Атлас Преисподней (ЛП) - Сандерс Роб
Каким бы ни было чудовищное происхождение демона, Фалангаст нашел его запертым в теле одинокого мутанта в услужении у простого земляного шамана в лесу Илк на Горме. Годы службы шаману, а затем Фалангасту износили тело несчастного мутанта до предела, поэтому, когда однажды на Танкресс Минор существо оказалось рядом с печатным камнем, реликвией крестового похода Форнакса Адвентиста, оно стало выглядеть так, будто на нем практиковался вивисектор. Святое воздействие камня разбило сосуд из плоти на части и могло бы вновь спустить с цепи всю ужасную мощь Гессиана Анафемика, если бы не ограждающие силы, которыми также был наделен этот камень. Через три часа бешеного сопротивления, извергая мощь варпа сквозь изуродованную, обвисшую плоть, существу удалось разбить священный камень и избавиться от его воздействия. Но к тому времени Фалангаст успел запереть дух в новом сосуде, теле одного из своих мальчиков‑вассалов. Темный мистик совершил поспешный, но необходимый выбор, ибо никто иной из экипажа или пассажиров корабля не вызвался бы на такой поступок.
И теперь красивое лицо этого юнца – Клют, к сожалению, никогда прежде не интересовался, как его звали – взирало на инквизитора, и единственным недостатком в его адонисовом совершенстве были едва видимые угловатые буквы под кожей. Иногда на них попадала тень, и тогда ясные черты лица превращались в страницу Табула Делетум. Это было еще одно средство сдерживания, которое Фалангаст ввел прямо в измученную плоть несчастного паренька, как только доставил Гессиана в хирургический блок «Малескайта». Он внедрил ему под кожу тысячи знаков из первого печатного пресса Эразма Бельтайна, той самой машины, на которой перепечатывались религиозные тексты из Библиа Инсертитус во время Палатинского Скептоборчества. Процедура длилась не один день и, несомненно, ограничила наиболее разрушительные способности Анафемика, но все на борту, включая Клюта, чувствовали себя лучше, зная, что демонхост надежно скован.
– Она права, – сказал инквизитор Эпифани, не обращая внимания на богохульное приветствие Гессиана. – Объяснись, – строго добавил он, присоединяясь к возмущению капитана Торрес. С каждым словом его голос становился все подозрительнее.
Девушка капризно поджала губы, а демон позади нее ухмыльнулся Клюту с видом какого‑то самодовольного простака.
– Гессиан здесь, – начала она и прервалась, чтобы осушить содержимое пылающего бокала Торкуила, – потому что должно случиться что‑то плохое, и он нам понадобится.
И, как всегда, варповидица оказалась права.
Туш
АКТ I, ПЕСНЬ II
Археопалуба, вольный торговый корабль «Малескайт», Око Ужаса
Те же
Что‑то пошло не так. Клют это чувствовал.
Это была не мысль, не подозрение, но настоящее физическое ощущение чего‑то странного. Как если слишком быстро всплыть на поверхность или испытывать давление, которое негерметично запечатанный шлюз оказывает на внутреннее ухо. Звуки как будто замедлились и исказились, и на миг все превратилось в собственный негатив. Черное стало белым, контрастные лица обернулись жуткими масками. Клют подумал, не Гессиан ли это творит, но выражение лица демонхоста было такое же, как у самого инквизитора – смесь смятения и легкого дискомфорта.
Когда чувства Клюта вернулись в норму, он нутром ощутил нарастающее дурное предчувствие, и снова это было что‑то скорее физическое, чем эмоциональное, глубокая, чужеродная дрожь, которая как будто нарастала и в нем, и во всем вокруг. Звуков не было, однако все пронизывал низкий резонанс.
Внезапно поднялась закованная в керамит рука. Торкуил закричал, несмотря на то, что вся палуба погрузилась в тишину.
– Свод!
Клют развернулся на месте.
Затерянный Свод Уриэн‑Мирдисса… ожил.
– Инквизитор… – с растущей тревогой начала говорить Торрес.
– Они его активировали? Так быстро? – Клют осыпал Реликтора вопросами, но тот уже шагал мимо, к грохочущим варп‑вратам.
– Невозможно! Они только начали, – резко ответил он, пресекая все сомнения, что археоксенологам уже удалось активировать древний артефакт. Это было бы все равно что с первой попытки наткнуться на золотую жилу.
