Джо Аберкромби - Кровь и Железо
— Люди. Вооруженные, но не очень хорошо. Около сотни. По большей части молодежь и старики, направляются на юг и на запад. — Ищейка показал вдоль дороги.
Тридуба кивнул:
— В Инглию. Значит, он не шутит, Бетод. Он действительно воюет с Союзом. Ему никогда не хватит крови! Он посылает в бой всех, кто может держать копье.
В этом, в общем-то, не было ничего удивительного. Бетод никогда не довольствовался полумерами. Либо все, либо ничего — так он действовал и не заботился о тех, кого убьют по дороге.
— Всех до единого, — бормотал Тридуба. — Если шанка сейчас перейдут горы…
Ищейка огляделся вокруг: нахмуренные, озабоченные, грязные лица. Он знал, о чем говорит Тридуба; они все понимали это. Если шанка придут сейчас, когда на Севере нет никого, способного противостоять им, то происшествие на ферме покажется пустяком по сравнению с их делами.
— Мы должны кого-то предупредить! — воскликнул Форли. — Мы должны предупредить их!
Тридуба покачал головой:
— Ты слышал, что сказал Трясина. Йоль мертв, и Гремучая Шея мертв, и Сайвинг тоже. Все они мертвы, все вернулись в грязь. Бетод теперь король Севера.
Черный Доу сморщился и плюнул в землю.
— Плюй сколько хочешь, Доу, но факт остается фактом, — продолжал Тридуба. — Больше некого предупреждать.
— Некого, кроме самого Бетода, — пробормотал Ищейка, и ему было совсем не весело говорить это.
— Тогда мы должны предупредить его! — Форли обвел их всех отчаянным взглядом. — Может быть, он бессердечная сволочь, но ведь он человек! Он лучше, чем плоскоголовые, разве нет? Мы должны сказать хоть кому-то!
— Ха! — презрительно хохотнул Доу. — Ха! Ты думаешь, он нас послушает, Слабейший? Ты забыл, что он нам сказал? Нам и Девятипалому? «Идите и никогда не возвращайтесь!» Ты забыл, что он едва не прикончил нас? Ты забыл, что он ненавидит любого из нас?
— Он нас боится, — сказал Молчун.
— Да, ненавидит и боится, — проворчал Тридуба. — И правильно делает. Потому что мы сильны. Мы — названные. Нас знают. Мы те люди, за которыми пойдут другие.
Тул кивнул своей огромной головой:
— Точно. Я тоже не думаю, что в Карлеоне нас встретят с радостью. Скорее с копьями в руках.
— Я не сильный! — крикнул Форли. — Я же Слабейший, это каждый знает! У Бетода нет причин бояться меня и ненавидеть. Я пойду!
Ищейка с изумлением взглянул на Форли. Все поглядели на него.
— Ты? — переспросил Доу.
— Ну да, я! Возможно, я не боец, но и не трус! Я пойду и поговорю с ним! Вдруг он меня послушает.
Ищейка смотрел на Форли во все глаза. Никто из них так давно не пытался найти выход из затруднительного положения с помощью слов, что это казалось невероятным.
— Кто знает, вдруг и послушает, — пробурчал Тридуба.
— Он может тебя выслушать, — сказал Тул. — А потом убить к чертовой матери. Слышишь, Слабейший?
— Шансов у тебя не много, — покачал головой Ищейка.
— Наверное. Но стоит попытаться, разве нет?
Они обменялись обеспокоенными взглядами. Форли, без сомнения, доказал, что у него крепкий костяк, но Ищейке не нравился его план. Этот Бетод — слишком непрочный крюк, чтобы вешать на него свои надежды. Очень непрочный крюк.
Но, как и сказал Тридуба, больше никого не осталось.
Слова и пыль
Кюрстер приплясывал внутри фехтовального круга, встряхивал длинными золотистыми волосами, махал рукой толпе и посылал воздушные поцелуи девушкам. Публика хлопала, завывала и улюлюкала, глядя на гибкого юношу, проделывавшего свои эффектные номера. Он был адуанец, офицер личной королевской охраны.
«Местный мальчик, и такой популярный».
Бремер дан Горст стоял, опершись на барьер, и наблюдал за противником сквозь опущенные веки. Его рапиры на вид были необычно тяжелыми, огромными и побитыми, словно от частого использования; возможно, слишком тяжелыми, чтобы действовать ими быстро. Сам Горст тоже выглядел слишком тяжелым для быстрых движений: огромный и с толстой шеей — бык, а не человек, более похожий на борца, чем на фехтовальщика. С первого взгляда он казался обреченным на поражение в этой схватке. Большинство людей в толпе, по-видимому, сочли именно так.
«Но только не я».
Человек, принимавший ставки на участников поединка, выкрикивал цифры и собирал деньги от толпившихся вокруг него людей. Почти все ставили на Кюрстера. Глокта повернулся к принимавшему ставки и спросил:
— Сколько сейчас за Горста?
— За Горста? — переспросил тот. — Один к одному.
— Я ставлю двести марок.
— Прости, приятель, я не смогу это покрыть.
— Хорошо, тогда сотню, пять к четырем.
Тот на мгновение задумался, поднял глаза к небу, производя в голове вычисления, и кивнул:
— Принято.
Глокта снова откинулся на спинку скамьи. Он слушал, как арбитр объявляет имена соперников, и глядел на Горста, закатывавшего рукава рубашки. Его предплечья были толстыми, как древесные стволы. Мощные узлы мускулов заиграли, когда он принялся разминать мясистые пальцы. Горст вытянул толстую шею в одну сторону, потом в другую, затем взял у секунданта рапиры и произвел пару пробных уколов. Лишь немногие в толпе отметили это — люди отвлеклись, приветствуя Кюрстера, как раз выходившего на свою позицию. Но Глокта заметил.
«Он быстрее, чем можно предположить по виду. Гораздо быстрее. Его тяжелые рапиры уже не кажутся такими неуклюжими».
— Бремер дан Горст! — выкрикнул арбитр.
Верзила не спеша занял свою позицию. Его приветствовали весьма скудные аплодисменты: такой громоздкий бык не соответствовал представлениям зрителей о том, как должен выглядеть фехтовальщик.
— Начинайте!
В поединке не было ничего изящного. Горст сразу принялся орудовать тяжелой рапирой — широкими беспорядочными взмахами, словно чемпион-дровосек, рубящий сучья. При каждом ударе он издавал низкое утробное рычание. Это было странное зрелище: один из противников участвовал в фехтовальном состязании, а другой как будто всерьез бился не на жизнь, а на смерть.
«Парень, тебе же нужно дотронуться до него, а не разрубить надвое!»
Но, наблюдая за ним, Глокта осознал: эти могучие удары не такие уж неуклюжие, они хорошо рассчитаны по времени и нанесены очень точно. Кюрстер смеялся, когда отпрыгивал от первого мощного взмаха, и улыбался, уворачиваясь от третьего, но к пятому его улыбка уже погасла.
«И вряд ли она вернется».
Нет, это совсем не изящно.
«Зато мощно, ничего не скажешь».
Кюрстер отчаянным движением нырнул под новый рубящий удар.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});