Питер Фехервари - Ксеноугроза: Омнибус

— Я выживу, предатель, — пообещала жрица. — И докажу, что ты ошибся.

Она плюнула Калавере в глаз и спрыгнула.

— Ты отвергаешь это? — давил Мордайн. — Или так стыдишься своего имени, что не признаешь его?

Узник не отвечал. По его лицу ничего нельзя было понять.

— Сознайся! — вскипел Ганиил, стараясь не допустить, чтобы отчаяние просочилось в его голос на этот раз. — Ты — о’Шова!

«Ты должен быть им, иначе всё это впустую».

— Ты…

— Да, — произнес чужак.

Дознаватель закрыл глаза и позволил пустоте вновь поглотить его.

Пустота

Посмотри в Пустоту и увидишь себя, смотрящего оттуда.

Во тьме звучали голоса, что рыскали в тишине подобно волкам и гнали Мордайна к пробуждению, хотя он чувствовал, что это не входит в намерения их обладателей.

— … а что с остальными солдатами гуэ’ла? — спросил один из них.

— Я позаботился обо всех, за исключением их капитана, — ответил гулкий шепот. — Он исчез из своего купе, когда я зачищал поезд.

— Ихо’нен, твой план пестрит ошибками, как речь аунов — ложью, — заметил первый голос.

— Такова природа вещей, — возразил шептун, названный Ихо’неном. — Изначальный Разрушитель портит все начинания возрастающим несовершенством. Следовательно, путник, предвидение является действенным, но капризным ремеслом.

— И всё же это избранное тобою ремесло, не так ли? — сухо указал путешественник.

— Как и твое, но нужно уметь приспосабливаться к переменчивым течениям Водоворота.

— Я охотник и потому считаю, что зверя, которого нельзя приручить, лучше прикончить.

— Так всегда поступали воины, — подтвердил Ихо’нен, — но ты должен стать чем-то большим, чем воин, если желаешь править судьбой.

— «Судьба» — оправдание для слабых, — заявил его собеседник. — Сильные творят собственные пути.

— На своем пути ты всё ещё можешь сотворить чудовище, Монт’шасаар.

— Это не мое имя, — холодно произнес путник.

— Ещё нет, и, возможно, никогда им не станет, — допустил второй голос, — но тень его следует за тобой с Артас Молоха, где ты поднял Клинок Зари.

— Клинок Зари — оружие, как и любое другое.

— Как никакое другое, — четко выговорил Ихо’нен.

— Значит, ты советуешь мне избавиться от меча? — вызывающе спросил первый.

— Нет, время для этого ушло, и ты обязан пожать посеянную тобой бурю.

— Так и должно быть, космодесантник.

«Космодесантник? — смутно подумал Мордайн. — Этот шепот? Калавера…»

Сваливаясь обратно во тьму, Ганиил ощутил, что один из присутствующих подходит к нему. На мгновение открыв глаза, дознаватель увидел, что ксенос-узник изучает его.

— Думаю, насчет него ты ошибся, Ихо’нен, — произнесло существо. — Он сломлен.

В вентиляционных шахтах стоял горький звериный смрад, но они предоставляли самый безопасный путь через тесную зону боевых действий в поезде, поэтому Арманд Узохи воспользовался ими без раздумий — как и другой хищник до него. Ивуджиец мог скрытно передвигаться по техническим каналам, даже когда Дедушка Смерть находился в опасной близости, как сейчас.

Лежа ничком над тюремным вагоном, капитан Акул задержал дыхание при виде одноглазого космодесантника, который выносил инквизитора из камеры чужака. Мордайн, безвольно обвисший в руках великана, напоминал мертвеца, и Узохи задумался, какие же мучения тот перенес на службе Отцу Терре. Мгновение спустя глаза Арманда расширились от ужаса, когда он заметил, что ксенос-узник покидает карцер и потягивается, словно хочет стряхнуть унижение плена.

Ужас обернулся яростью, стоило ивуджийцу вспомнить, как эти отродья постепенно уничтожили его роту: начали в улье, через организованный ими мятеж, и закончили внутри этой околдованной машины, затравив бойцов Узохи одного за другим. Он наблюдал сверху за тем, как Дедушка Смерть убил юного Мифунэ, сломав перепуганному мальчишке шею с безразличием, какое Арманд проявил бы к крысе. Капитан спасся лишь благодаря чутью, которое подсказало ему спрятаться перед тем, как началась бойня.

«Как встретила свою судьбу Ла-Маль-Кальфу? — виновато подумал Узохи, вспомнив перепалку со жрицей. — Я был слаб…»

Великан понес Мордайна в камеру, расположенную дальше по коридору, но чужак задержался у окна. На миг Арманд задумался, не проскользнуть ли ему за спину. Если вера и удача будут с ивуджийцем, возможно, удастся застать существо врасплох и сбежать до возвращения его союзника.

