Фрэнк Херберт - Еретики Дюны
Значит, это отверстие через полноохватный экран Защитного поля сделано недавно.
Тормса исчез в этом отверстии.
Словно бы переключили кнопку: видения памяти Данкана изменились. Он был в библиотеке не-глоуба вместе с Тегом. Проектор показывал им серию видов современного Ясая. Идея современного возымела на него странное действие. Барони был современным юродом, если думать о современном, как соответствии всем нормам жизни своего времени. Он полагался исключительно на суспензорные путеводные трассы для перемещения людей и материалов — и все эти трассы находились высоко. Никаких отверстий для входа на уровне земли. Данкан объяснял это Тегу.
План материализовался в его памяти, превратясь в город, который использовал каждый возможный квадратный метр вертикального и горизонтального пространства. Путеводные трассы требовались только для станций универсальных транспортных коконов.
Тег проговорил:
— Идеальной формой была бы клубневидная с плоской крышей для топтеров.
— Харконенны предпочитали квадраты и прямоугольники.
Это было правдой.
Данкан припомнил Барони с такой ясностью, что содрогнулся.
Суспензорные тракты тянулись как норы червей — прямые, изогнутые, изгибавшиеся под косыми углами… вверх, вниз, вбок. Кроме прямоугольной абсолютности, наложенной по прихоти Харконненов, Барони был построен по особому критерию для населенности: максимальная плотность при минимальном расходовании материалов.
— Плоская крыша была единственным ориентированным на человека пространством в этом проклятом месте, — он припомнил, как говорит это Тегу и Лусилле вместе.
Там, на вершине, были роскошные апартаменты, и сторожевые станции по всем краям, парковкам топтеров, у всех доступов снизу, вокруг всех парков. Люди, жившие на вершине, могли позабыть о массе плоти, корчившейся в дикой тесноте прямо под ними. Ни один звук или запах от этого людского скопища не доходил до верха. Слуг заставляли принимать ванну и переодеваться в гигиенические одежды перед тем, как войти туда.
Тег задал вопрос:
— Почему же так плотно стиснутые людские массы позволяли себе жить в такой тесноте?
Ответ был очевиден, и Данкан его объяснил:
— Вне города была опасная местность. Управляющие городом представляли ее даже более опасной, чем она на самом деле была. Кроме того, немногие знали о лучшей жизни за пределами города. Единственная лучшая жизнь, о которой они знали, была на вершине. И единственный путь туда лежал через абсолютно раболепную услужливость.
— Это произойдет, и ты ничего не сможешь с этим поделать!
Это уже совсем другой голос отдался эхом в черепе Данкана. Он ясно его слышал.
Пол!
«До чего же странно», — подумал Данкан. Было высокомерие в ясновидении, такое же, как высокомерие ментата, который держится за свою колючую логику.
«Я никогда прежде не думал о Поле, как о высокомерном». Теперь Данкан смотрел в зеркало на свое собственное лицо, Частью ума он понял, что это — одно из воспоминаний его исходной жизни. Внезапно зеркало стало другим — и отражение его лица в нем тоже стало выглядеть совсем иначе. Смуглое округлое лицо начало приобретать более жесткие очертания, словно бы он достиг зрелости. Он заглянул в собственные глаза. Да, это его глаза. Однажды он слышал, как некто описывал его глаза как «сидящие в пещере». Глубокие глазницы над высокими скулами. Ему говорили, что трудно понять, синие у него глаза или темно-зеленые, если только свет не падает прямо на них.
Это говорила женщина. Он не мог припомнить эту женщину.
Он постарался поднять руку и коснуться волос, но руки ему не подчинялись. Затем он припомнил, что его волосы выбелены. Кто это сделал? Старуха. Его волосы больше не были шапочкой темных колечек.
И герцог Лито смотрел на него в дверном проходе обеденного зала на Келадане.
— Сейчас мы поедим, — сказал герцог. Это был королевский приказ, но высокомерия не чувствовалось, поскольку его устраняла слабая улыбка, как бы говорящая: «Кто-то же должен это сказать».
«Что происходит с моим умом?»
Он припомнил, как идет за Тормса к тому месту, где, как сказал Тормса, их будет ждать не-корабль.
Это было большое здание, возвышавшееся в ночи. Вокруг главного здания разбросаны пристройки поменьше. Они, вроде бы, заселены, из них слышались голоса и звуки работающих машин. Ни одного лица не появилось в узких окошках. Ни одна дверь не открывалась. Данкан уловил запах пищи, когда они проходили мимо самой большой из пристроек. Это напомнило ему, что они ели только сушеные полоски какой-то кожистой штуковины, которую Тормса называл «походной пищей».