Клют пошел на различные меры предосторожности: размещение в ангаре, присутствие савларцев, прикрепленный прометий – но все это строилось на предположении, что однажды Торкуил и механикус сделают невозможное возможным и смогут проникнуть во врата. Инквизитор никогда всерьез не думал о том, что их могут открыть и изнутри. Возможно, это и было весьма глупо с его стороны, но он так долго прислушивался к Реликтору, который оценивал их шансы на успех как ничтожные, что даже не считал, что это окажется реальностью.
Торрес начала отрывисто отдавать приказы энсину, потом бросила это дело и завопила хемопсам через весь ангар:
– К детонаторам!
– Отставить! – возразил Клют, изо всех сил стараясь удержать события под контролем. Он понимал опасения капитана, но не хотел, чтобы Свод разлетелся облаком варп‑пыли. Только в случае крайней необходимости. Они слишком многим рисковали, чтобы добыть его.
– Занять оборону! – проревел Клют сборищу потрепанных бойцов. Преданный стюард‑сержант Рурк упал на одно колено и осенил себя аквилой, прежде чем раздать несколько подзатыльников и растолкать одурманенных гвардейцев по позициям.
Выражение лица капитана немного смягчилось. Хемопсы, наставившие свой разнообразный арсенал из подобранных где попало лазкарабинов, автоганов и дробовиков на варп‑врата, придали ей больше уверенности в безопасности корабля. И все же она не хотела рисковать и прогнала энсина с приказом охранять дверь ангара и изолировать археопалубу от остальной части судна.
Пока капитан и Торкуил вразнобой осыпали механикус и савларцев вопросами и приказами, Клют остался наедине с Эпифани и порождением пустоты Гессианом. Демонхост без всякого выражения посмотрел на него древними глазами на юном лице. Прорицательница просто пожала узкими плечиками.
– Разве ты не этого хотел?
– Что я хочу, Эпифани, – взъярился на нее Клют, – так это меньше загадок и больше предупреждений!
Он швырнул бокал на металлическую палубу и зашагал к Своду. Ни Эпифани, ни демон не последовали за ним. Возможно, Клют должен был воспринять это как знак, но он зашел уже слишком далеко, слишком многое принес в жертву и потратил слишком много лет своей жизни ради этого мгновения, и теперь не собирался отступать. Инквизитор пересек ангар и пошел навстречу своей судьбе.
Сунув руку под плащ, Клют неосознанно взялся за пистолет. Он считал, что инквизитора можно оценить по оружию, и то, чем он был вооружен, ясно показывало, как он изменился. До рискованного путешествия в Око и сделок с тьмой Клют был главианцем до мозга костей. Главия производила одни из самых качественных видов игольного оружия в известной части вселенной, и в годы дознавательской молодости он был гордым владельцем пары тамошних «Серебряных языков‑770». Однако вскоре он обнаружил, что таким оружием в Оке мог пользоваться лишь глупец. Игломет – элегантное орудие убийства, но здесь, в окружении стольких врагов, обладающих невероятной изобретательностью и способностями, Клюту нужно было нечто, обладающее большей убойной силой и возможностью поражать искаженные, богомерзкие существа. Что может сделать даже самый современный токсин бездушным и зачастую бескровным существам, блуждающим по тонкой грани реальности и ирреальности?
Так что главианским пистолетам пришлось уйти со сцены. Хотя они скорее не ушли, а были проглочены подземным змеем‑удильщиком, на которого инквизитор наткнулся в Шахтах Плоти Марриара. Замена была практически полной противоположностью иглометов и ранее принадлежала другу, которого Клют потерял на Фибос‑4. Обарбус Кин был кадианским карателем, и его хладнокровные, жесткие советы оказались весьма ценны для Клюта. Однако инквизитор не мог признаться ему, какова его настоящая цель в Оке Ужаса. Он воспользовался услугами кадианца, прикрывшись ложными мотивами, и послал хорошего человека на смерть ради еретической лжи. Все, что осталось от бескомпромиссного Кина – бескомпромиссное оружие, приспособленный для ближнего боя дробовик с рычажной перезарядкой, который был разработан в касрах Кадии. Первоначально это было оружие с глушителем, предназначенное для боя на тесных улицах и переулках мира‑гарнизона, но Кин обрезал ствол и сделал из него помпезного вида пистолет. Так теперь его и использовал Клют, в какой‑то мере для того, чтобы почтить память солдата.