«Нет, — решил капитан, оценив ксеноса проницательным взглядом охотника. — Этого врасплох не застанешь».

У него будет только один шанс отомстить, поэтому нужно сделать всё как следует. Сейчас был неподходящий момент. Кроме того, терпение — главнейшая добродетель ловца, и добродетелью он искупит вину перед Адеолой Омазет. Позволив мышцам расслабиться, Узохи принялся ждать.

Ганиил подплыл к пробуждению, словно тонувший человек, который теперь выброшен на берег и не понимает, сумеет ли он отдышаться — вовремя ли океан избавился от него? Хотя мучительная боль в груди сменилась тупой ломотой, голова Мордайна распухла от скрытных, настойчивых голосов. Они шептали из глубокого теневого слоя памяти, призывая его принять убийственную, неопровержимую истину, и напоминали жужжащих мух, что слетелись на сны падальщика.

«Что со мной происходит?», — взмолился Ганиил, обращаясь к ним.

— Соберись с мыслями, дознаватель, — ответил иной, грубый шепот, оборвавший бормотание теней. — Твой узник ждет.

Открыв глаза, Мордайн увидел Калаверу, который стоял над ним, будто статуя, высеченная из камня.

«Он был тут всю ночь? — эта мысль внушила ему отвращение, но оно сменилось смятением, когда Ганиил осознал, где находится. — Почему я в камере?»

— Я переместил тебя в арестантский вагон для твоей же безопасности, дознаватель, — объяснил космодесантник. — Наши враги проникли на этот транспорт.

— Ивуджийцы…? — спросил Мордайн через пересохшие губы.

— К сожалению, перебиты, — ответил Калавера.

«Перебиты невидимыми врагами на скоростном поезде посреди глухомани? — безучастно подумал Ганиил, тяжело поднимаясь с койки. — Тебе даже наплевать, поверю я в это или нет».

— Я буду стоять на страже, — добавил великан. — Ты должен исполнить свой долг, дознаватель.

«Да, должен, — согласился Мордайн, — иначе голоса у меня в голове примутся орать. А я не желаю слышать, что они хотят мне сказать».

Набросив куртку на плечи, Ганиил заметил, что лазпистолет пропал.

Молодой часовой тоже пропал, и никто не сменил его у камеры заключенного. Дознаватель ничего на это не сказал, но понял, что остался наедине с врагами.

— Ты слабеешь, Ганиил Мордайн, — произнес чужак, увидев его в дверях. — Задавай вопросы, пока не испустил дух.

— И ты будешь отвечать честно, ксенос?

«В конце концов, что ты теряешь?»

Узник задумался над этим.

— Да, буду.

«Он признал свое имя, — вспомнил дознаватель, — но это ничего не значит. Нужно убедиться, что передо мной действительно он».

— Зоркий Взгляд, — пробормотал Ганиил, пробуя имя на вкус, как сделала бы лейтенант Омазет. — Что означает это прозвище, чужак?

— Для тау оно означает всё, — отозвался тот. — Родословную и септ, касту, чин и завоевания.

— Завоевания? Но ведь ими занимается исключительно каста огня?

— Ты неверно понимаешь суть завоеваний, гуэ’ла. Дипломат касты воды может заслужить имя Нежного Меча, если её лесть изящна, словно клинок; ремесленник касты земли…

— Я знаю принцип, — отрывисто перебил Мордайн, — но могу поспорить, что для тебя не все завоевания одинаковы.

— Те, что совершает каста огня, важнее прочих, — согласился ксенос, — ведь без нашей силы все остальные были бы просто пылью на ветру.

— И в честь какого завоевания ты назван Зорким Взглядом?

— Здесь воплощен первый и прекраснейший завет шас’ва, — черные глаза чужака блеснули ледяной гордостью. — Я знаю своего врага так же, как самого себя, и, на самом деле, лучше, поскольку враг мой — лишь блеклая тень меня. Я вижу, как видит он, думаю, как думает он, и реагирую на его действия ещё до того, как он замыслит их.

— Этим ты занимаешься и сейчас?

— Дознаватель, ты был бы глупцом, если бы считал иначе.

— Тогда скажи мне, ксенос, какое действие я совершу сейчас?

«Потому что, черт меня подери, сам я и понятия не имею…»

— Ты узнаешь, когда я буду ждать твоего прихода, гуэ’ла.

Так всё и началось.

Неизбежно у них зашла речь об Аркунашской войне, где Зоркий Взгляд прозорливо спланировал истребление орков — бе’гел, так он называл их — и тем заслужил свое прозвище. Ганиил ожидал гордых речей, но вместо этого тау помрачнел, вспоминая ту кампанию.