Справедливость для всех, т.I "Восемь самураев" - Игорь Николаев
— Мы уже говорили об этом… — вымолвила Елена. — И я продолжала думать. Нельзя прийти к людям и сказать «я ваш правитель». Ну, то есть можно, только мне кажется, добром это не закончится. Потому что… Много званых, но мало избранных.
Елена задумалась на мгновение, соображая, удачно ли получилось щегольнуть случайно задержавшейся в памяти цитатой. Артиго по своему обыкновению молчал, внимательно слушая, и женщина решила, что в любом случае поздно перетолковывать, надо гнуть мысль дальше.
— Придется объяснить людям ясно и понятно, каждому по его разуму — почему именно «ваше величество» достойно владеть империей. А прочие, соответственно, недостойны. И для этого нам самим надо понимать, что такое «империя». Почему и для чего она существует. На каком основании?
— Империя есть империя, — сумрачно произнес Артиго. — Она и была, и пребудет.
— Да, — согласилась Елена. — Но Старая Империя и новая, это совершенно иные сущности. Название одно, содержание абсолютно разное. И если… — она помолчала, вновь переживая катастрофический дефицит понятий в общем языке Ойкумены. — Если сейчас наступил черед нового… перелома, империя тоже необратимо изменится. Вновь. Прежние времена уже не вернуть, если бежать за этой телегой — проиграем. Кроме того…
Слог к слогу, слово к слову, и сами собой получались фразы, отраженные в рассуждениях смыслы, над которыми женщина задумывалась множество раз.
— Империя сейчас и прежде — дом, который собран из кирпичиков обоюдных клятв. Есть умный человек, администратор — есть дело и успех. Нет человека — нет дела и тем более успеха. Но это как… — Елена даже пощелкала пальцами, выбирая нужные слова. — Детские штанишки на лямке. Из них надо вырастать. Пора вырастать, за столько веков то… Государство должно стоять на общеобязательных правилах, институтах и кодексах.
Тут Елена поймала взгляд Артиго. Подросток смотрел на женщину округлившимися глазами, чуть приоткрыв рот, и ораторша поняла, что, увлекшись, вставляла в речь привычные русские слова — «кодекс», «институт», «государство».
— Я объясню, что это значит… позже, — пробормотала она.
Артиго медленно закрыл рот, по его лицу будто прошла невидимая волна, стирая эмоции. Несколько мгновений — и парень снова казался оживленной куклой.
— Изобрести новую… Ойкумену? — уточнил он.
— Да. Придумать идею империи, которую можно продать людям.
— Продать… идею… — процедил Артиго с таким видом, словно пробовал на вкус новые слова.
— Да. А большой город — это церковь, люди божьи, которые знают Свитки хоть как-нибудь. И Шапюйи — юрист. Чтобы делать умные вещи, надо общаться с умными людьми, которые знают больше нас.
Артиго помолчал, затем кивнул и ответил:
— Соглашусь. И танцы.
— Что?..
— Учитель танцев, — Артиго посмотрел на женщину с недетской строгостью и напомнил. — Этикет! В бою ты движешься с изяществом змеи. Однако вне сражения твои жесты грубы, лишены изящества. Грация должна быть во всем и всегда. Иначе ты не станешь своей в беседах со значимыми людьми. Тебя будут и дальше воспринимать лишь как моего охранника и лекаря, не более.
— Да-да, фамильяр должен соответствовать гос… покровителю, — досадливо кивнула женщина и задумалась, пытаясь вспомнить, когда она последний раз танцевала. Получалось, что в прошлой жизни. Девочка Лена танцами особо не увлекалась, а затем… не до того приходилось.
— Танцы, — повторила она, мечтательно щурясь и представляя, как здорово было бы пуститься в пляс, нагрузить мышцы не сотнями повторений убийственных приемов, а веселой беззаботной усталостью.
Артиго размеренно, как механический болванчик, трижды кивнул и отвернулся, показывая всем видом, что разговор пока завершен.
Однако удивительный собрался табор, в котором смешались разные люди всех сословий. И мы все же направляемся в славный город Дре-Фейхан, подумала Елена. Долгим, извилистым путем, который стал изрядно скользким от пролитой крови, однако все же идем. Поневоле задумаешься о божьем промысле, он ведет покорного, а упрямого тащит, прикладывая попутно физиономией о все кочки.
Сложившаяся уже привычка решать внезапные проблемы толкнула женщину к приближающемуся Кондамину Шапюйи. Но тут некстати (или наоборот) одна из медицинских лошадей переступила слишком сильно, тряхнув носилки, Кадфаль пришел в себя. Искупитель застонал сквозь зубы, мешая ругательства с обрывочными словами молитвы Параклету. При этом раненый повторил несколько раз странное, неизвестное лекарке слово «Катехон».
И Елена решила: хватит с нее инициатив. Сначала думать, семь раз отмерять, внимательно слушать понимающих людей и так далее. Потом делать. Необдуманные поступки «от всего сердца» дороговато обходятся, и ладно бы ей самой. Елена жестом позвала Витору, чтобы помогла с Кадфалем. Горбун-костоправ тоже подобрался сбоку, очень похожий на краба. Он подсматривал и слушал с жадным вниманием человека, искренне увлеченного своим ремеслом и жаждущего новых знаний. Женщина ловила на себе удивленные взгляды новых членов компании, однако демонстративно игнорировала их, открыв медицинский сундучок. Оный требовал изрядного пополнения, что опять же намекало на необходимость идти в город.
Гамилла справится, подумала Елена. Умная, осторожная дворянка и боец. А я буду лечить людей. И учиться сама. Много, старательно учиться.
Так закончилась эпопея с защитой деревни под названием «Чернуха» — мимолетный эпизод, который не оставил сколь-нибудь значимый след в хрониках. Можно сказать, это был едва заметный мазок на огромном полотне смуты, что разворачивалась неторопливо, зато с размахом, в масштабе всего континента. Доселе города женщине счастья не приносили, каждая остановка плохо заканчивалась, однако Елена предполагала и надеялась, что тенденция, в конце концов, изменится.
Сомнительное кровопролитие в Чернухе — и спокойное пребывание за стенами Дре-Фейхана, где всех забот лишь делать грозную физиономию пред сумасбродными претензиями барона… как его там. Имя с фамилией женщина успела позабыть. Определенно, все участники этого кордебалета, старые и новые, заслужили отдых, покой и кусочек мирной жизни хотя бы на какое-то время.
Что ж, Елена ошибалась. И к счастью своему, она в самых смелых предположениях не смогла бы угадать — насколько.
* * *
Песня барона — Рёрик, «Вдоводелы»
Герб вольного города — герб немецкого Косфельда, только там бычья голова вместо свинячьей.
Эпилог
Эпилог
В торжественном зале, издавна именовавшемся «Галерея Славы», шумела толпа, многолюдное скопище дворян высшей пробы, а также самые нужные, самые доверенные сподвижники, которым дозволили присутствовать близ высокородных тел в исторический момент. Стены дворца были очень стары, они помнили Старую Империю, хаос, последовавший за ее падением, долгий, мучительный подъем к новому
