюмами, но мы не можем позволить себе медлить более.
Дрожь прошла по всей комнате. Из трещин в потолке просыпалась куча пыли, мозаики на стенах потеряли кусочки. Устройство Панпсихиона засветилось и замерцало, когда его кристаллы вздрогнули и со скрежещущим звуком, идущим из — под палубы, начали вращаться.
— Многие здесь умерли? — спросил Луко, припадая к земле, когда комнату встряхнуло ещё сильнее.
— Это зависит от того, — ответил Прекс, — что ты понимаешь под словом «умерли».
Призраки пленных, прикованных к палубе, засверкали в странном свете, исходящем от измельчающего души устройства. Вспышки молний заплясали по стенам.
— Вперёд, — рявкнул Луко, — Бегите напролом. Не дайте ему шанса…
Фраза Луко была прервана взрывом энергии, прокатившимся по Панпсихиону. Космодесантников оторвало от палубы и расшвыряло по стенам, мозаика в местах ударов разлетелась вдребезги. Кандалы из молний удерживали их на местах, противостоя их силам. Мутировавшая рука Грэва вырвалась из хватки, преодолев сопротивление, но в остальном его крепко удерживали на месте.
Луко попытался закрыть глаза, но та же сила, что удерживала его на месте, не давала этого сделать. Он с усилием повернулся на бок и стал отталкиваться рукой и ногой, чувствуя, как поддаются оковы.
— Сопротивляйтесь! — взревел он, перекрикивая нарастающий шум, смесь грохота с завываниями, от которых ныли кости, исходивший от уничтожителя душ, превратившегося во множество шарнирных рук, усеянных светящимися кристаллами.
— Сопротивляйтесь ему! Сражайтесь!
Оковы Луко распались. Он сполз на пол, всё ещё отталкиваемый пульсирующей стеной психической энергии, исходящей из центра зала. Он видел, как кричит сестра Эскарион, её неулучшенное тело билось о стену, как игрушка в руках злобного ребёнка.
Преодолевая боль, Луко сделал шаг к центру комнаты. Призраки, прикованные к полу, корчились, немыслимо извиваясь, когда он шагал сквозь них, прокладывая себе путь.
«Всё чего я хочу — упокоение», — раздался голос в его затылке.
— Нет, — сказал Луко. — Нет. Убирайся! Пошёл вон!
Он с усилием сделал ещё один шаг.
Он скользнул взглядом по своим рукам. Перчатки с молниевыми когтями исчезли. Его руки покрылись разрывами и гнилью, разъеденная болезнями мёртвая плоть слезала с костей.
Он заставил себя увидеть перчатки, и они затрещали перед глазами, наваждение исчезло из его разума.
— Не верьте ему! — прокричал он, не зная, слышит ли его хоть кто — нибудь.
— Мы — космодесантники! Мы не ведаем страха!
Сила исчезла. Луко повалился на пол. Но это была не палуба корабля — это была грязь, влажная и глубокая. Рука, выброшенная им вперёд, чтобы удержаться, утонула по локоть в грязи, и он почувствовал на своем лице холод, исходящий от глины.
Что — то свистнуло над головой. Артиллерийский снаряд. Звук перестрелки шёл со всех сторон.
Луко был окружён войной. Грязь и окопы, батальоны, бросающиеся в убийственные атаки, армии, сошедшиеся лицом к лицу в плотных джунглях и руинах городов. Пылающий истребитель, расчертил небо над головой подобно комете. Линкоры опрокидывались, скидывая тысячи в море, покрытое горящей нефтью.
Луко бывал на войнах раньше. Он провёл на них свою жизнь. Но эта отличалась. Она была одновременно каждой из тех, что он видел, о которых слышал или мог вообразить, все они наслаивались друг на друга, в ужасающую мешанину сплошного противостояния и смерти.
Он мог видеть, как гибнут миллиарды. Он мог видеть лицо каждого погибшего мужчины и женщины, невзирая на то, насколько удалённой или случайной была их смерть. Они сражались вдоль заполненных кровью траншей, удерживая кишки внутри себя, огонь лазеров жёг их тела, они молили Императора даровать им смерть. Эти несчастные численностью с целый легион ползали на брюхах, ослепшие от облаков агрессивных газов, выблёвывая кровавыми струями свои внутренности. Они кричали в тишине, звук покидал их голоса, пока они боролись с оползнями и рушащимися зданиями, хоронящими их под своими обломками. Лёгкие кричали в безуспешных попытках сделать вдох, органы и конечности разрывались. Они падали с небес и сходили с ума от слепого ужаса тысяч полей сражений, несущихся им на встречу. Они тонули. Они горели заживо.
Бесконечное поле битвы простиралось во все стороны от Луко, на дистанции, которые он был способен охватить разумом, и какой — то чудовищный трюк в системе измерений подсказывал ему, что длилось оно вечно. Оно было над ним, где объятия пустоты вырывали дыхание и жизнь из экипажа подбитого космического корабля. Оно кипело под ним, в жуткой жаре и смоляной тьме, где армии сражались, словно крысы, не различая друзей и врагов, деградировавшие до ужасных зверей, рвущих друг друга голыми руками и зубами.
Вес всего этого, уверенность в бесконечности этого насилия обрушились на Луко так, что он не мог подняться на ноги. Он был в отвратительной траншее, забитой телами, в плотоядных джунглях, омерзительно воняющих гниющими трупами, в разрушенном городе, где люди умирали в жестоких боях внутри зданий и на перекрёстках улиц, ставших смертельными ловушками, внутри корпуса гибнущего космического корабля, наполненного тьмой и огнём. Он был в сердце каждой войны, уже прошедшей или ещё только грядущей, перед ним чередой проходили все насильственные смерти, которые когда — либо видела галактика.
Тело его гнило, поскольку он был мёртв, и всё же он не мог умереть. Смерть сама по себе не была выходом. Ему предстоит провести вечность, наблюдая всё это здесь.