Они вошли в темное здание.
Вспыхнул ослепительный свет.
Из глаз Тормсы брызнула кровь.
Темнота.
Данкан поглядел на лицо женщины. Он и прежде видел лицо, подобное этому: единичный трайд, вынутый из голографического фильма. Где же это было? Где же он его видел? Почти овальное лицо, чуть расширяющее колбу, отсюда легкая ущербинка в идеальности его изгибов.
Она проговорила:
— Меня зовут Мурбелла. Ты этого не запомнишь, но я доверяю тебе мое имя, поскольку помечаю тебя. Я тебя выбрала.
«А я все же тебя помню, Мурбелла.»
Зеленые глаза, широко расставленные под изогнутыми бровями, приковывали взгляд к ним одним, лишь позднее начинаешь разглядывать подбородок и небольшой рот. Рот был полным — из тех губ, которые складываются сердечком, когда хозяйка задумчива.
Зеленые глаза смотрели в его глаза. До чего же холодный взгляд. Какая же сила в нем.
Что-то коснулась его щеки. Он открыл глаза. Значит, это не память! Все это происходит с ним сейчас. Происходит сейчас! Мурбелла! Она сперва была здесь, потом его покинула.
Теперь вернулась. Он припомнил, как проснулся обнаженным на мягкой поверхности… на спальном матраце. Да, его руки узнают этот матрац.
Прямо над ним раздетая Мурбелла, зеленые глаза смотрят на него с жуткой напряженностью. Она коснулась его одновременно во многих местах. Тихое жужжание вырвалось из ее губ.
Он ощутил быструю эрекцию, жесткую до боли.
В нем не было сил сопротивляться. Ее руки двигались по его телу. Ее язык. Жужжание! Ее губы всюду касались его тела. Соски грудей скользнули по его щекам, по его груди. Когда он увидел ее глаза, то в них был продуманный умысел.
Мурбелла вернулась, она опять это делает! Через правое плечо он мельком увидел, широкое плазовое окно — и Лусиллу с Бурзмали позади него. Сон? Бурзмали прижал ладони к плазу. Лусилла стояла со скрещенными руками, на ее лице смешанное выражение ярости и любопытства.
Мурбелла пробормотала в его правое ухо.
— Мои руки — огонь.
Ее тело закрыло лица за плазом. Он ощущал огонь всюду, где только она его касалась.
Пламя резко захлестнуло его ум. Скрытые места внутри его ожили. Он увидел красные капсулы, словно полоску сверкающих колбасок, проносящуюся перед его глазами. Он ощутил горячку, он был поглощен капсулой, возбуждение полыхало в его сознании. Эти капсулы! Он узнал их: это был он сам, это были…
Все Данканы Айдахо, и первоначальный, и все гхолы один за другим возникли в его уме. Они были, как взрывающиеся коробочки семян, отрицающие весь другой жизненный опыт, кроме самих себя. Он увидел, как его сокрушает огромный Червь с человеческим лицом.
«Проклятье тебе, Лито!»
Сокрушает, сокрушает и сокрушает… снова и снова.
«Проклятье тебе, проклятье тебе, проклятье тебе…»
Он погиб под сардаукарским мечом. Боль вспыхнула яркой вспышкой, и вспышку эту поглотила тьма.
Он погиб в катастрофе на топтере. Он умер от ножа убийцы — Рыбословши. Он умирал, умирал и умирал.
Памяти иных жизней затопляли его до тех пор, пока он не стал дивиться, как же он может вместить их все. Сладость новорожденной дочери, которую он держит на своих руках. Мускусный запах страстной супруги. Каскады ароматов славного данианского вина. Упражнения до одышки в гимнастическом зале.
АКСЛОЛЬТНЫЕ ЧАНЫ!
Он припомнил, как раз за разом выходит из них: высокие огни и мягкие механические руки. Эти руки крутят его, и несфокусированным зрением новорожденного он видит огромную гору женской плоти — чудовищную в своей почти неподвижной массивности… лабиринты темных трубок, опутывающие, приковывающие его тело к гигантским металлическим контейнерам.
АКСЛОЛЬТНЫЙ ЧАН?
Он задохнулся, охваченный этими воспоминаниями всех жизней, обрушившихся на него. Все эти жизни! Все эти жизни!
Теперь он припомнил, что тлейлаксанцы вмонтировали в него спящие знания, которые ждали только этого момента соблазнения Геноносительницей Бене Джессерит.
Но это совершила Мурбелла, — а она не Бене Джессерит.
Она, однако, оказалась под рукой, чтобы заработало запрограмированное тлейлаксанцами.
